Красная Армия (ЛП) - Питерс Ральф. Страница 10

Несмотря на свой возраст, он продолжал изнурять себя, только для того, чтобы оказаться сраженным бессмысленным и совершенно неожиданным врагом — астмой. Как будто столетия жалкого приспособленчества в грязных гетто вернулись к нему горькой шуткой мстительного Яхве. Он прошел спецподготовку только для того, чтобы надорваться и оказаться в военном санатории в Баку. Дни прыжков закончились.

Но он отказался сдаваться, желая остаться офицером в своем навязчивом стремлении носить форму. Он знал, что его опять не поймут. У него не было никакой другой жизни, уж тем более в еврейской среде. Он не понимал евреев, которые хотели эмигрировать, оставив СССР, Россию, оставив свой дом. Для Чибисова эмигранты были непонятными малодушными эгоистами. Израиль же казался ему страной фашизма и религиозного мракобесия. И в то же время он понимал, что для сослуживцев он так и остался маленьким евреем, штабной крысой, мечта которой — стать главным бухгалтером в большом еврейском банке или засесть за изучение заумных книг, занимаясь одному ему понятными исследованиями. Но маленький еврей хотел быть советским десантником.

Чибисов поднялся по лестнице, сильно потея и будучи близок к истощению. Он побрел к массивным дверям бункера. Солдаты охраны отдали ему честь, а дежурный за стеклом вскочил по стойке «смирно». Да уж, все знали маленького еврея — начальника штаба, с горечью подумал Чибисов.

Он стоял в подвешенном состоянии, когда внутренние двери закрылись за ним. Затем наружные двери начали открываться, и в лицо ударил прохладный воздух, вместе к которым пришли капли слабого дождя и далекий гул на шоссе. Прогноз обещал в первый день войны легкий дождь, и Чибисову повезло выйти из бункера, когда дождь перешел в мелкую водяную пыль. Наружная дверь закрылась, и Чибисов стоял, дыша так глубоко, как позволяли легкие, почти задыхаясь. Вблизи раздавался рокот лопастей вертолета кого-то из важных участников совещания. Лопасти молотили в темноте, набирая обороты. Под их шум, бесчисленные транспортные средства спешили к местам назначения. Мозг Чибисова опять заполнили расписания. Удар сразу после завершения развертывания был краеугольным камнем предстоящего наступления. Хуже всего было привезти все на позиции, аккуратно разложить, а потом ждать в тишине, сообщая противнику, что вы готовы к атаке, какие силы будут задействованы и даже где будет нанесен удар. План наступления так же держался на скорости, маневре и перемещении войск, которые не слишком отличались от предыдущих дней маршей по дорогам и поспешных привалов, но позволяли оперативно перемещать войска, создавая преимущество на направлении удара, достигая тактической и даже оперативной внезапности. Чибисов посмотрел на часы. Если все шло по графику, на шоссе шумела техника одной из дивизий седьмой танковой армии, направляющееся к Эльбе. Когда первый эшелон пойдет в атаку, второй начнет занимать освободившиеся районы развертывания. Чибисов верил в расчеты. Тем не менее, он признавал и то, что для солдат и младшего командного состава происходящее выглядело полнейшим хаосом. Нужно учиться у Малинского абстрагироваться, подумал Чибисов. Не увязать в подробностях и, в тоже время, не забывать о них. С подобной высоты любые заторы на дорогах или в районах сосредоточения просто исчезали, трансформируясь в показатели математической модели.

И все же замечательно, подумал Чибисов, что враг не решился на упреждающий удар. Он и Дудоров подробно обсуждали это с Малинским. За сутки до наступления, силы Варшавского договора, в особенности линии снабжения и тыловые службы были чрезвычайно уязвимы. Но НАТО ничего не предприняло. Дудоров был убежден, что превентивный удар полностью исключен. Но ни Чибисов, ни Малинский не могли полностью поверить в то, что враг будет терпеливо сидеть и ждать очевидного предстоящего удара.

Чибисов вдохнул ночной воздух. Дыхание восстанавливалось, и он ощущал себя вернувшимся с того света. Ему вдруг пришло в голову, что их план, мощное, неослабевающее наступление, для НАТО будет похоже на приступ астмы. Оно сломается, когда ему собьют и уже не позволят восстановить дыхание. В ночной тишине шум техники звучал особенно отчетливо, будто двигалась сама земля. Через несколько часов воздух разорвет первая волна авиации. И все равно противник ничего не делал.

Одинокий вертолет с ревом прошел у него над головой. Наверное, вертолет Старухина, подумал Чибисов. Но ему уже удалось выбросить командарма из головы.

