Десятое Блаженство (СИ) - Большаков Валерий Петрович. Страница 47

Тревожная краснота угасла, зажегся умиротворенный зеленый свет. Обернувшись к Наташе, я успокаивающе улыбнулся, и перешагнул высокий, отполированный подошвами комингс.

Под ногами чуть слышно взвизгнула рубчатая резина, дверь с грубым шелестом замкнулась, и накатило басистое гудение. Стою под проливным тахионным «дождем» — в кончиках пальцев покалывает…

Разжижая мрак, вспыхнуло электронное табло: «Закройте глаза!» Послушно сожмуриваюсь…

Инверсная вспышка шарахнула киношным спецэффектом, пробиваясь сквозь веки дрожащим сполохом, и погасла. Я раскрыл глаза, слезливо моргая. Переместился…

Створки бесшумно раздвинулись, выпуская меня в громадный Зал Ожидания. Несколько пультов терялись в его гулкой пустоте, а на фоне больших экранов копошился высокий, сухощавый человек в безукоризненно белом комбинезоне. Утопив последнюю клавишу, он обернулся, подпуская к губам хитрую усмешечку.

— Я вас приветствую! — его рука метнулась к виску, чтобы отдать честь, но главный диспетчер скомкал движение, и смущенно улыбнулся: — Извините, привычка! Евгений Савин, — представился он, — просто Евгений. Сегодня я на дежурстве… Минуточку!

Низкий перегуд за моей спиной усилился, и грань миров переступила, щурясь, Наташа.

— Приветствую! — церемонно поклонился Савин, но не сдержал природного оптимизма. — Я здесь и сервис-инженер, и пограничник, и всё сразу! Наталья Мстиславовна Ивернева? — в его голосе зазвучали официальные нотки.

— Да, это я! — поспешно отозвалась Талия.

— Михаил Петрович Гарин?

— Да, — чопорно поклонился я.

— Ваши паспорта, пожалуйста.

Единым движением мы с Натой протянули наши серпастые-молоткастые.

— Ага… Распишитесь вот здесь… И здесь. Спасибо. Ваши паспорта получите перед обратным переходом. На территории СССР… — главный диспетчер чуть сбился с уверенного тона. — На территории нашего… э-э… тутошнего СССР будете пользоваться вот этими документами.

Он выдал нам зеленые книжицы с черными прорисями советского герба.

— Тут ваши фото и все паспортные данные, только прописка фальшивая. Но милиция не прикопается! К-хм… Так… Сколько у вас наличных к обмену?

— А сколько можно? — встрепенулась Наташа. — Нам нужно слетать в Новокузнецк и обратно, плюс проезд в Шерегеш, плюс то, сё…

— Ну, если считать и то, и сё, — ухмыльнулся Евгений, — то тыщи на двоих хватит за глаза!

Кивнув, я отсчитал пятнадцать новеньких, хрустящих сотенных, и Савин разменял их по курсу — мне достались почти две с половиной тысячи местных рублей вполне узнаваемого рисунка и колера.

— Ну-у… — главный диспетчер развел руками. — Всё, наверное! Билеты на рейс вам заказаны, получите их в кассе аэропорта Шереметьево по предъявлению паспорта… Да, чуть не забыл! Вот ваши пропуска — зона тут режимная, сами понимаете… И — добро пожаловать!

Орехов мало изменился с тех пор, как моя команда едва не штурмовала здешнюю «режимную зону». Разве что Спецблок превратился в окраину научного городка — колючая проволока убрана, контрольно-следовая полоса засажена травкой, сливаясь с прочими газонами…

А, нет — вон там, где раньше темнела пильчатая линия ельника… Впрочем, она и нынче темнеет, только над колючими верхушками елей выросли стеклянные этажи.

— Это, как наше Щелково-сорок? — шепнула Наташа.

— Угу, — кивнул я. — Называется Орехов, и без цифр.

Видимо, ЦУ с самых высот были даны ясные, и нижестоящие изрядно подсуетились. По крайней мере, ждать автобуса нам не пришлось — до аэропорта нас подбросили на здешней «Волге» знакомого светло-оливкового цвета, только без шашечек.

