Превосходство Борна - Ладлэм Роберт. Страница 66

Вдруг пехотинец с обожженными руками, словно мешок, вылетел из очередного обследованного им магазина на улицу, сопровождаемый осколками стекла выбитой им при этом двери. Следом за ним появился молодой китаец в спортивном кимоно, явно походивший на инструктора рукопашного боя.

Наконец, слегка прихрамывая, на улице появился третий, последний пехотинец, который чуть не упал с лестницы при неожиданном столкновении с Мари в узком пространстве лестничной площадки второго этажа. Он уже спешил на помощь своему приятелю, и, несомненно, китайцу пришлось бы очень туго против двух морских пехотинцев, если бы в этот момент новое событие не нарушило окружающей обстановки.

Неожиданно, без всякого предупреждения, улица наполнилась резковатыми звуками восточной музыки, воспроизводимой многочисленными металлическими тарелками и примитивными деревянными инструментами. С каждым шагом этого сборного импровизированного оркестра, по мере того как он продвигался по улице, толпа затихала и всякое движение останавливалось. За оркестрантами можно было видеть людей, несущих что-то напоминавшее бумажные плакаты, обрамленные цветами. Постепенно полное оцепенение охватило все пространство центральной улицы. Американцы чувствовали себя явно неуверенно. Замешательство охватило и Кэтрин Степлс, которая пыталась скрыть свое отношение к происходящему от помощника Госсекретаря, беспомощно разводившего руками, выражая таким образом свое раздражение.

Мари продолжала наблюдать за происходящим как загипнотизированная. Впереди движущейся процессии она неожиданно увидела Джи Тая, который направлялся прямо к мясному магазину! Мак-Алистер, Кэтрин Степлс и трое морских пехотинцев остались где-то в конце образовавшейся толпы и вскоре исчезли из виду, видимо, отправившись на продолжение поисков.

В этот момент постучали. Старик-хозяин убрал цветы и открыл дверь. Банкир вошел в помещение и поклонился Мари.

– Как вам понравилось представление, мадам?

– Я еще не поняла, что все это значит?

– Похоронный марш для усопших. В данном случае, вне всяких сомнений, он предназначался для тех убитых животных, которых вы могли видеть в холодильнике мистера Ву.

– Вы?.. Все это было заранее спланировано?

– Будет точнее, если вы скажете, что все находилось в состоянии полной готовности, – пояснил Джи Тай. – Очень часто многие наши родственники с Севера переходят границу, чтобы повидать друг друга, а солдаты вылавливают их и отправляют назад. Поэтому мы всегда стараемся защитить их и в любой момент прийти на помощь.

– Но я?.. Что вы знаете обо мне?

– Мы наблюдали, мы ждали. Вы, скорее всего, прятались, вы от кого-то убегали. Так мы считали. Вы сказали нам, что не пойдете в полицию с заявлением на тех двух хулиганов. Поэтому вам и указали дорогу, путь к отступлению, в этот переулок, заканчивающийся тупиком.

– Так значит, эти женщины, стоявшие за покупками?..

– Да. Они должны были перегородить улицу, когда вы появились там, чтобы направить вас к магазину. Мы должны были вам помочь.

Мари взглянула на озабоченные лица китайцев, стоявших перед зашторенными окнами и заполнивших почти всю улицу, затем перевела взгляд на банкира.

– А почему вы решили, что я не преступница?

– Для нас это не имело большого значения, мадам. Гораздо важнее оскорбление, которое нанесли вам наши молодые люди, а кроме того, мадам, вы не похожи на преступницу ни по виду, ни по манере говорить.

– Да, действительно, я не принадлежу к этому типу людей. Но мне нужна помощь. Мне необходимо вернуться в Гонконг, желательно в отель, где меня не могли бы найти и где был бы телефон. Я пока не знаю, кого именно я хочу разыскать, но я постараюсь добраться до людей, которые смогут мне помочь… помочь нам. – Мари сделала паузу, ее глаза неподвижно остановились на банкире. – Человек по имени Дэвид – это мой муж.

– Я могу понять и это, и многое другое, мадам, – ответил Джи Тай, – но прежде всего вам необходим врач.

