Толстой (СИ) - Гуцол Юлия Валерьевна. Страница 6

Мы не заканчиваем рассказ о графе Николае Ильиче Толстом, а плавно переходим к следующему этапу жизни Льва Толстого и его главной героине. Вы же помните, что дела Николая серьезно расстроены, но есть еще шанс все поправить…

Матери своей я совершенно не помню

Он знал о ней все и не знал ничего. Он никогда ее не видел, но собирал любые сведения, читал ее письма, дневники, чудом уцелевшие в архиве семьи, она всегда находилась рядом с ним и меняла его жизнь. Она была его ангелом.

Да, речь идет о матери Льва Толстого, графине Марии Николаевне Толстой. Мы уже знаем, что Мария принадлежала по рождению к знатнейшему из российских родов, отцом ее был Николай Сергеевич Волконский, а матерью – Екатерина Дмитриевна Трубецкая. Николай Волконский обустроил Ясную Поляну – имение жены, доставшееся ей в приданое, и с нетерпением ожидал рождения наследника, чтобы передать ему фамилию, герб и состояние. Но 10 ноября 1790 года у четы Волконских родилась девочка. А через два года молодая мать, Екатерина Дмитриевна, внезапно скончалась от горячки и оставила мужа одного с маленькой дочерью. Князь не чаял души в малышке, но спустя время был вынужден оставить ее в семье брата скончавшейся жены, потому что самого Николая Сергеевича отправили на службу военным губернатором в Архангельск. К счастью, этот период был недолгим, и в 1799 он вышел в отставку в чине генерала от инфантерии. Волконский поспешил забрать дочь и уехал с нею в Ясную Поляну, где и занялся ее воспитанием.

С ранних лет Мария отличалась от сверстниц и обладала незаурядным умом. Отец приложил большие усилия, чтобы дать ей всестороннее образование. Девочку обучали языкам, музыке, русской словесности, истории искусств. Кроме того, в программу занятий были включены математика, логика, география, физика, история и естественные науки. Успехи не заставили себя долго ждать. Княжна говорила на четырех языках, в том числе на итальянском, читала лечебники на латыни, сочиняла стихи и писала прозу, прекрасно исполняла сложнейшие пьесы на клавикордах и арфе. Вела дневники, в которых много размышляла и оценивала собственные мысли, чувства, поступки, разбирала заинтересовавшие ее книги и журнальные статьи. Ее записи существенно отличались от записей ровесниц, которые грезили кавалерами и балами. Чтобы еще яснее представить неординарность Марии Николаевны, достаточно узнать про совершаемые ею экскурсии по Петербургу. Она не довольствовалась осмотром достопримечательностей. Само собой, она посещала картинную галерею Эрмитажа, смотрела театральные постановки Корнеля и Бомарше, но главное – с интересом ходила в литейную мастерскую, на фарфоровый завод, на ткацкую и шпалерную фабрики. Согласитесь, что визиты для светской девушки несколько необычные.

Девушкой она слыла неординарной, но холодной и некрасивой. От своего отца она унаследовала гордость, аристократизм, утонченность, а благодаря его властному характеру Мария научилась скрывать свои чувства от посторонних, потому казалась замкнутой и надменной. На самом деле княжна имела ранимую душу и большое сердце, неравнодушное к страданиям других, кроме того, была скромна и требовательна к себе. Эти черты передала ей рано покинувшая ее мать. К великому сожалению, молодые люди оценивали ее поверхностно, по внешнему впечатлению, да и князь Волконский не способствовал общению дочери с потенциальными женихами. Он отпугивал их резкой манерой разговора и острым проницательным взглядом.

Единственным, кто избежал подобной участи, оказался один из сыновей князя Сергея Голицына. Будучи уже в преклонных годах, представители двух именитых родов подружились и решили скрепить свое знакомство помолвкой наследников. К несчастью, не успели они обменяться семейными портретами, как до Марии Николаевны дошла страшная новость – ее жених скончался от тифозной горячки.

