Кристальный пик - Гор Анастасия. Страница 84

11. Королева Дейрдре

К середине последнего месяца лета поля и луга в Дейрдре успевали выцвести, выжженные солнцем до пшенично-желтых тонов. В эту пору Столица начинала неторопливо готовиться к осени и постепенно принаряжалась: кровля домов обрастала слоем новенькой глиняной черепицы, на окнах распускался красный плющ, а дети плели гирлянды из незрелых желудей, колосков пшеницы и первых увядших листьев. Священный тис тоже менял обличье: расписывался зеленой и красной краской, символизирующей переход из одного сезона в другой. А вокруг неизменно крутились проезжие торговцы, возвращающиеся на зиму в родные края, и потому продающие залежалый товар почти за бесценок.

В этот раз, однако, все было несколько иначе. Жители обходили отравленный тис стороной, но Столица все равно встретила нас яркими красками, музыкой тальхарпы и запахом браги, текущей из таверны. Какая бы кровопролитная война не шла на одном конце мира, на другом его конце жизнь всегда будет идти своим чередом. Эта мысль утешала и пугала одновременно. Поэтому, приземлившись на крыше башни-донжона, я даже не подумала об отдыхе или ванне, а сразу бросилась на поиски советников, оставив измотанных Мелихор и Кочевника на попечение подоспевших слуг.

Военные походы длиной в несколько месяцев, а то и в год, вовсе не считались для правителей Круга чем-то необычным. Один из моих предков, Кварц Луноликий, и вовсе пробыл в странствии так долго, что жена умудрилась и зачать, и родить без него. Однако жители замка все равно смотрели на меня, как на вернувшуюся с того света. Хоть это и было отчасти верно, — что есть сид, если не мир за миром? — но изумление в глазах служанок заставляло задуматься.

В коридорах было тихо и темно, как в Безмолвном павильоне: подвешенные к потолку зеркала кто-то зашторил, ряды хускарлов на постах заметно поредели, и никто из старых друзей даже не вышел меня встречать. Прачки, выглянувшие из купален, и вовсе бросились врассыпную, словно завидели лесного духа. Вероятно, виной тому оказались плетни, часть которых обсуждали на кухне три сестры-поварихи, чей разговор я нечаянно подслушала, проходя мимо двери:

— Госпожа здесь⁈ Вернулась? Слава Кроличьей Невесте!

— Да брешет она! Флинн же сказал, что видел, как двое советников огромный мешок на горбах тащили. Ни в какой Дану к союзникам госпожа не улетала, а померла давно! Тело ее в Изумрудное море скинули. А сейчас советники, небось, снова уловку какую придумали на пару с сейдманом, людей дурят, потому что панику поднимать не хотят в разгар войны и еще не решили, кого на трон сажать…

— Дикий тебе на язык! Госпожа то была, говорю же. На башню приземлилась верхом на драконе, не жемчужном правда, а сером каком-то… Но целехонькая, здоровее здоровых! Только в песке вся, грязная, как мельникова дочка. Но точно она. Жи-ва-я!

Я ускорила шаг, с содроганием представляя, что же обо мне говорят в Столице, раз даже замок полнится сплетнями. От этого сердце замирало на каждом повороте, при каждом звуке чужих голосов, доносящихся из-за угла. Для меня минуло всего две недели разлуки, но для всех остальных, кого я бросила на произвол судьбы, включая моих собственных друзей, я, возможно, и впрямь была уже мертва.

Обрадуются ли они, когда я разуверю их в этом? Обрадовалась бы я сама возвращению такой королевы?

Где-то с высоты дозорных башен запоздало протрубил горн, извещая о моем прибытии. Наконец-то в недрах замка послышалась закономерная суета, и при виде фигур, высыпавшихся в коридор из тронного зала, мои страхи рассеялись.

— Я же говорил, что наша маленькая госпожа вернется!

Мидир расхохотался, едва меня завидев. Будучи куда менее сдержанным в проявлении своих чувств, чем мой отец, он бы наверняка отбросил все приличия в сторону и заключил меня в объятия, не будь его живот перевязан четырьмя слоями бинтов. Ясу говорила, что стрела пробила Мидира насквозь и что в силу возраста она быстро пустила по его жилам «дикость», как называли в Ши заражение крови. Он чудом дожил до возвращения на повозке в Дейрдре, где Ллеу, используя старые припарки Оникса, быстро поставил Мидира на ноги. И все же такие раны не могли пройти для старого вояки бесследно: Мидир морщился при каждом шаге, и в рыжей бороде его прибавилось седых волос. Зато глаза остались такими же добрыми, какими я помню их еще в моем детстве.

