Директива Джэнсона - Ладлэм Роберт. Страница 19

Впоследствии Джэнсон лично отыскал молодого греческого офицера, у которого хватило смекалки и находчивости отказаться от правды – той, что судно было выбрано наугад, – и заменить ее правдоподобной ложью. Оказалось, что этот офицер, Тео Катсарис, обладает не только хладнокровной выдержкой, умом и храбростью; кроме того, он отличался недюжинной физической силой и получал высшие отметки во всех видах боевой учебы. Знакомясь с ним ближе, Джэнсон поражался его уникальности. В отличие от своих сослуживцев, Тео Катсарис был родом из зажиточной семьи; его отец, дипломат средней руки, в свое время занимал должность в греческом посольстве в Вашингтоне, и Катсарис два года учился в престижной школе Святого Олбана. Джэнсон уже готов был отмахнуться от молодого грека, как просто от еще одного любителя острых ощущений – и это отчасти было верно, – но Катсарис искренне горел желанием сделать мир, в котором жил, лучше.

Несколько дней спустя Джэнсон встретился в кафе со знакомым греческим генералом, выпускником американского военного колледжа в Карлайле, штат Пенсильвания. За коктейлем Джэнсон объяснил, что обнаружил в греческой армии молодого офицера, чей потенциал не может быть полностью раскрыт в вооруженных силах Греции. Он предложил взять Катсариса под свое крыло и лично следить за его подготовкой. В то время руководство Отдела консульских операций как раз начинало прислушиваться к требованиям «стратегического партнерства» – под этим подразумевались совместные операции с союзниками по НАТО. По мнению Джэнсона, от этого предлагаемого сотрудничества Кон-Оп получал в свое распоряжение талантливого сотрудника. Греция же в перспективе приобретала специалиста, способного передать навыки и опыт борьбы с терроризмом своим согражданам. Соглашение было заключено после третьего коктейля.

И вот сейчас, сидя в хвостовой части «БА-609», Джэнсон бросил на Катсариса стальной взгляд.

– Марина знает, куда ты отправился?

– Подробностей я ей не рассказал, а она не стала настаивать, – рассмеялся грек. – Успокойся, у Марины больше мужества, чем во всей 18-й дивизии греческой армии. И тебе это хорошо известно.

– Да, известно.

– Так что позволь мне самому принимать решения. К тому же, если эта операция действительно такая рискованная, разве ты смог бы со спокойной совестью предложить другому занять мое место?

Джэнсон молча покачал головой.

– Я тебе нужен, – сказал Катсарис.

– Я мог бы пригласить кого-то другого.

– Кого-то хуже.

– Не стану отрицать.

Они больше не улыбались.

– И мы оба понимаем, что значит для тебя эта операция. Я хочу сказать, сейчас ты не просто выполняешь задание по найму.

– Это я тоже не стану отрицать. От нашего успеха слишком многое зависит во всем мире.

– Я говорю о Поле Джэнсоне, а не о планете Земля. Сначала конкретные люди, потом отвлеченные понятия, хорошо? Об этом мы уже давно договорились. – Взгляд его карих глаз не дрогнул. – Я тебя не оставлю, – тихо закончил Катсарис.

Джэнсон поймал себя на том, что его неожиданно тронули эти простые слова.

– Лучше бы сказал мне что-нибудь такое, чего я еще не знаю, – попытался пошутить он.

По мере приближения «времени Ч» молчаливая напряженность нарастала. Были приняты все меры предосторожности. Самолет летел с погашенными огнями, и его черный матовый фюзеляж не отражал свет от внешнего источника. Катсарис и Джэнсон, устроившись у обильно смазанного машинным маслом хвостового люка, сделали с собой то же самое: избавились от всех светоотражающих предметов. При подлете к зоне сбрасывания они надели черные нейлоновые комбинезоны и выкрасили лица черной краской. Сделать так заранее было нельзя из-за опасности вызвать перегрев. Комбинезоны оттопыривались боевым снаряжением, уложенным в жилеты, но иного выхода не было.

Приближался момент первого невозможного события. Они с Катсарисом на двоих выполнили больше трех тысяч прыжков с парашютом. Но то, что требовалось совершить сегодня, выходило за рамки их предыдущего опыта.