Слабый дождь окончательно прекратился. Чибисов понимал, что он вернется, причем сильнее, чем раньше. Но пока что он стоял во влажном воздухе, думая о Малинском, который, фактически, спас его. Вернувшись из санатория, где он восстанавливался после начавшейся астмы, Чибисов обнаружил, что его собираются без его же ведома уволить из армии. Все тот же антисемитизм. Он ходил по инстанциям, пока, наконец, не попал к заместителю командующего Закавказским военным округом. Тогда он первый раз встретился с Малинским. Товарищ заместитель командующего округом, армия — моя жизнь. Я такой же офицер в такой же форме. Малинский молча смотрел на него, резко отличаясь от других генералов, с их раздутым самомнением и тягой к пустым угрозам, с которыми был знаком Чибисов. Таких, как Старухин.

Малинский сумел не допустить увольнения Чибисова и назначил его в оперативный отдел. Тогда разрабатывался запасной план вторжения в Иран, и нужен был хороший специалист в вопросах использования воздушно-десантных войск. Чибисов открыл что-то новое и для себя. Возможно из-за технической подготовки, у него была способность замечать детали, кроме того, он практически интуитивно понимал, как сделать план понятным для его исполнителей. Он полюбил свою новую работу.

И особенно полюбил работать под началом Малинского. Блестящие оперативные концепции и постоянно меняющиеся обстоятельства Малинский усваивал, казалось, без малейших усилий. Чибисов никогда не видел, чтобы кто-то мог сравниться с ним в быстроте и тщательности понимания общей ситуации и истинных причин происходящего. Эти двое, казалось, были обречены работать вместе. Малинский, исполненный стратегических идей и Чибисов, как никто другой, способный преобразовать стратегию в приказы, графики и прочие горы документов, которые приводили армии в движение и обеспечивали выполнение поставленной задачи. В конце концов, война в Афганистане отправила все планы по Ирану в долгий ящик, возможно, навсегда. Но Чибисов остался с Малинским, получив генеральскую должность начальника штаба округа, на этот раз Приволжского. Чибисов стал самым молодым начальником штаба округа, и знал, что зависть к его карьере создает Малинскому серьезные проблемы. Но с тех пор они постоянно работали вместе, и Чибисов сожалел только о том, что он не был человеком, способным прямо высказать Малинскому, насколько глубоко он ему благодарен.

Дыхание, наконец, нормализовалось, и Чибисов повернулся к входу в бункер. Было не так много времени, чтобы растрачивать его без толку. Трименко, командир второй гвардейской танковой армии, почти закончил просмотр фильма, и Чибисов не хотел задерживать его больше, чем нужно. Он не сомневался, что Трименко, которого не интересовало ничего, что выходило за рамки стоящих перед ним задач, будет сердиться, торопиться и скептически относиться к пустой трате времени.

Запись еще шла, когда Чибисов вошел в темный зал. Он стоял, привыкая к темноте, наблюдая красочную хронику разрушений, которая была снята и в дождливые и в ясные дни, чтобы соответствовать любому истинному варианту. Затем он направился к пустому креслу между генерал-полковником Трименко и генерал-майором Дудоровым. Саморуков, заместитель командующего фронтом по ВДВ и спецназу, сидел с другой стороны от Трименко. Полковник Штейн, выступая в качестве конферансье, стоял рядом с экраном телевизора.

Чибисов видел эту запись и раньше, но она по-прежнему казалась ему замечательной. Фильм демонстрировал уничтожение западногерманского города, еще не затронутого еще не начавшейся войной. Штейн был направлен на Первый Западный фронт прямо из специального отдела военной пропаганды при генеральном штабе в Москве. Когда Чибисов смотрел запись, он говорил, что современная война именно так и выглядит, и ему иногда действительно так казалось. Фильм был сделан превосходно, никогда не казался ни слишком натянутым, ни слишком честным. Зритель всегда ощущал, что оператор помнил о том, что сам был смертен. Чибисов не понимал немецкий голос комментатора за кадром, но смысл ему объяснили, когда вчера они с Малинским впервые посмотрели этот фильм. Только тогда определенные директивы обрели смысл, и Малинский был сильно возмущен тем, что они не были поставлены в известность заранее. И эта операция его искренне беспокоила. Она никак не укладывалась в характер старомодного, галантного Малинского. Офицеры штаба за глаза прозвали его «граф», наполовину в шутку, наполовину с уважением. Когда Чибисов был моложе, он запрещал употребление кличек даже в шутку. Но потом он понял, что это прозвище вполне верно. Не потому, что Малинский происходил из дворянского рода, что он полностью игнорировал. Просто в самом его характере было что-то аристократическое.