Мачты и трюмы Российского флота - Фурса Пётр Иосифович. Страница 20

Механика работы органов обеспечения слегка затронута при описании подготовки первой экспедиции Невельского на Камчатку. Но ведь тогда снабжали корабли несознательные царские чиновники и бюрократы. Они подсовывали испорченное сукно и тухлую рыбу уходящему капитану, загребая при этом значительные суммы в свой частный карман. В наше время частный карман превратился в личный, не позволяющий редискам от снабжения эксплуатировать чужой труд посредством вложенного в карман капитала. Естественно, это условие заставляет любого снабженца вставать на трибуну и громогласно заверять всех в своих самых чистых намерениях, преданности делу партии и советского правительства, заботясь лишь о том, что нужды и запросы военнослужащих – единственное, о чем думает оратор. Обедать они ходят только в кают-компанию, в каюте в холодильнике стоит только вода, и даже форма одежды у них изношена несколько больше, чем у механиков. Весь облик ПКСа должен свидетельствовать о неподкупности, честности и кристальной чистоте. Крейсерный снабженец в лице товарища третьего ранга Крепкого чувствовал себя мужественным, так как на горизонте контроля за его деятельностью было безоблачно. Комиссия народного контроля, состоящая из политработников, абсолютно незнакомых с организацией бухгалтерского учета, и артиллеристов, которым совершенно безразличен тот же учет “за хобот взять не могла”. Медицинская служба (в функции которой входит контроль за снабжением), возглавляемая Божковым, старательно пережевывающим колбаску, хлопот снабженцам не приносила. Поэтому я товарищем третьего ранга был воспринят довольно холодно: кто ты такой? Хотелось спросить в ответ, но, находясь в разных весовых категориях по званию, вопрос пришлось отставить.

– Товарищ ... третьего ранга! Проверка организации хранения продовольствия на корабле показала, что в провизионках грязь, продовольствие навалено в беспорядке, температурный режим не выдерживается, выдача продуктов на камбуз проводится без веса, на глаз, и даже имеются испорченные продукты, выдачу которых для питания я запрещаю. Мяса – 156 кг, масла – ровно сотня. Результаты проверки будут доложены командиру. Пробы испорченных продуктов отправлены в санитарно-эпидемиологический отряд на проверку.

Это было нарушением конвенции. Лейтенант, две недели находящийся на корабле?.. Да кто ты такой?..

– Послушай, лейтенант, прежде чем совать нос туда, куда тебя не просят, уясни несколько простых истин. Я служу на кораблях уже 17 лет и авторитет мой известен. Ты – лошадка еще темная. Флотская субординация не позволит тебе прыгнуть через голову твоего начальника. Контролирует он меня лично. Если хочешь спокойно жить, доложи все своему шефу и будь здоров. Остальному тебя научит служба. Все. Я занят!

Это была угроза, выраженная в снисходительно-ласковой поучительной манере. Затем последовал пинок (“Я занят!) в зад. Любое препятствие действовало на меня, как красная тряпка. Сразу же захотелось поднять обидчика на рога (начитался на свою голову сказок о мушкетерах!). Напоминание снабженца о том, что на службе надо докладывать по команде, потащило меня прямо в каюту командира корабля, минуя начмеда.

Командир, выслушав страстный монолог, обличительную речь, лекцию, теорию, выводы... Выслушал спокойно, даже, как мне показалось, безразлично.

– Из всего вами произнесенного я понял только одно: за дело вы болеете. Это хорошо. Те изменения, которые происходят в медицинской службе, рождают надежду, что вы сумеете переломить существующий там застой. Но как человек военный, Вы должны научиться выражать свои мысли кратко, точно и совершенно спокойно. Вы даете мне информацию. Теперь я должен ее обработать, определить виновных, степень их вины и меру наказания, а также должен продумать, что нужно предпринять для наведения порядка. На это у меня уйдет масса времени. Теперь представьте себе, что все офицеры корабля будут приходить и пытаться решать вопросы вашим методом. Времени на решение даже одной десятой их у меня не будет. Поэтому вы должны свои предложения и выводы доложить непосредственному начальнику. Он, внеся коррективы, доложит старшему помощнику. Ко мне же итоги вашей работы должны дойти лишь в форме отпечатанного проекта приказа, который я подпишу или не подпишу. Приказ должен быть четко продуман и юридически обоснован. Иначе он может быть отменен прокурором или старшим начальником. Ваши бурные эмоции доказательной силы не имеют. Я обещал вам поддержку. Помню. Вопрос беру на контроль лично. Ваша задача – результаты проверки оформить актом, провести административное расследование случаев порчи продовольствия, приложить к нему заключение санэпидеморгана и, наконец, написать проект приказа. Учитесь работать. Действуйте!

– Разрешите идти?

– Идите.

Розовая попка новорожденного правдоискателя была высечена крапивой. Игнорировать рекомендации старших, даже если они на первый взгляд не верны, не следовало. Урок получен. Вежливый, но ощутимо-болезненный.

