Хитрая злая лиса (СИ) - Марс Остин. Страница 69

— Потому что вы устали об этом молчать, — тихо сказала она.

— Может быть, — он отпил чая, помолчал и спросил в потолок с тяжким вздохом, полным бесконечного смирения со всем текущим беспределом: — Почему мы вообще начали об этом говорить? Как мы к этому пришли?

— Вы говорили про Джен Джи и его пульс, я говорила про Бэй Ви и что она коза, вы сказали, что ваша матушка родилась с ногтями, а я сказала, что я родилась с зубами.

— Да, я вспомнил. Это необычно?

— Это аномалия. Но у меня не было никаких проблем, наоборот, я была здоровее ровесников, и у меня было идеально работающее пищеварение, у меня никогда не было всяких колик, несварений и всего такого, я не плакала по ночам, потому что у меня ничего не болело. И я ела мясо. Детям его не дают, считается, что они не могут его переварить. Я про себя не знала, я увидела, как брат это делает. Мы сидели на кухне разговаривали, мама котлеты жарила, а он сидел в коляске. И потом она отвернулась, а он схватил котлету готовую с тарелки и стал есть. А я говорю ей: «Глянь, малой котлету хомячит, ему разве можно мясо?» А она на меня смотрит, вздыхает и говорит: «А больше ты ничего странного в нём не замечаешь?» Я говорю: «Нет». Она говорит: «Он стоит. Дети в таком возрасте не стоят. И не едят мясо, и зубов у них нет». И до меня доходит потихоньку. А мама говорит: «Ты такая же была, у нас в семье таких много, так что это не новость». А сестра у меня была нормальная, она ела как обычные дети. А я в младенчестве ела всё, в том числе, сырое мясо. У меня его отбирали, конечно, но я находила способ стащить. И когда начала ползать, я всё пробовала на зуб, я погрызла весь дом, мама говорила, что сначала боролась, потом смирилась. Я попробовала всё по разу и мне надоело, я сама перестала. И потом уже во взрослом возрасте я мясо полусырое ела, и сейчас ем, мне оно до сих пор нравится, но в моём мире это норма, там есть такая степень прожарки стейка, когда внутри кровь, его можно заказать в ресторане, никого этим не удивишь. Но, судя по чужим рассказам, я ощущаю вкус не так, как другие люди. Я различаю много оттенков вкуса в сыром мясе, в чистой воде, в молоке, могу по запаху сказать очень многое о еде, в том числе, стоит ли моей сестре это есть — у неё пузцо послабее, ей некоторые продукты не заходят. И мы всегда так ходим по магазинам и всяким праздникам, она что-то берёт и суёт мне под нос, я нюхаю и говорю «можно», или говорю «нет» и забираю себе. Все думают, я над ней доминирую так, а на самом деле, она меня использует как собаку-нюхача. Но в моей семье это не новость, по маминой линии в каждом поколении хотя бы один такой родственник есть. И у нас всех всю жизнь здоровые зубы, это редкость для моего мира. Я к стоматологу хожу только на гигиену, и он в первый раз долго смотрел на мои зубы, я спросила, в чём дело, он сказал — «они странные». В чём конкретно, объяснить не смог, но затылок чесал долго.

— Мне Док тоже сказал, что у вас зубы странные. И их у вас тридцать два.

— Это необычно?

— Да. Это аномалия. В нашем мире двадцать восемь у всех, больше — патология, надо удалять.

— В моём мире тридцать два — это вариант нормы, там у многих тридцать два. Иногда крайние кривые, и тогда их удаляют, но у меня все здоровые и функциональные, я всеми жую, поэтому их нет смысла трогать.

Министр как-то загадочно замолчал, рассматривая чашку, потом поднял глаза на Веру и тоном Барта, одновременно скромненького и наглого, попросил:

— Дайте посмотреть.

Вера опустила голову со смущённой улыбкой:

— Нет. Они в конфетах.

— Я смогу это пережить. Дайте, мне интересно.

— Нет. Потом, почищу — дам, напомните мне.

— Хорошо. Я напомню, — он посмотрел на неё чуть серьёзнее, она кивнула:

— Хорошо.

