Дорога в Гандольфо - Ладлэм Роберт. Страница 9

Папочка знал достаточно много людей в Вашингтоне, и Регина, используя таланты Хаукинза и неофициальные каналы, намеревалась стать генеральшей уже через полгода, в худшем случае – через год после свадьбы.

Жить им предстояло в Вашингтоне или в Ньюпорт-Ньюс, в Нью-Йорке или на так ею любимых Гавайях. Со слугами в униформах, танцами, а потом – и с еще более многочисленной, чем прежде, прислугой и…

Однако Хаукинз оказался не так прост, и папочка не знал, где найти таких людей, которые могли бы обуздать строптивого офицера с его эксцентричным поведением. Сам же Хаукинз совсем не желал шаркать ни по нью-портским, ни по нью-йоркским гостиным. Он хотел служить в армии. К тому же в связи с этим конгрессом даже было принято специальное решение. А в подобных просьбах так просто не отказывают. И Регина внезапно для себя оказалась в каком-то второразрядном военном лагере, где ее муж яростно обучал совершенно равнодушных к военному делу новобранцев, готовя их к войне, которой не было. И Регина решила расстаться с попавшей в ее сети дичью. Папочка устроил это с легкостью, обычной для человека, у которого много хороших знакомых. И когда Хаукинза перевели в Западную Германию, доктора вдруг заявили, что его жене крайне противопоказан европейский климат. Огромное расстояние, пролегшее между супругами, естественным образом способствовало тому, что их брак распался спокойно сам собой.

И теперь, почти тридцать лет спустя, Регина Соммервил Хаукинз Кларк Мэдисон Гринберг вместе со своим четвертым мужем кинопродюсером Эммануэлем Гринбергом проживала в Тарзане, пригороде Лос-Анджелеса. Два часа тому назад она сказала по телефону Сэму Дивероу:

– Так вы, дорогой мой, хотите поговорить о Маке? Тогда я соберу всех девочек. Обычно мы встречаемся по вторникам… Вот только какое это будет число?

Сэм записал, как ему добраться до Тарзаны. И теперь мчался на специально нанятой для этого машине к жилищу Регины. Слушая по радио мелодию «Темных вод», он подумал о том, что она весьма ко времени.

Выехав на дорогу, ведущую к обиталищу Гринбергов, он направился прямо по ней в полной уверенности, что холм, на который взобралась машина, – последний на его пути. Железные ворота, находившиеся на приличном расстоянии от дома, сами открылись при его приближении.

Он припарковал свой автомобиль рядом с четырехместным гаражом, где на ровной асфальтовой поверхности стояли два «Кадиллака», серебряный «Роллс-Ройс» и чуть подальше – «Масерати». Два шофера в униформе, прислонившись к «Роллс-Ройсу», лениво разговаривали о чем-то. Сэм с кейсом в руке вылез из машины и закрыл дверцу.

– Я маклер миссис Гринберг, – представился он.

– Тогда вы попали по адресу, – засмеялся более молодой.

– Я дойду по этой тропинке до дома? – кивнул Сэм в сторону дорожки, ведущей к флагштоку и далее терявшейся в невысоких зарослях калифорнийского папоротника, соседствовавшего с миниатюрными апельсиновыми деревьями.

– Да, сэр, – ответил более пожилой почтительным тоном, как бы стараясь смягчить фамильярность своего приятеля. – Идите направо, и вы увидите его.

Сэм направился в указанном направлении и вскоре очутился у входа в особняк. Никогда еще в жизни своей он не видел розовой двери, но коли уж суждено лицезреть таковую, то, знал он, случиться это должно было именно в Южной Калифорнии. Надавив на кнопку звонка, он услышал, как тот исполнил мелодию «Истории любви», и тут же подумал, а знает ли Регина, чем кончаются все подобные истории?

Но вот дверь открылась, и взору Сэма предстала хозяйка дома в плотно облегавшей ее фигуру полупрозрачной рубашке и столь же плотно обтягивавших бедра шортах. Но особенно поразила его огромная грудь, вызывающе выступавшая вперед.

Несмотря на свои сорок с лишним лет, Регина, темноволосая, загорелая и красивая, держалась с самоуверенностью, свойственной юности.

– Вы и есть тот самый майор? – спросила она, растягивая «а», как это было характерно для той местности, где она родилась.