Через два дня проект приказа был готов. В нем вменялось в обязанности товарищу третьего ранга возместить ущерб государству в размере стоимости испорченного продовольствия, начпрод предупреждался “о неполном служебном соответствии”, баталеру продовольственному (кладовщику) предоставлялась возможность отдохнуть от родного крейсера на гарнизонной гауптической вахте. Приказ командиром был подписан.

– Лейтенант кусается. Больно. Нужно немедленно дать ему почувствовать... Обломать зубы... – к такому выводу пришел товарищ Крепкий и довел его до сведения командиров боевых частей. Однако при встрече начал здороваться за руку, интересоваться здоровьем и последними достижениями медицинской науки. Указания “борзого” докторенка (флотск.) личный состав службы снабжения игнорировать больше не рисковал.

Начальник медицинской службы вызвал меня к себе часа в двадцать три. Прошлепав губами, набираясь храбрости, наконец, провозгласил:

– Помощник на вас обижен. До приказа дело доводить не нужно. Вы обидели хорошего человека. Ах, ах! У него много влиятельных друзей. И в управлении кадров. Ах, ах! А если мне... а если меня... Ах, ах! Вот вам зачетный лист на допуск к самостоятельному управлению медицинской службой. Через две недели вы должны получить все зачеты.

– Но Устав отводит на это месяц!

– А вы уже две недели на корабле. Ах,ах!

– Ясно. Мне все ясно. В вашем присутствии ставлю дату получения зачетного листа. Если в две недели не уложусь, Устав меня оправдает.

– Ах, ах!!! Я же должен был выдать этот лист с прибытием на корабль! В первый день! Ах, ах! Меня могут привлечь... Ах, ах!

– Каждый несет свой чемодан, товарищ капитан. В соответствии с окладом, предупреждаю вас, так как ознакомительную беседу вы со мной не проводили... У меня есть хобби: не разрешать кататься на себе никому.

– Ах, ах! Я не собираюсь... Ах! Я согласен! Ах, ах! Заместитель... Ах, ах! Не надо обижаться... Ах!

Противно видеть мужчину в погонах, который пускает слюни при малейшей угрозе своему собственному спокойствию. Но ведь не благородно пугать заведомого труса. (Где ты, мушкетер?)

– Не беспокойтесь! Зачеты я сдам. Вовремя. Если мне не будут мешать, конечно.

– Ах, ах! Что вы... Педагогика... психология... молодой офицер. Ах, ах! Идите.

Броневой народ (лейтенантура, жившая на броневой палубе), узнав козни верхнего этажа власти против своего собрата, постановила: ежедневно помогать в изучении устройства корабля своему “корешку”. Каждый по своей части. Союз “меча и орала” против фирмы Безенчука. Зачеты на допуск врача в кают-компанию стали делом общественным и приобрели политическую окраску. (Справка. На крейсерах существовала традиция: если вновь пришедший лейтенант не сдал положенные зачеты, в салон он не допускался, на сход на берег разрешения не получал. Лейтенант должен пахать, есть и немного... спать.) Что-то в этом есть!

Днем времени не было. Начальник, увидев возможность переложить на плечи лейтенанта весь груз службы, переложил его. Ночью начиналось изучение корабля. Командир ЭНГ Железняков рассказывал устройство штурманской аппаратуры, давал основы астрономии и навигации. Артиллеристы, жертвуя собственным отдыхом, показывали башни, погреба, посты управления, стрельбовые станции, рассказывали теорию артиллерийского боя. Механики демонстрировали устройство машин, котлов, электростанций, топливной, фановой систем, устройство системы вентиляции, аварийные проходы, набор корпуса, помещения вспомогательных механизмов, клапаны, щиты, кингстоны... Ужас! Связисты, специалисты радиотехнической службы, химики и даже военный дирижер – все добросовестно готовили зеленого эскулапа к сдаче зачета на военно-морскую зрелость. Две бессонных недели, два килограмма кофе и бутылка спирта, “сэкономленного” от щедрот начальника службы, вооружили меня знаниями военного дела и наглой самоуверенностью. Знаний, учитывая медицинскую специальность, было достаточно для повседневной и боевой деятельности корабельного хирурга, однако “Фирма Безенчука” думала иначе. Да! Снабженцам бы я палец в рот не положил... “Бычки” (флотск. – командиры боевых частей) – это голова! А лейтенанты? Нет. Лейтенанты – это не голова! Это – механизм превращения энергии мысли “бычков” в энергию действия личного состава. Мощный механизм. Надежный. С первой попытки поставить лейтенанту зачет любой командир БЧ сочтет для себя оскорблением. Пять попыток – это заявка на успех. Десять – возможно и выгорит. Это – школа мужества, проверка на прочность, на способность выдержать бой и выйти из него победителем. Слабость здесь не прощается. Слабые должны идти в адъютанты и таскать тяжелые портфели начальников. (Явная несправедливость автора. Адъютантам иногда тоже чопы (пробки – флотск.) вставляют)