Мачты и трюмы Российского флота - Фурса Пётр Иосифович. Страница 8

Десять дней. Весна. Эритроциты. “Терапия”. “Отлично”. То же по ОТМС и научному коммунизму. Поздравления, слезы радости. Благодарность начальника курса. Лейтенант! 

День выпуска новоиспеченных врачей-лейтенантов выдался исключительно солнечным. Душу переполняли только положительные эмоции. Лейтенанты, почувствовавшие себя полковниками, развязно-небрежно толпились во дворе факультета перед торжественным построением, стараясь не замечать старших по званию, замирая от страха перед возможным внушением со стороны начальства. Мудрые начальники “не видели” нарушений субординации. 

И вот, наконец, прозвучала команда на построение. “Становись!” Суетливый топот сотен ног. Строй. Встречный марш. 

— Товарищ полковник! Слушатели военно-медицинского факультета на торжественный митинг, посвященный очередному выпуску советских военных врачей, построены! Начальник курса, подполковник медицинской службы Савинков.

— Здравствуйте, товарищи! 

— Здра-а-а желаа-а-а, товарищ полковник! Поздравляю вас с окончанием учебы! 

— Ура-а-а, ура-а-а, ура-а-а! 

— На знамя... равняйсь! Смирно! 

Торжественный марш. Митинг объявлен открытым. Государственный гимн. Мурашки по спине. Холод внизу живота. Влюбленные глаза приглашенных. Гордость за свою Родину. Счастье. 

— Товарищи офицеры! Врачи! Дорогие гости! Шесть лет мы вместе ждали этого торжественного момента. Вместе радовались и огорчались. Вместе грызли гранит науки. Вы получили самую гуманную профессию, стали офицерами. Родина потратила на вас много усилий и средств. Теперь она вправе потребовать отдачи. Вам предстоит работать в сложных условиях, с риском для жизни. Будьте достойны высокой чести, оказанной вам - стоять на страже здоровья людей, защищающих независимость и свободу. 

К торжественному маршу! Поротно! Первая рота... прямо! Остальные... напра-во! Шагом... марш! 

Старательно печатая шаг, любуясь собой, забыв обо всем на свете, лейтенанты двинулись в Кремль. К вечному огню. В Нижегородскую крепость. 

Присяга врача Советского Союза. Кортик на поясе и погоны лейтенантов на плечах. Море цветов, радость, торжество, праздник. Спасибо, Родина! Я люблю тебя! Я всех люблю! Я ваш! Я для вас, люди! 

После торжественного вечера, проведенного в ресторане “Москва”, где в бокалы шампанского сыпались лейтенантские звездочки, и в кувшинах с водкой мокли кортики, счастливые и возбужденные врачи-офицеры разъехались по домам. 

К обеду следующих суток все собрались во дворе факультета. Всеобщее возбуждение спало. У всех на уме - ожидание будущей неизвестности, неуверенность. Так, наверное, чувствует себя дитя, впервые отнятое от груди кормилицы. 

Мы получали свое первое офицерское денежное довольствие. Жуликоватые финансисты тянули время. Два, три, четыре часа ожидания вызвали в офицерах легкое раздражение. И наконец... распишитесь. Удивительно, но по случайной иронии судьбы, все получили разные суммы, чего не должно было быть, так как должности пока у всех были одинаковыми, да и звания тоже. Финансовая наука точная. Пусть уж разность сумм останется на совести прапорщика из финансовой службы. Плевать. Прощай, несправедливый старшина Опарин, клептоман хозяйственник Тимашов, лекции, наряды, выговоры, строевая подготовка и отец-защитник всех униженных и оскорбленных - полковник политической службы Пим. 

Из Горького с Ниной мы улетели порознь, чтобы встретиться после отпуска в Москве перед вылетом во Владивосток. 

Глава 5 

ДРАНГ НАХ ОСТЕН! 

Пролетел первый лейтенантский отпуск, пролетело лето. Простившись с родными, я улетал к месту службы - на Краснознаменный Тихоокеанский флот. 

Стоя в аэропорту города Минска в ожидании рейса на Москву, я вспоминал два прошедших месяца благодатного отпуска, когда золото погон на плечах давало возможность гордиться собой, уверенно сочинять небылицы о тропических ночах и опасных походах, наблюдая, как простые деревенские люди верят каждому слову, как мама смотрит на свое любимое чадо, приписанное волею министра обороны к очень дальнему Востоку. Было жаль самого себя, родную деревню, родителей и прошедшую юность. Впереди неизвестность, даль, море, корабли, надежды, сквозь которые робким ростком пробивалось тщеславие. 