— Я вообще-то тоже нисколечко в нашей госпоже не сомневался! — Гвидион выступил из-за спины Мидира с видом оскорбленной добродетели и с подбородком еще более круглым и рыхлым, чем тот был до моего отъезда.

— Правда? Тогда вам следует разобрать сундук, который вы набили дейрдреанскими сокровищами и спрятали под кроватью на случай, если придется бежать из замка, — невозмутимо произнес Ллеу и поклонился мне с хитрой лисьей улыбкой, по которой я, оказывается, успела соскучиться. Время, проведенное им на троне в качестве главенствующего наместника, явно сделало его еще смелее. — С возвращением, драгоценная госпожа. Круг ждал вас.

— Ллеу, твои волосы…

Это было первое, на что я обратила внимание, ведь сколько я знала Ллеу, — а знала я его с рождения — он всегда носил шевелюру пышную и длинную, как у Матти. Во многом именно из-за этого они, разнополые близнецы, и были по-настоящему неразличимы. Такой же женственный, как сестра, худой и изящный, Ллеу выбривал лишь одну сторону своей головы, которую покрывал хной и сигилами. Однако теперь он проделал почти то же самое и со второй: волосы едва доходили ему до ушной мочки. Он снял даже аметистовые бусины, которые вплетал в косы с тех пор, как стал сейдманом. Его глаза, серо-зеленые с кошачьим разрезом, все еще были и глазами Маттиолы тоже, но отныне спутать их было невозможно.

Явно удовлетворенный моей реакцией, Ллеу снова улыбнулся. Одеяние цвета китовой кости выгодно подчеркивало его благородную бледность, но вместе с тем выглядело неуместно. Слишком уж маркое для того, кто заживо сжигает людей в катакомбах и разделывает кроличьи туши во имя запретных богов.

— Мой внешний вид — отнюдь не все перемены, которые произошли в ваше отсутствие, — сказал он, и какой-то один из колокольчиков зазвенел на его запястье, когда он лично отворил передо мной двери в зал Совета. — Позвольте нам ввести вас в курс дела…

И каждый из советников принялся по очереди пересказывать все, что считал важным из упущенного мной. Благо, бо́льшую часть, как оказалось, я уже успела узнать от Ясу. Однако если ярлскона попутно угощала меня сладостями, миндалем и чаем, придавая нашему разговору оттенок светской беседы, то в этот раз все обернулось полноценным заседанием Руки Совета. Лишь спустя пять часов, что мы безвылазно провели в зале, сами того не заметив, кто-то из присутствующих вспомнил о пропущенном ужине (кажется, то был Гвидион) и велел слугам подать в зал самое свежее, что осталось на кухне с прошедшей трапезы. Так мне впервые довелось вкушать оленину и пить молоко прямо за картой Круга, вырезанной в камне. На ней, разбрызганные Мидиром, мерцали синяя и золотая краски там, где свои позиции заняли неймановские и фергусовские войска.

Гвидион тем временем перепроверял состояние казны, сверяясь с пергаментами и костяными счетами, а Ллеу делился теми же умозаключениями, к которым пришли мы с Солом и Ясу: враги наши и сами уже давно прибегли к сейду. Даже с вершины своего опыта Ллеу не смог сказать точно, сколько же вёльв должно быть у Керидвена, чтобы заставить целую армию плевать кровью и плеваться внутренностями. Ему самому за все время удалось заразить паучьей лихорадкой лишь одну десятую людей Немайна. Поняв, что выбора нет, я приняла решение созвать всех вёльв с окрестных городов Круга, еще сохранивших верность Дейрдре, и таким стал мой первый указ.

Уже через полчаса указы эти посыпались, как перезрелые плоды с молодой яблони, и пять часов заседания плавно перетекли в десять. Я закончила раздавать распоряжения лишь тогда, когда у меня кончились украшения, которые я стягивала с пальцев и волос, чтобы передать их в руки советникам — так выглядело подписание всенародных указов: не кровью и не чернилами, а золотом, снятым с собственного тела. Затекшую спину ломило, будто от удара молотком, и голова шла кругом от количества известий, новостей и вопросов, требующих моего внимания. Бесконечно сменяя друг друга, они устроили чехарду сомнений и сожалений, пока Гвидион наконец-то не вычеркнул все пункты из своего списка и не свернул его.