Шантажистка - Пирсон Кит А.. Страница 69

Мой поверенный полагает, что Роза, скорее всего, отделается условным сроком, поскольку инициатором шантажа являлась ее сестра. И меня вполне устроит такое возмездие. Пускай тюрьмы она и избежит, однако дополнительным наказанием ей послужит то, что из-за судимости выбор работы у нее будет весьма ограниченным. Думаю, в душе Роза человек все-таки не плохой, и вид ее страданий, честно говоря, удовлетворения мне не доставит.

Что касается ее матери, я сдержал свое слово и организовал на следующей неделе перевод мисс Дуглас в частный дом престарелых. А помимо выплаты газетой существенной финансовой компенсации за клевету, я договорился с ними еще и о публикации моей статьи, которую и пишу в свободное время.

Пожалуй, оно и к лучшему, что я покидаю Вестминстер сегодня, поскольку в готовящейся статье я разношу в пух и прах политику партии и расходы на социальную помощь. Слишком долго — и виновны отнюдь не только мы — целые миллиарды спускаются на оружие и войны, в то время как у нас под носом неумолимо проигрывается куда более важная битва. Очень и очень сомневаюсь, что по пробуждении утром постояльцы «Обители с садом» в ожидании, пока перегруженный работой персонал не поможет им подняться с постели, благодарят судьбу, что наша страна обладает ядерным арсеналом, обеспечивающим их безопасность. В то время как добрые люди вроде Анны неустанно трудятся во благо нуждающихся, недостаточным финансированием мы практически сводим все их старания на нет.

Искренне надеюсь, что моя статья в достаточной степени осрамит распоряжающихся финансами.

Раз уж затронут финансовый вопрос, Клемент наотрез отказался принять обещанный гонорар. По возвращении из Суррея мы пропустили пару стаканчиков в «Фицджеральде», однако на празднество это походило мало. Хоть мы и разобрались с Эми, исход совершенно не отвечал нашим желаниям, а Клемента, как мне представляется, ее смерть и вовсе потрясла. Примерно через час он смылся из паба, и с тех пор о нем ни слуху ни духу. К счастью, сегодня вечером я устраиваю отвальную у Фрэнка и Джини, и они заверили меня, что Клемент заглянет на вечеринку. У меня сложилось впечатление, что дружеские отношения не по его части, так что навряд ли мы будем поддерживать связь, но, по крайней мере, у меня будет возможность как следует отблагодарить его.

Но, как говорится, все когда-нибудь заканчивается — и хорошее, и плохое. О дурных чертах Клемента я ностальгировать, понятное дело, не буду, однако хорошего в нем оказалось куда больше, нежели поначалу виделось, так что мне определенно будет его не хватать.

Оглядываю напоследок кабинет и выключаю свет.

Забавно, но рутина воспринимается совсем иначе, когда знаешь, что она не повторится ни завтра, ни вообще никогда. Я неспешно бреду по промозглым улицам Лондона и словно в первый раз рассматриваю окружающую архитектуру и спешащих мимо прохожих. Лица юных красоток по-прежнему юны и по-прежнему красивы, но теперь я вижу их по-другому. Достаточно взглянуть повнимательнее, и за симпатичными личиками открываются все те же комплексы, те же страхи и те же раны, что и у всех прочих. И я уже не завидую их красоте и молодости, потому что теперь понимаю, что это не определяет ни их, ни отведенного им времени на земле.

В нашей замечательной стране проживает шестьдесят пять миллионов человек, и каждый из нас способен привнести в мир красоту. Равно как, увы, и уродство. За прошедшие две недели я вдоволь нагляделся и того, и другого.

Благодаря неспешному темпу я добираюсь до «Фицджеральда» как раз к половине шестого. Народу сегодня более обычного, поскольку Фрэнк, похоже, согнал всех завсегдатаев. Мое прибытие приветствуется радостными возгласами и десятками улыбок. Даже выпивоха Стивен в кои-то веки еще держится на ногах.

Подобный прием не может не радовать сердце и являет собой разительный контраст с несколькими электронными посланиями и небрежными рукопожатиями бывших вестминстерских коллег.

По пути к стойке я удостаиваюсь бесчисленных хлопков по спине. За прошедшие десять лет я так или иначе общался со всеми собравшимися, однако не могу похвастаться, что знаю их хорошо. Что ж, виноват в этом только я один. И все же мне очень приятно видеть, что все эти люди пришли попрощаться со мной. Я громогласно заказываю выпивку для всех присутствующих, и стены паба содрогаются от всеобщего ликования. Затем прошу Фрэнка открыть счет. Несомненно, кредитка существенно пострадает, но меня это совершенно не волнует.

Итак, музыкальный автомат запущен, напитки льются рекой, и я оглядываю зал в поисках человека, которого по-настоящему надеялся здесь увидеть. Безрезультатно, и я обращаюсь к Фрэнку за стойкой:

— Клемента не видел?

— Ох, прости, дружище. Собирался позвонить тебе и предупредить, да замотался. Он решил переехать.

— Что? Когда это он решил?

— Да в обед заходил попрощаться.

— И куда он уехал?

— Толком и не объяснил. Сказал только, что хочет быть поближе к дому.

— Поближе к дому? Я-то думал, что он родился и вырос в Лондоне.

— Я тоже так считал, но ты же его знаешь. Наш Клемент — сущая загадка.

— Эх, жалко-то как…

— Но он кое-что оставил тебе.

— Правда?

— Ага. Вроде Джини отдал. Погоди секунду, схожу заберу.

Если вдуматься, «жалко» совершенно не отражает моих чувств по поводу отсутствия Клемента. Ведь именно в этом пабе я с ним и познакомился, и мне так хотелось бы замкнуть круг. Пожалуй, больше это говорит о моей жизни, нежели его, но теперь я понимаю, что великан был одним из весьма немногих людей, на кого я действительно мог положиться. И если бы не его прагматизм и твердая решимость, этим вечером, скорее всего, я бы напивался совсем по другому поводу.

Вот только чувства эти явно не взаимные, и это очень ранит.

— Вот. — Фрэнк протягивает мне небольшой плоский пакет в оберточной бумаге.

Кладу его на стойку и с надеждой спрашиваю:

— Он просил передать что-нибудь на словах?

— Нет.

Отдираю полоску скотча на обертке и срываю бумагу. Моим глазам предстает нечто, смахивающее на оборотную сторону фоторамки. Я с любопытством переворачиваю вещицу. Это действительно черно-белый снимок, аккуратно вставленный в деревянную рамку.

На нем запечатлен ряд стоящих плечом к плечу шестерых мужчин в костюмах, и все как один поднимают бокалы. Через несколько секунд мне становится понятно, почему Клемент взял на себя труд поместить фотографию в рамку. Стоящий по центру мужчина поразительно напоминает моего отца, в возрасте сорока с небольшим. Но ошеломляет меня не только вид отца, но и место, где было сделано фото.

— Фрэнк, можно тебя на секундочку? — окликаю я через стойку.

Бармен неспешно подходит, и я демонстрирую ему снимок.

— Никогда не видел этой фотографии, — удивляется он.

— Но ее же явно сделали здесь?

Фрэнк внимательно рассматривает снимок.

— Ну да, вон, даже музыкальный автомат стоит.

Я указываю на мужчину в центре.

— Думаю, это мой отец.

— Вот как?

— Да, и чем больше смотрю, тем больше уверен. Пожалуй, здесь ему сорок с небольшим, так что снимок сделан где-то в начале семидесятых.

Бармен снова смотрит на фотографию.

— Похоже на правду. Твой старик ведь тоже был политиком?

— Целых сорок лет. Но я понятия не имел, что он наведывался в «Фицджеральд».

— Тогда это был закрытый клуб. Как мне рассказывали, пользовался особой популярностью среди политиков, предпочитавших шалить подальше от посторонних глаз. Кто бы мог подумать, что твой отец был его завсегдатаем!

— Просто невероятно. Целых десять лет ходил сюда и даже не догадывался…

Где Клемент раздобыл эту фотографию, выше моего разумения. И мне даже неловко, что он взял на себя такой труд. Увы, каким бы признаком внимания к моей персоне ни служил подарок, он лишь увеличивает мое сожаление, что я не могу поблагодарить его и достойно с ним попрощаться.

Я прошу Фрэнка припрятать снимок под прилавок, чтобы с ним ничего не случилось на гулянке.