– Да, я и есть тот самый майор – Сэм Дивероу, – подтвердил Сэм.

Ответ прозвучал несколько глуповато, но у Сэма на то имелась весьма уважительная причина: все его внимание было приковано к дерзко бросавшей вызов груди хозяйки дома.

– Прошу вас, майор! – проговорила Регина. – Вы, видно, полагаете, что мы относимся к военной форме с некоторым предубеждением?

– Да, что-то вроде того, миссис! – с дурацким видом улыбнулся Дивероу, с трудом оторвав взгляд от груди, и перешагнул через порог.

Прихожая была небольшой, и сразу же за ней располагалась чуть ниже просторная гостиная с задней стеной из стекла. А еще далее просматривался бассейн в форме почки, окруженный выложенной итальянской плиткой террасой, через украшенную орнаментом железную ограду которой была видна простиравшаяся за ней долина.

Но все это Сэм заметил только спустя четверть минуты, ушедшую у него на созерцание еще трех пар грудей. Каждая из них была по-своему хороша, и их можно было бы выстроить в следующий последовательный ряд: полные и круглые, узкие и острые и, наконец, ниспадающие и тяжелые. Принадлежали они соответственно Мэдж, Лилиан и Энни.

Хозяйка дома быстро и непринужденно представила Сэма «девочкам». И тот непроизвольно связал груди – то есть «девочек» – с покоившимися в его кейсе документами:

Лилиан – с № 3: Пало-Альто, штат Калифорния;

Мэдж – с № 2: Такехоу, штат Нью-Йорк;

Энни – с № 4: Детройт, штат Мичиган.

Жизненный путь прелестных дам, как видно из этого, пересекал всю Америку. Регина, или Джинни, была, несомненно, самой старшей, судя не столько по ее внешности, сколько по авторитету, коим пользовалась у своих подруг. Говоря по правде, все «девочки» находились в неопределенном возрасте между тридцатью пятью и сорока годами, то есть в том коротком временном отрезке, который так успешно завуалировался Калифорнией. Каждая из них была по-своему привлекательна и производила впечатление. Одеты они были в южнокалифорнийском сексуальном стиле, якобы непреднамеренном, но тем не менее весьма эффектном.

Маккензи Хаукинз был мужчиной, чьим вкусам и возможностям можно только позавидовать.

С этикетом было покончено быстро и непринужденно. Сэму предложили выпить, от чего он, находясь в такой компании, не посмел отказаться. Уселся он в глубокое кресло в форме мешка с фасолью, из которого не так-то просто встать. Поставил чемоданчик на пол рядом с собой и тут же сообразил, что если бы обстоятельства потребовали дотянуться до кейса, поднять его и, положив на колени, открыть, то он бы с этим не справился, поскольку такое под силу лишь гуттаперчевому человеку. И Сэм понадеялся, что ни в чем подобном не будет необходимости.

– Итак, – усмехнулась Регина Гринберг, – гарем Хаукинза в сборе. Интересно бы узнать, что понадобилось от него Пентагону? Каких-нибудь свидетельских показаний?

– Одно из них мы могли бы дать сразу же! – быстро сказала Лилиан.

– И даже с энтузиазмом! – добавила Мэдж.

Энни ограничилась многозначительным «о-о».

– Не сомневаюсь, – промолвил, запинаясь, Сэм. – Способности генерала велики. Но, если по правде, я не ожидал встретить вас всех вместе.

– Да у нас самая обыкновенная сестринская община, майор, – произнесла сидевшая рядом с Сэмом Мэдж – «полные и круглые» – и дотронулась до его руки. – Джинни уже говорила вам об этом. Ну а Хаукинз…

– Да-да, я понял, – мягко перебивая женщину, поспешил заметить Дивероу.

– Беседуя с одной из нас о Маке, вы говорили со всеми нами, – пояснила своим сладкозвучным голосом сидевшая напротив Сэма Лилиан, обладательница узких и острых грудей.

– Именно так, – тут же отозвалась стоявшая в несколько воинственной позе у стеклянной стены, отделявшей комнату от бассейна, Энни, которую Сэм окрестил про себя как «ниспадающие и тяжелые».

– А если у нас возникнут разногласия, – снова усмехнулась Джинни, сидевшая на покрытой шкурой ягуара софе, справа от Сэма, – то я возьму на себя роль председателя собрания! По праву старшинства во всех, так сказать, отношениях.