Министр тоже взял себе конфету, задумался о чём-то приятном, улыбка на его лице становилась всё более злорадной, Вера не выдержала и вопросительно приподняла брови, он улыбнулся как удачливый аферист и медленно, с наслаждением вопросил пространство:

— Интересно, что наши старухи сказали бы про новорождённого ребёнка с зубами? Надо им подкинуть вопросик, и намекнуть, откуда он взялся. Пусть охренеют. И пусть на всю империю растрындят. «На каждую свекровь с ногтями найдётся невестка с зубами». Боги, какая прелесть, — он так заразительно рассмеялся, что Вера впервые подумала, что он пьян. Улыбку сдержать не смогла, но строгий тон изобразила:

— Никаких свекровей и невесток, я уже всем сказала, что таких разговоров не велось никогда, не ломайте мне легенду.

— Это вы хорошо придумали, тут конечно да. Но что, если вы правда беременны? — он вроде бы продолжал улыбаться, но глаза были трезвые, Вера качнула головой:

— Ну уж мне-то виднее, нет?

— Иногда женщины не знают об этом довольно долго.

Она медленно глубоко вдохнула, потёрла пальцем висок и сказала сочувственным шёпотом:

— Господин министр... не хочется, конечно, вас расстраивать, но от чая детей не бывает.

Он немного смутился, но продолжал выглядеть довольным, спросил шутливым тоном, но с предельно серьёзным взглядом:

— А от композиторов?

— От композиторов существуют надёжные средства предохранения, и мне они настолько нравятся, что я ношу их с собой всегда, и без них у меня ничего не было ни разу в жизни, во избежание сюрпризов. Потому что я настолько не люблю сюрпризы, что делаю тесты каждый месяц, и положительного теста я не видела никогда. И сейчас не увижу, я могу быть уверена в этом, потому что я сделала для этого всё возможное, так что можете расслабиться.

— Спасибо, мне легче, — он как-то мигом изменился, как будто действительно расслабился. Она посмотрела на него с подозрением, он прищурил один глаз и признался: — На фестивале присутствовали разные жрецы и гадатели, мы к ним не подходили, во избежание конфузов, но они нас видели. И их о нас потом всякие любопытные и заинтересованные расспрашивали. Жрицы МаРа продолжают настаивать на том, что вы беременны мальчиком. Жрицы РаНи утверждают, что точно нет, более того, вы невинны как дитя, поэтому ходить должны в их храм, а не к МаРа. Жрец Люциуса, это бог просвещения и образования, сказал, что всё это ерунда, вы созданы для великих открытий, поэтому для вас будет лучше постричься в сан и служить Люциусу. Если что, я не рекомендую — это карнский бог, жреца пригласили сюда по старой дружбе, он здесь не работал, а отдыхал, поэтому он был сильно пьян, когда это говорил. А жрецы СоРа и СэРа вообще сказали, что вы не можете иметь детей, но зато построите великолепную карьеру в преподавании и наставничестве, если пойдёте в их храм. Они держат приюты для детей и бездомных. Тоже не рекомендую — работа собачья, я там когда-то работал, очень недолго, но очень впечатляюще.

— Когда вы успели?

— Когда по империи бегал от охотников за головами. Думал, отсижусь тихо на казённых харчах. Ага, щазже.

Вера смотрела на него круглыми глазами, он улыбнулся и развёл руками с наигранным равнодушием:

— Я прожил долгую жизнь. Много чего успел, но много чего и... не успел. Пока ещё, — он посмотрел на запястье, как будто надеялся найти там часы, но их там не было, он сам над собой посмеялся, достал часы из рукава и положил на стол, указал на них Вере с подозрительно смущённым видом: — Засиделись мы. Спать пора.

Она смотрела на него, ожидая продолжения — он выглядел так, как будто это всё прелюдия, а суть заявления будет вот-вот. Но заявления всё никак не было, зато министр начинал выглядеть всё более смущённым и не знающим, куда себя деть, или как перейти к тому самому заявлению.

8.44.29 Чёрная свеча и чай "как раньше"

Вера решила его не смущать, отвела глаза, стала смотреть на стены, министр вроде бы расслабился, но не особенно, стал делать какие-то лишние движения, поправлять рукава, они никак не хотели ложиться нормально, Вера обратила внимание, что в одном из рукавов что-то было, в том зашитом углу, который здесь использовался как карман. Она вопросительно посмотрела на министра, указав глазами на этот рукав, он нервно улыбнулся, достал и показал — белая ткань, сложенная, Вера не поняла и решила спросить: