Парижский вариант - Ладлэм Роберт. Страница 52

– Без изменений. А вам какого черта занадобилось?

– Хотел передать тебе кое-что важное, – Саутгейт подбавил в голос серьезности, – и поинтересоваться твоим великозначимым мнением.

Марти снова беспокойно заворочался, и Питер с надеждой покосился на него, чтобы вернуться к разговору, только когда больной снова замер в прострации. Теперь, осознав, что успел достать босса, он вернулся к вполне цивильному обращению – noblesse oblige [39], так сказать.

– Я… как это в Калифорнии говорят – одно большое ухо?

– Очень мило с твоей стороны, – отозвался Саутгейт. – Информация сверхсекретная, только для ушей премьер-министра. Собственно говоря, я звоню тебе через новый скремблер и пользуюсь новыми кодами, чтобы быть уверенным, что террористы еще не успели его взломать. И больше не буду пользоваться им никогда, покуда мы не взяли под контроль этот чертов молекулярный компьютер. Ты меня понял?

– Лучше тогда вообще молчи, старик, – пророкотал Питер.

– Извини? – Сэр Гарет позволил раздражению прорваться.

– Правила не меняются. Как я выполняю задание – мое дело. Если мне ради успеха придется разгласить любую тайну, я это сделаю. Так можете и передать премьер-министру.

– Питер! – Саутгейт повысил голос. – Тебе так нравится изображать самонадеянного ублюдка?

– Безмерно. А теперь выкладывайте, что хотели мне сообщить, или вешайте трубку.

На самом деле Питер успел рассчитать, что его подключили к делу с самых верхов, через голову главы МИ-6, а значит, тот не в силах его уволить, и, представляя, как Саутгейт ерзает на стуле, открыто ухмылялся.

Голос сэра Гарета был суше Сахары.

– Генерал сэр Арнольд Мур и его пилот пропали – предположительно, погибли – во время перелета из Гибралтара в Лондон. Генерал собирался лично представить премьер-министру некий сверхсрочный доклад. Даже по сверхсекретному каналу кодированной связи он сказал только, что дело касается – цитирую – «недавних сбоев в электронных сетях США». Только поэтому мне поручено было сообщить об этом тебе.

Питер протрезвел мгновенно.

– Генерал Мур не намекнул, как или где он добыл те сведения, которые хотел представить премьер-министру?

– Нет. – Саутгейт тоже оставил на время ссору. – Мы проверили все источники. Известно нам вот что – генерал вообще должен был находиться в Кенте, в своем поместье. Вместо этого он полетел на Гибралтар, взяв личного пилота. Оттуда он и пилот на вертолете отправились куда-то и вернулись шесть часов спустя. Где он провел это время – неизвестно.

– Диспетчерская Гибралтара не знает, куда они полетели?

– Никто не знает. Пилот, понятное дело, пропал вместе с ним.

Питер подумал секунду.

– Ладно. Мне придется остаться здесь, покуда я не смогу допросить Зеллербаха. А вы бросьте все силы, но разузнайте, куда летал Мур! Как только поговорю с Зеллербахом, я отправлюсь на юг и поищу сам. Дальность полета у геликоптеров небольшая, так что выбор у нас будет невелик.

– Хорошо, я… Погоди! – Голос Саутгейта отдалился, словно глава МИ-6 разговаривал с кем-то еще, но слов было не разобрать. Через несколько секунд сэр Гарет вернулся. – Мне только что сообщили – в море близ Лиссабона нашли остатки муровского «Торнадо». На обломках фюзеляжа – следы взрыва. Полагаю, можно считать и генерала, и его пилота погибшими.

– Учитывая ситуацию, несчастный случай можно исключить, – согласился Питер. – Займите своих ребят делом. Я с вами свяжусь.

Саутгейт хотел было сказать, что Хауэлл – тоже один из его людей и ему следовало бы выполнять приказы, а не отдавать их, но прикусил язык и вздохнул про себя.

– Хорошо. И… Питер… постарайся без нужды никому не проболтаться.

Вместо ответа агент повесил трубку, подумав про себя: «Напыщенный осел!» Слава всем святым, он-то всякий раз успевал отвертеться от любых начальственных постов. Власть бьет в голову вполне приличным до того людям и напрочь отсекает приток кислорода к мозгам. Впрочем, если вдуматься, приличные люди редко стремятся к власти или добиваются ее. Для этого надо с самого начала быть самовлюбленным дураком.

– Господи! – прошептал за его спиной слабый голос. – Питер… Питер Хауэлл? Питер, это ты?

Вскочив на ноги, агент бросился к постели Марти. Тот, промаргиваясь, тер глаза.

