Десятое Блаженство (СИ) - Большаков Валерий Петрович. Страница 33

Белград, Дединье

Сирены воздушной тревоги выли, не переставая, но их тоскливый надрыв странно успокаивал Гирина, даруя надежду.

На улицах стало безлюдно — опасность и страх, да сноровистые волонтеры увели толпы народа в убежища. Движение тоже замерло, лишь изредка шмыгали лихие такси или взревывали бронетранспортеры, качая рептильными передками.

— Вот и хорошо… — ронял Иван в напряге, выруливая. — Вот и славно…

Черная «Волга» гнала под сто тридцать, машину с визгом заносило на перекрестках, но атташе упрямо стискивал зубы. Он должен успеть! Должен! Иначе…

Гирин зарычал, отмахиваясь от гнусных мыслей. Милиционер в стального цвета пилотке да в смешных белых нарукавниках попытался было затормозить нарушителя, но вовремя разглядел дипломатические номера. И отдал честь промчавшемуся авто.

Выехав на широкий проспект, Иван рискнул глянуть в небо. В синеве шел бой — набрякшие бомбами «Торнадо» вяло увертывались от злющих «МиГов». С грохотом, по-над самыми крышами, пронесся редкий зверь — «Ягуар». Пара сброшенных бомб пролетела по дуге и вломилась в витрину трехэтажного дома. Что там за магазин был, Гирин не разглядел, выжимая акселератор.

Успел! Сдвоенным взрывом толкнуло твердь земную — первый этаж дома вспучился, выбрасывая клокочущий огонь, и стены, балконы, крыша с трубами — всё осело, размолачиваясь в прах. Пыль всклубилась, мешаясь с дымом.

Давешний «Ягуар» вернулся, перелетая улицу в обратном направлении, но что-то драной кошке поплохело — за истребителем-бомбардировщиком тянулся белесый шлейф парящего керосина. Полыхнуло…

— Ч-че-ерт… — заскулил Гирин, вжимая голову в плечи.

Чудилось, подбитый «Ягуар», кутавшийся в копотные полотнища огня, падает прямо на «Волгу»! И какой же он здоровенный…

Пронесло! Самолет грянулся сзади, закувыркался по проспекту, швыряясь скрученным металлом, полыхая и клубясь жирной гарью.

В открытое окно доносилось тяжкое буханье взрывов, надсадный стон форсажа. Мельком Иван приметил тоненькую фигурку на крутом изгибе крыши — парень или девушка мостили трубу ПЗРК на узком плече. Выхлоп! Ракетка, расправив стабилизаторы, скользнула к цели, факелом выписывая белесый прочерк.

«Близко уже… — успокаивал себя атташе. — Совсем близко…»

Под колеса лег асфальт престижного района Дединье, тихого местечка, застроенного виллами, да коттеджами. Нашествие и сюда дотянулось — пылала резиденция испанского посла. Пожар бушевал за останцами стен, сжирая все, что могло гореть.

Задыхаясь, Гирин высматривал «свой» особнячок. Как же Настенька радовалась этому, пусть временному, но дому! Как носилась, наводя уют — стелила ковры, вешала шторы… А Макс гордо заводил газонокосилку, и стриг густую траву за решетчатой оградой…

Сердце сжалось в томительном ужасе — крыши нет, и валит дым… Да нет же, нет! Это у соседей! А их самих вторую неделю нет дома — свалили, как только запахло боевыми действиями…

«Волга» резко затормозила у кованых ворот, и Гирин буквально катапультировался с места водителя. Толкнув вычурную калитку, пробежал меж пышных розовых кустов — и ворвался в холл.

— Настя! — заорал Иван. — Настенька! Макс!

А в ответ — тишина…

— Да что же это…

«Молчать! Не скулить!»

Глубоко дыша, успокаивая бухающее сердце, что гоняло горячую кровь, пенившуюся адреналином, атташе вытолкнул:

— Вот же ж дурак…

Сорвавшись с места, он кинулся во двор. С неба слетал треугольный «Мираж», у кромок его крыльев строчили авиапушки, но выстрелы гасли в турбореактивном реве. Зато часто лопались тридцатимиллиметровые снарядики, вскручивая вихорьки из песка и злаков.

— Вре-ешь… Не возьме-ешь…

Гирин ссыпался по ступенькам в подвал, рванул на себя тяжелую стальную дверь, пупырчатую из-за рядов заклепок, и юркнул внутрь, чуть дыша. Горячие осколки продолбили по створке, но это уже не имело значения.