Джэнсон обрадовался, когда его впервые осенила догадка, что единственным уязвимым местом крепости является верх – единственная возможность появиться никем не замеченным состоит в том, чтобы спуститься с ночного неба во внутренний двор. С другой стороны, осуществимо ли это, оставалось под большим вопросом.

Для того чтобы появиться незаметно, им предстояло бесшумно упасть на землю, пролетев по беззвездному, безлунному небу, которое должен был обеспечить сезон муссонов. Карта погоды, полученная со спутника, подтверждала, что в четыре часа утра, а также в течение последующего часа облачность над местом действия будет сплошной.

Но они живые люди, а не персонажи компьютерной игры. Для успешного выполнения операции им необходимо приземлиться с небывалой точностью. Что хуже, погода, обусловившая пелену туч, породила также непредсказуемые ветры – еще одного врага точности. В нормальной обстановке любого из этих соображений хватило бы Джэнсону, чтобы он отказался от своей затеи.

Это был во всех отношениях прыжок в неизвестность. Однако другого способа спасти Петера Новака не существовало.

Гонвана открыл люк на заранее условленной высоте: двадцать тысяч футов. На этой высоте воздух ледяной, градусов тридцать ниже нуля. Однако контакт с холодом окажется относительно коротким. Помогут очки, перчатки и шлемы строго по размеру головы, напоминающие шапочки пловцов, а также нейлоновые комбинезоны.

Была еще одна причина, по которой Джэнсон хотел совершить прыжок над водой, более чем в одной морской миле от Каменного дворца. Спустившись до небольших высот, надо будет избавиться от таких предметов, как выпускное кольцо парашюта и перчатки. И сделать это желательно так, чтобы эти предметы не свалились на головы охране дворца подобно предостерегающим листовкам.

Большая высота предоставит больше времени для маневра, позволит занять заданную позицию – или безнадежно отклониться от заданной позиции. Без практических тренировок определить, является ли принятое решение удачным, невозможно. Однако какое-то решение принять надо было, и Джэнсон его принял.

– Отлично, – сказал он, остановившись перед открытым люком. – Только помни, сейчас нам предстоят не совсем кошки-мышки. Придется сыграть во что-нибудь вроде догонялок.

– Так нечестно, – пожаловался Катсарис. – Ты всегда идешь первым.

– Сначала возраст, и лишь потом красота, – проворчал Джэнсон, спускаясь по алюминиевому трапу.

Затем он прыгнул в иссиня-черное небо.

Глава пятая

Попав в мощную турбулентную струю двигателей, разрываемую потоками ледяного воздуха, Джэнсон сразу же постарался принять правильное положение тела. Это называлось «свободным падением», однако он не чувствовал, что падает. Покорившись силе притяжения, Джэнсон ощущал себя застывшим на месте – совершенно неподвижным, отданным на растерзание свирепому, громко завывающему ветру. К тому же в данном случае свободное падение будет каким угодно, только не свободным. В четырех милях внизу вздымался волнами океан. Для того чтобы добиться движения по требуемой траектории, Джэнсону необходимо было тщательно рассчитывать каждую секунду своего полета. Если следующие две минуты пройдут не так, как запланировано, операция завершится, еще не успев начаться.

Но воздушные завихрения очень затрудняли контроль за падением.

Джэнсон словно наткнулся на воздушную подушку и тотчас же начал вращаться, сначала медленно, затем все быстрее и быстрее. Проклятье! У него закружилась голова, он стал терять ориентацию в пространстве. На такой высоте – смертельное сочетание.

Оказавшись лицом вниз, Джэнсон что есть силы выгнул спину дугой, широко раскидывая руки и ноги. Его тело прекратило вращаться, и головокружение отступило. Но сколько времени он потерял?

Человек при свободном падении развивает скорость около 110 миль в час. Стабилизировав свой полет, Джэнсон постарался как можно больше замедлить движение. Для этого он принял позу паука, раскинув руки в стороны и выгнув спину буквой С. Ледяной ветер, как будто взбешенный его сопротивлением, вырывал у него парашют и снаряжение, трепал одежду, забирался под очки и шлем. Пальцы рук, несмотря на теплые перчатки, онемели, словно под воздействием новокаина. Медленно, очень медленно Джэнсон поднес правую руку к лицу и всмотрелся сквозь очки в большой подсвеченный циферблат альтиметра и прибора Джи-Пи-Эс. [14]