Талия жадно рассматривала полузнакомый мир «Беты», радуясь сходству и дивясь разнице. Отличия не слишком бросались в глаза, но они были. Начиная уже с поведения людей — советский народ в своей бета-версии выглядел гораздо более дисциплинированным и целеустремленным. На автобусных остановках вьются змейки очередей, пионеры в красных галстуках шагают дружно в ряд…

А Наташка больше отмечала модные тренды. Проезжая через подмосковные городки, мы видели толпы людей, одетых опрятно, но не сказать, что нарядно. Порой возникало ощущение, что нам крутят цветную кинохронику из нашего недавнего прошлого.

Всё же в «Альфе» куда больше свободы. У нас, как и здесь, всё еще действуют ОВИРы, но «невозвращенцы» почти что перевелись — многие тысячи спецов из Союза работали и продолжают трудиться в Праге, в Берлине, в Будапеште, во множестве градов и весей СЭВ, и это подействовало, как прививка от тяги в капстраны. Да и «профбоссам» ВЦСПС надо спасибо сказать. Когда победителя социалистического соревнования или ударника коммунистического труда награждают не почетной грамотой, а путевкой на Мальдивы, то понятие «Родина» оценивается иначе — выше. И наш слесарь Петров или доярка Иванова со спокойным достоинством раскрывают «краснокожую паспортину» где-нибудь в аэропорту Бангкока или Акапулько.

Правда, в супермаркетах на Западе ассортимент пошире, чем в советских «Универсамах» и «Гастрономах», но я сам не раз слышал, как туристы из СССР хвалились: «Зато у нас всё натуральное!»

А дефицит… Политбюро пообещало, что в XV пятилетке он останется лишь в миниатюре Аркадия Райкина.

Свернув к Шереметьево, водитель «Волги» высадил нас, молча кивнув на прощанье. Еще одна примета — знаменитая советская сдержанность, «за бугром» принимаемая за суровость и угрюмость. А как нам брать пример с американцев, и фальшиво улыбаться, если мы с утра до вечера хлещем водку, гоняем медведей по улицам, да тренькаем на балалайках?

— Пошли, Наташка, — приобнял я спутницу, — предъявим паспорта!

— Что, тянет? — ласково шепнула Талия.

— Сильно-пресильно, — вздохнул я, печалясь.

— И меня… Пошли-пошли!

Билеты нам выдали без очереди и без лишних разговоров. Взявшись за руки, мы с Наташей прошли на регистрацию, а потом хорошо посидели в кафешке. Полтора часа спустя «Ил-62» унес нас к аэропорту «Спиченково».

Тот же день, позже

«Дельта»

КША, около границы штатов Вирджиния и Нью-Оранж

Трансконтинентальная магистраль связала Лос-Анджелес с Ричмондом, столицей Конфедеративных Штатов Америки, всего через пару лет после победы в Гражданской войне.

В те далекие времена десятки обсерваторий, от Гавайев до Пуэрто-Рико, и от Мехико до Виннипега, днем и ночью следили за Кольцом, предупреждая о метеоритных дождях.

Фермеров, рудокопов, нефтяников — всех тех, кому выпало работать вне городских куполов, предупреждали по телеграфу или высылали сводки курьерами. Работяги с тревогой поглядывали на небо, прочерченное колоссальной белой дугой, и задолго до обещанного срока прятались в укрытия.

С тех времен Кольцо подуспокоилось. «Расчесанное» на сотни тонких полос и щелей, оно кружило над головой, пугая все меньше. Мелкие метеориты никого особо не страшили, а болиды залетали не часто.

Правда, особо нудные аннулологи вели пугающие разговоры о временном затишье, наподобие античного Тихого Неба.

Фараоны в «Дельте», вроде Снофру, Хеопса или Хефрена, прославились тем, что строили колоссальные подземные убежища, громоздя тысячи пузатых колонн, перекрывая их многотонными плитами.

А вот древние греки «вышли на свет», отринув пещеры и дольмены, начали строить прямо на поверхности земли. Хоть и громоздя мощные колоннады, но пронизанные солнцем, продуваемые ветром.

Римляне пошли еще дальше, возводя огромные купола из бетона — термы Каракаллы под смежными сводами стоят до сих пор, привлекая туристов из Российского Союза, Конфедерации или Объединенных Халифатов. Как говаривал здешний Ле Корбюзье: «Дом — это машина для жилья, а не танк!»

Вот и американские зодчие ХХ века до того осмелели, что на Крайнем Севере, в Торонто и Монреале, возводили дома вне городских укрытий. Так уж вышло — штаты Квебек, Онтарио, Саскачеван или Манитоба граничили с ледником, а в тех гиблых местах «небесные камни» падали редко.