Парижский вариант - Ладлэм Роберт. Страница 54
– Можешь отказаться, – устало проговорила она. – Никто из них не сможет работать с твоим молекулярным компьютером. Они окажутся беспомощны.
– А я – мертв. И ты, что куда важнее, – тоже.
– Они все равно нас убьют.
– Нет! Они обещали.
В голосе отца Терезе послышалось отчаяние хватающегося за соломинку.
– Обещали? – Она горько рассмеялась. – Террористы, похитители, убийцы – обещали?!
Шамбор сжал губы и, не отвечая, вернулся к работе, снова и снова проверяя контакты.
– Они сотворят что-то ужасное, – проговорила Тереза. – И погибнут люди. Ты это знаешь.
– Я ничего не знаю.
Она воззрилась на него, словно впервые увидев.
– Ты заключил сделку. Ради меня. Так ведь? За мою жизнь ты продал им душу.
– Я ничего не продавал.
Но взгляда Эмиль Шамбор не поднял.
Тереза все смотрела на него, пытаясь понять, что он думает, что чувствует… что переживает.
– Но это ты и сделаешь. Ты заставишь их отпустить меня, прежде чем поможешь им совершить задуманное.
Шамбор помолчал секунду.
– Я не позволю им убить тебя, – промолвил он тихонько.
– Разве это не я решаю?
Вот теперь ее отец резко обернулся в кресле:
– Нет! Это решаю я!
За спиной Терезы послышались шаги, и девушка невольно шарахнулась. В дверях стоял Мавритания, поглядывая то на Терезу, то на ее отца. Позади невысокого террориста громоздился мрачной тенью Абу Ауда.
– Вы ошибаетесь, мадемуазель Шамбор, – серьезно проговорил Мавритания. – Когда наша миссия будет исполнена, мне более не понадобится ваш отец, и мы объявим о нашем триумфе по всему миру, дабы Великий Шайтан знал, кому обязан своим падением. Тогда уже будет все равно, что сможете рассказать вы или ваш отец. Никому нет нужды умирать… если только этот кто-то не помешает нам исполнить задуманное.
Тереза скривилась:
– Его вы еще сможете обмануть, но не меня. Я распознаю ложь с первого слова.
– Печально, что вы не доверяете нам, но переубеждать вас у меня нет времени. – Мавритания перевел взгляд на Шамбора: – Когда вы будете готовы вновь?
– Я же сказал – мне нужно два дня.
Мавритания прищурил глазки.
– Они почти истекли.
С момента своего прибытия террорист еще ни разу не повысил голос. Но от этого злоба, горевшая в его глазах, казалась только страшнее.
Париж, Франция
Башня Монпарнас, приютившаяся посреди кучки небоскребов на одноименном бульваре, постепенно скрывалась вдали, по мере того как Джон, Рэнди и перепуганный лаборант из Пастеровского института Хаким Гатта все глубже забирались в лабиринт парижских переулков, где среди призраков прежней богемы жила и работала новая. Солнце уже зашло, и последние угольки догорающего дня красили небо унылым серовато-желтым цветом. Черные тени накрывали мостовые и палисаднички, в воздухе висели запахи перегара, гашиша и олифы.
– Вот эта улица, – пробормотал наконец по-французски перепуганный мойщик пробирок. – Тогда… можно… я пойду?
Хаким Гатта был ростом по плечо Джону Смиту. Этот смуглый курчавый человечек с бегающими глазами имел одно-единственное достоинство: он проживал этажом выше доктора Акбара Сулеймана.
– Пока нет, – отрезала Рэнди, затаскивая лаборанта обратно в тень. Джон короткой перебежкой присоединился к ним. – Какой дом?
– П-п-пятнадцатый.
– Квартира? – уточнил безжалостный Джон.
– Т-третий этаж. Последняя. Вы же обещали, что заплатите и я пойду?
– Кроме проулка, других выходов из дома нет?
Хаким решительно закивал.
– Или через парадное, или переулком. Третьего выхода нет.
– Ты бери проулок, – бросил агент своей соратнице. – Я – парадное.
– И с каких пор ты главный?
Хаким было попятился, но Рэнди ловко ухватила его за воротник и ткнула стволом под нос. Лаборант зажмурился и обмяк.
– Извини, – пробормотал наблюдавший за этой интерлюдией Джон. – У тебя есть идея получше?