Они были здесь.

— Ваня! — Настя бросилась навстречу капразу, почти касаясь растрепанными волосами низкого потолка. Обняла, запричитала: — Ванечка… Ванечка…

— Все нормально… — слабо выговорил Иван, чувствуя, как с души сливается жгучий свинец тревог.

— Папка! — заныл «Иваныч», цепляясь за отца сбоку.

— Всё хорошо…

Гирин даже не стал выговаривать Максиму, чтобы тот не хныкал, а просто притиснул сына за плечи.

— Ваня…

— Настенька…

— Папка…

Тот же день, позже

Над Ионическим морем

Сиденье оператора сдвигалось по рельсикам от борта к борту. Я подложил спасжилет, и кое-как устроился. Мы пересекли Иран, миновали невидимую границу Ирака. Внизу блеснула ленточка Евфрата. Скоро сходить…

И тут запищал интерком, или как эта штука у летунов называется… СПУ.

— Да, товарищ командир… Слушаюсь… Эй, оператор!

— Чего вам, мистер Коу? — отозвался я.

— Хех! Командир передал — посадка в Хмеймиме отменяется! Приказано облегчиться над Адриатикой!

— Авианосец потопить?

— Соображаешь! — поерзав, лысый поинтересовался: — А это правда, что у тебя… Ну, что ты «Б-52» завалил?

— Мы их вдвоем завалили, — проворчал я. — Проявили массовый героизм…

— Их? Там что, два бомбовоза было?

— Три, но один — это не мы.

— Здо-орово… Меня, кстати, Гошей кличут.

— А меня — Мишей.

«Пять часов — полет нормальный…»

* * *

Понятия не имею, что творилось в передней кабине, где и командир с помощником, и штурманы, и бортинженер. Это они связывались с «советским АВАКСом» — «Ильюшиным» А-100. Они наводили и запускали ракеты. Я только спиной ощущал легкие содрогания корпуса, когда Х-65 покидала барабан, как револьверная пуля убойного калибра.

«Эмэс» летел на высоте в двенадцать километров, и вся ракетная стая потихоньку обгоняла самолет, снижаясь. Противокорабелки понесутся над самой водой, прячась от радаров. Потом они снова наберут высоту, выискивая «заказанный» корабль. И найдут.

Не помню уже, что я спросил у Гоши, но только он меня поправил со сдержанным превосходством военного:

— Не «икс», и не «экс», а «ха»! По-русски, а не по-ихнему. «Ха-шестьдесят пять»! Долбанет так, что мало не покажется…

Мы выпустили ракеты над Ионическим морем, и развернулись на север. Пролетев над Албанией, получили приятную весточку: четыре «шестьдесят пятых», которые «ха», вошли в борт авианосцу «Фош», вздыбив палубу и снеся «остров». Пятую ракетку французы доконали-таки, зато шестая пробила по эсминцу «Курбэ».

— Нормально! — заценил я.

— Не совсем… — буркнул Гоша, и забубнил, чуть ли не глодая усик микрофона: — Товарищ командир! Вижу четыре штурмовика «Супер-Этандар»! Предполагаю, с «Фоша». Заходят нам в хвост! Да… Да… Есть!

КОУ возбужденно защелкал тумблерами.

— Тяжело в учении, легко в бою… — бормотал он, ворочая кормовую турель, и пробуждая к жизни еще две задних спарки — верхнюю и нижнюю.

— А мне что делать? — поинтересовался я.

— Наблюдай, — буркнул Гоша. — Потом опишешь мои подвиги в газете «Красная звезда»… Может, и мне медаль дадут… Посмертно! Хо-хо…

«Супер-Этандары» подлетали издалека, и напали первыми — выпустили ракеты «воздух-воздух».

— «Мажики»! — рявкнул КОУ. — Вот же ж, гадство…

Один «Мажик» угодил в правый двигатель, второй — в левый. «Стратег» вздрогнул, кренясь то в одну, то в другую сторону.

Загрохотала кормовая спарка, развернулась нижняя — я четко видел трассеры, выпущенные из-под фюзеляжа. Крайний французский штурмовик вспух огненным облачком, и рассеялся запчастями.

— Есть!

По корпусу прошел резкий стук — заработала верхняя турель. Еще один «Супер-Этандар» закувыркался вниз. А потом с грохотом вышибло лист остекления гермокабины, расколотый мелкокалиберными снарядами, и воздух с ревом улетучился.

— Маску… — прохрипел Гоша. — Кислородную… Миша!