- Меня ждут, я нужен флоту, кораблям. Если уж лейтенант, то обязательно - свое гнездо, любящая жена, встречающая горячим ужином уставшего, чуть просоленного, небрежно-изящного моремана, милые розовые детишки... Уважение на службе, майор, полковник, Герой Союза... Ну, если не герой, то кавалер обязательно. Потрудиться, правда, придется. Подвиг совершить... Запросто! Дай только случай поймать удачу за военно-морскую задницу. А ведь на флоте случаев... за каждым углом. Знай, хватай... 

Эти мысли роились у меня в голове под свистящий шепот самолетных двигателей, сулящих скорое продолжение дороги в жизнь. Новую, щемяще-неизвестную, самостоятельную. 

— Пассажиров рейса 1510, вылетающих на Москву, просим пройти в зал регистрации. Регистрация билетов и оформление багажа производится у стойки номер два. 

Казенно-вежливый голос казенной женщины отбросил меня в действительность, заставил взять черный кожаный чемодан “мечта оккупанта” и торопливо потащить его на весы, хотя подобная торопливость не приличествовала лейтенанту флота. Багажная бирка и треск отрываемого талона отделили прошлое от будущего. Все, пуповина отрезана. Переход на самостоятельное питание. Заманчиво, хотя и грустно. 

— Командир корабля и экипаж приветствуют вас на борту самолета ТУ-134, выполняющего рейс по маршруту Минск-Москва. Командир корабля, пилот первого класса Семенов. 

Пристегнутый к судьбе привязными ремнями, беспомощный и грустный, я ждал привычного ощущения ускорения. В душе шевелился гнусный червячок рассказов о катастрофах и вынужденных посадках. Ладони немного вспотели, пальцы сжимали подлокотники кресла. Хотелось ехать в купе конечно же международного класса..., слегка бравируя своей смелостью перед красивой соседкой... 

Прости-прощай!
Как нынче дышится вольготно - чистый мед...

Песня звучала в голове, хотя вольготно и не дышалось. Все- таки... высота, рассказы о ненадежности авиатехники... 

Ну, наконец-то, мне сегодня повезет...
Прости, прощай...

Через полтора часа прилетел в Москву, куда( телеграммой предупрежденная, должна была приехать Нина из “районов Крайнего Севера” перебазирующаяся на Дальний Восток. 

— Наш самолет приступил к снижению. Через несколько минут мы совершим посадку в аэропорту Шереметьево. Просим пассажиров... ремни... транзит... такси... автобусы... печки-лавочки...

Самый приятный миг полета - касание шасси взлетно-посадочной полосы... 

Приехали. Вокзальная сутолока. Автобус до Домодедово идет один час двадцать минут. Мало. Хочется посмотреть Москву, ведь неизвестно, насколько расстаемся. Домодедово. Аэропорт. Русские, узбеки, грузины, армяне, белорусы, евреи... Нация - советский народ. Толстые, тонкие, длинные, круглые, уставшие, грязные, пьяные и трезвые... Братство - пассажиры Аэрофлота. 

Встретил Ниночку и Виктора Новикова, улетавшего одним рейсом со мной... Моя же боевая подруга улетала только на следующий день, так как никакие просьбы, адресованные аэрофлотским гостеприимным овчаркам - найти один билет на тот же рейс, успеха не имели, хотя в самолете, оказалось, свободные места были в наличии. Парадокс... 

Восемь часов полета до Хабаровска. Много. Слишком далеко. На душе ставшая уже привычной грусть. Как будто летишь на другую планету. Особенно грустно становится, когда смотришь на карту Союза. В правом нижнем углу - Владивосток, в левом верхнем - Ленинград. Расстояния на карте ощущаются физически. Хочется вернуться в детство или напиться. “Климат Сахалина предрасполагает к непробудному пьянству” (А. Чехов). “Владивосток далеко, но ведь город-то нашенский” (В. Ленин). Да! Владивосток - город нашенский, но он далеко. Знания о Дальнем Востоке ограничены. Их заменяют абстрактные картины из истории: море, сопки, тайга, тигры, угрюмые мужики-переселенцы, интервенция, штурмовые ночи Спасска, Волочаевка, Дерсу Узала. Далекая Камчатка с вулканами, Курилы в тумане, китайцы, корейцы, японцы, хунхузы, спиртоносы... Ресторан “Золотой Рог” с пальмой и сидящим на ней мичманом... Черт знает что! Места для лейтенанта не остается. И зачем Невельской входил в устье Амура? Чувствуешь себя мужественным уже на улице, в дождь (плагиат).