– Нет, – неохотно созналась Рэнди, – но ты в другой раз все равно спрашивай! Помнишь наш спор о вежливости? Давай пошевеливаться. Неизвестно, надолго ли он тут задержится, когда узнает, что мы спрашивали о нем в Пастеровском. Переговорник у тебя?
– Само собой.
Джон похлопал себя по карману черного плаща и быстрым шагом двинулся прочь. Стены теснины-улицы испещряли светящиеся окна – в четыре, пять, шесть рядов. Дойдя до пятнадцатого дома, агент прислонился на пару минут к стене у подъезда, оглядываясь. Мимо проходили люди – кто в бар или бистро, а кто и домой. Немногочисленные парочки наслаждались весенним теплом и обществом друг друга. Выждав, когда никого из прохожих не оказалось поблизости, Джон нырнул в подъезд.
Дверь оказалась открытой, и консьержки не было. Вытаскивая из-под плаща свой «вальтер», агент взлетел на третий этаж и прислушался, припав к двери последней квартиры. Из дальней комнаты доносился шум радио, потом кто-то открыл кран, и струя воды ударила в тазик. Джон осторожно подергал ручку – само собой, заперто. Замок стандартный, пружинный, не из сложных. Вот если внутри стоит засов, попасть в квартиру будет намного труднее, но большинство людей беспечны и запираются на засов только по вечерам.
Вытащив из кармана небольшой набор отмычек, агент принялся за работу и так увлекся, что не заметил, как шум воды стих. Автоматная очередь с грохотом прошила дверь в двух пальцах над макушкой агента. Воздух наполнили разлетающиеся щепки. Что-то ударило Джона в бок, и агент рухнул на пол, крепко приложившись левым плечом. «Черт, – мелькнуло в голове, – я ранен…» Накатило головокружение; агент с трудом поднялся на четвереньки и пристроился обок продырявленной двери, едва удерживая обеими руками «вальтер». В боку пульсировала боль, но Джон старался не обращать на нее внимания, не сводя взгляда с двери.
Когда стало понятно, что стрелок не выйдет, агент позволил себе расстегнуть плащ и поднять рубашку. Пуля разодрала одежду и вырвала клок кожи на талии, оставив пурпурный след. Рана кровоточила, но не сильно, и ходить не мешала – значит, ею можно заняться позже. Заправлять рубашку в штаны он не стал; свободный черный плащ неплохо скрывал и дырки от пули, и пятна крови.
Поднявшись во весь рост, агент изготовился к стрельбе и швырнул в дверь связкой отмычек. Еще одна очередь прошила фанеру, но в этот раз шальная пуля выбила замок. С верхних и нижних этажей уже доносились тревожные крики и ругань.
Джон бросился вперед, вышибая плечом дверь, и сразу же ушел в перекат, чтобы выйти из него в боевую стойку, нацелив пистолет на стрелка. И замер.
На старенькой тахте напротив двери сидела, скрестив ноги по-турецки, симпатичная стройная девушка, не успевшая еще отвести от входа дуло здоровенного старого «калашникова». На агента она взирала с таким недоумением, словно тот не вышиб дверь, а просочился сквозь нее духом святым.
– Брось оружие! – скомандовал Джон по-французски. – Брось! Сейчас же!
Террористка кинулась на него, пытаясь взять противника на прицел, но агент одним пинком вышиб оружие у нее из рук и, заломив девушке руку за спину, толкнул перед собой. Вдвоем они обошли квартиру комнату за комнатой. Но, кроме террористки, там не было никого.
– Где доктор Сулейман? – рявкнул Джон, приставив дуло «вальтера» к виску девушки.
– Где ты его не найдешь, chien! [40]
– Кто он тебе – любовник?
– А ты что – ревнуешь?
Агент вытащил переговорник из кармана плаща.
– Его здесь нет, – шепнул он в микрофон, – но только что был. Осторожней.
Сорвав покрывало с тахты, он надежно привязал девушку к стулу и выбежал из квартиры, даже не захлопнув за собой дверь, чтобы скатиться по лестнице к входу.
Стоя посреди мощеного переулка позади дома и морща нос от запаха мочи и перегара, Рэнди Расселл приглядывалась к темным окнам третьего этажа, стиснув в ладони рукоять «беретты». Рядом нервно переминался с ноги на ногу Хаким Гатта, словно перепуганный кролик, готовый в любую минуту рвануться в свою нору. От посторонних глаз их скрывала непроглядная тень старой липы. Над головами по узкой полоске ночного неба высыпали звезды, с трудом прокалывая лучиками облачную дымку.
40
Собака (фр.).