– Я что… умер? Без сомнения. Да. Я, несомненно, в аду. – Он тревожно вгляделся в лицо Питера. – Иначе я не встретил бы Люцифера. Мне следовало догадаться. Где еще мне довелось бы встретить этого несносного англичанина, как не в преисподней?

– Вот это дело! – Питер широко ухмыльнулся. – Привет, Марти, дурачок. Здорово ты нас напугал.

Не обращая внимания на его слова, Марти нервно заозирался.

– Выглядит все мирно, – бормотал он, съеживаясь в комок, – но меня не обманешь! Это все иллюзия! Я вижу пламя за этими невинными стенами! Алое, желтое, багровое! Слепит! Жаркий пламень из сердца ада! Но вам не сдержать Марти Зеллербаха!

Он отшвырнул смятые одеяла.

– Охрана! – заорал Питер, прижимая рвущегося на свободу пациента к койке. – Медсестру! Врача! Кого-нибудь, вашу мать!

Дверь распахнулась, и показался охранник.

– Сейчас! – крикнул он, едва заглянув в палату.

Марти не столько бился в крепких руках Питера, сколько упрямо давил всем своим немалым весом, словно пытаясь пробиться сквозь стену.

– Надменный сатана! Я из твоих когтей вырвусь вмиг! Реальность – и мираж. Вау, да с кем ты связался, по-твоему? Весело же будет помериться хитростью с архиврагом! Тебе не победить, нет! Я улечу отсюда, как на крыльях алохвостого сокола. Никак… нет… нет…

– Тш-ш, парень, – приговаривал агент, пытаясь успокоить его. – Я не сатана. Ну, не совсем. Помнишь старину Питера? Мы неплохо проводили время, да?

Но Марти все бредил, захваченный маниакальной фазой синдрома Аспергера. Наконец вбежала медсестра, и, пока она вместе с Питером удерживала пациента, доктор Дюбо ввел ему в вену водный раствор мидерала – единственного средства, способного сдерживать проявления болезни.

– Я улечу… не обманешь, диавол! Только не меня! Я…

Врач довольно покивал, заметив, что медсестра и агент продолжают прижимать буйного больного к кровати.

– Постарайтесь его успокоить. Он слишком долго пробыл в коме, и мне не хотелось бы рецидива. Мидерал скоро подействует.

Питер бормотал Марти на ухо что-то успокоительное, покуда тот бредил, выстраивая воздушные замки из слов, уверенный, что находится в царстве Аида и должен обмануть самого сатану. Но вскоре больной обмяк, более не пытаясь вырваться, глаза его потускнели, веки опустились, и Марти принялся клевать носом.

Медсестра одобрительно улыбнулась Питеру.

– Вы хороший друг, мсье Хауэлл. Многие на вашем месте вылетели бы из палаты с воплями.

Питер нахмурился:

– Да ну? Что, у людей совсем не осталось смелости?

– Или совести.

Она похлопала его по плечу и вышла.

В первый раз с начала кризиса Питер всерьез пожалел, что не может воспользоваться электронной связью. Хотелось немедля сообщить Джону и Рэнди, что Марти очнулся, и в то же время – срочно связаться с агентами на юге Франции, на Коста-Брава и в Испании, и во всех местах, куда мог добраться вертолет с Гибралтара, где могли остаться свидетельства того, как провел генерал Мур последние часы своей жизни. Но удобнее всего это было бы сделать с помощью мобильного телефона.

Он разочарованно опустился на койку и со вздохом опустил голову в ладони. И в этот миг за спиной его послышались шаги – тихие, вкрадчивые, – и дверь отворилась неслышно…

– Рэнди?

Уже оборачиваясь, Питер понял, что это не Рэнди – не ее походка, и потянулся к «браунингу» на поясе, но поздно. В темя ему уперлось холодное пистолетное дуло. Агент застыл. Кем бы ни был его противник, это был опытный, умелый враг… и он был не один.

Глава 21

Брюссель, Бельгия

Джон захлопнул последнюю папку с бумагами, откинулся на спинку стула и заказал вторую кружку пива. Он уже заглядывал в кафе «Эгмон» и оставил хозяину записку для Рэнди, предлагая ей встретиться здесь, в кафе «Ле Серф Ажиль», за столиком на улице, – это было его любимое заведение. Располагалось оно на рю Сен-Катрин, в нижнем городе, невдалеке от биржи, в том месте, где когда-то к берегам Сены причаливали сотни рыбачьих лодочек. В окрестностях прежнего рыбного рынка по сей день в любом кафе подавали рыбу, хотя реку уже давно загнали в бетонные берега и перекрыли сводом, по которому теперь проходил бульвар Аншпах.