После тяжелого потрясения она решила, что отныне единственный родной мужчина для нее – отец. Она понимала, что останется старой девой, и училась жить в таком качестве. Князь выписал ей двух компаньонок, с которыми она хорошо ладила. Но иногда чувства прорывались и она, погружаясь в меланхолию и думая о смерти, не замечала окружающих и замыкалась в себе. «Пойду в какой-нибудь монастырь и стану там молиться. Потом, прежде чем привыкну и привяжусь к нему, пойду дальше. Стану идти до тех пор, пока ноги будут меня слушаться, потом прилягу, умру и окажусь у врат, за которыми нет ни грусти, ни слез…» Николай Сергеевич, прочтя сии мысли, очень сердился на дочь, даже забрал у нее дневники и спрятал в свое бюро, и не разговаривал с нею две недели. Княжна с отчаяния хотела выпить снотворных лекарств, но задуманное осуществить не успела…

3 февраля 1821 года ее самый родной человек, всесильный и грозный батюшка скоропостижно скончался. Она осталась совсем одна. Все сразу рухнуло. Не стало того, о ком нужно было заботиться, кому она могла пожертвовать жизнь, с кем можно было спорить и потом просить прощения. Ее окружила пустота, поглотило ощущение собственной ненужности. А нужно было принимать на себя все тяготы управления громадным состоянием. Видимо, для того, чтобы хоть как-то преодолеть горе, почувствовать себя нужной, она совершает странный для светского общества шаг – часть своего состояния отдает одной из компаньонок и устраивает ее свадьбу со своим кузеном, Мишелем Волконским. Она с радостью участвует в организации свадебных приготовлений, не замечая осуждений и обсуждений на свой счет в высших кругах. Скандальные слухи распространяются со скоростью света: «Княжна, дочь покойного Николая Сергеевича, довольно некрасивая девица, с густыми бровями, потеряв надежду насладиться семейным счастьем, отдала часть своей собственности англичанке, которая у нее живет…».

Родные и знакомые боялись, что Мария Волконская пустит себя по миру, или отпишет свое наследство неизвестно кому, или тронется умом. Поэтому все дружно решили, что единственно правильным будет выдать ее замуж, хотя здесь были свои сложности – больно неказиста, да и возраст немалый. Однако охотников до богатого приданого всегда предостаточно. Вот обедневший граф Николай Ильич Толстой, чем он не жених?

На этом пока остановимся и узнаем, что думал о матери Лев Николаевич Толстой. Он долгое время изучал все, что было связано с матерью, пытался восстановить ее облик, ее душевные качества. Он много раз перечитывал многотомный педагогический дневник Марии Николаевны, который она вела о детях. Толстой восхищался тем, как она чувствовала их детские души, как старалась развивать все хорошее, что в них было, как сильно она их любила, несмотря на слабости и недостатки. Все это потом он перенесет в трилогию «Детство», «Отрочество», «Юность», описав ощущение необыкновенного счастья вкупе с щемящим предчувствием тревоги.

Всю жизнь Лев Толстой относился к матери с непередаваемым трепетом и священным поклонением. Она была идеалом, ангелом, богочеловеком. Их духовная связь никогда не прерывалась. Именно ее влияние заставляло Льва Николаевича искать ответы на вопросы о смысле жизни, вере, об окружающем мире и духовных вещах, не останавливаться на достигнутом и стремиться к Богу. Молитва, обращенная к матери, помогала ему в противостоянии соблазнам. Ее образ освещал жизненный путь великого писателя.

В каждой любимой женщине он пытался найти ее черты, ориентируясь на внутреннее сходство. Но соперничать с совершенством невозможно, поэтому ни одна женщина не могла достичь таких же высот. Великий писатель воплотил облик своего идеала в трогательном образе княжны Марьи Болконской и отчасти в образе Наташи Ростовой, когда она в конце романа «Война и мир» стала счастливой молодой мамой. В произведении «Детство», в одной из его глав, он скажет: «Если бы в тяжелые минуты я хоть мельком мог увидеть эту улыбку, я бы никогда не знал, что такое горе!». В этих словах отражена вся суть чувств, испытываемых Толстым на протяжении всей жизни.