– Что?

– Ваши ноги, мадам. Они буквально кровоточат.

Мари посмотрела вниз. Кровь проступала через бинты и через ткань легких комнатных тапочек, в которых она выбежала на улицу.

– Да, вы правы, – согласилась она.

– Затем – одежда и транспорт. Отель я подберу для вас сам и сниму номер на любое имя, какое вам понравится. Возникает вопрос о деньгах. Вы располагаете хоть какой-то суммой?

– Я не знаю, – неуверенно произнесла Мари, открывая сумочку и вынимая из нее деньги, которые Кэтрин Степлс на всякий случай оставила ей.

– Мы не очень богаты здесь, в Таенмане, но вполне вероятно, что сможем помочь вам. Уже были разговоры о денежном сборе.

– Я достаточно состоятельная женщина, мистер Джи Тай, – перебила его Мари. – И если это необходимо, и, честно говоря, если я останусь жива, вам будет возвращено все до последнего цента со значительным превышением процента первичной нормы ставок.

– Как вам будет угодно, ведь я банкир и могу принять такое предложение. Но каким образом такая очаровательная леди, как вы, знает все о процентах и первичных нормах ставок? – улыбаясь, закончил Джи Тай.

– Вы банкир, а я, как ни странно, экономист. И откуда бы еще банкиры узнавали о влиянии инфляционных процессов на изменение курсов валют и в первую очередь на изменение процента начальных ставок? – И Мари рассмеялась чуть ли не первый раз за долгое время.

У нее был почти целый час для спокойных размышлений, когда она ехала в такси, пересекая тихую сельскую местность, раскинувшуюся между Таенманом и Цзюлуном. И еще минут сорок пять они ехали по густонаселенным предместьям Цзюлуна, которые все вместе образовывали район под названием Монгкок.

Жители Таенмана, принявшие участие в судьбе волею случая заброшенной к ним американки, оказались не только благородными и склонными к покровительству, но и чрезвычайно изобретательными. Учитывая то обстоятельство, что белая женщина явно прячется от кого-то и кого-то ищет, ее появление в Цзюлуне или Гонконге должно было пройти абсолютно незаметно. Для этого ее внешность должна быть явно изменена. С этой целью в разных магазинах были куплены предметы европейской одежды, которые в первый момент поразили Мари своей разрозненностью и кажущейся несовместимостью. Они казались однообразно скучными в массе тускло-коричневых тонов, скромными, но не лишенными определенного изящества и в то же время мрачными и создавали впечатление, что их владелица либо напрочь лишена понятия о современной моде, либо проявляет определенное пренебрежение по отношению к ней. И только через час, находясь в боковой комнате местного салона красоты, она поняла, почему для нее был выбран именно такой наряд. Женщины же продолжали суетиться вокруг нее. Ей вымыли и высушили под феном волосы, а затем мастера косметики надолго занялись ее внешностью, по очереди демонстрируя, что может сделать их искусство. Когда все было закончено и она взглянула на себя в зеркало, то едва не задохнулась. Ее лицо было изменено почти до неузнаваемости и имело бледный оттенок усталости. Это было лицо женщины, постаревшей как минимум лет на десять, и оно дополнялось обрамлением из волос серого, почти мышиного цвета с едва уловимым серебристым оттенком. Нечто аналогичное она пыталась сделать при побеге из госпиталя, но то, что она увидела сейчас, было проделано с более дерзким и широким размахом. Она являла собой китайскую модель американской туристки, принадлежащей к верхушке среднего класса, серьезной, без сумасбродства дамы, скорее всего, вдовы, которая неукоснительно следует советам и инструкциям туристических бюро, не сорит деньгами и никуда не выходит без справочников и туристических схем, в которые постоянно заглядывает на каждом маршруте. Жители Таенмана очень хорошо знали таких туристов, и потому созданная ими картина была предельно точной. Их искусство получило бы высшую оценку у Джейсона Борна.

К сожалению, возникали и другие мысли, которые не давали ей покоя. Она старалась отодвинуть их, отдалить момент паники, вызываемый ими, но они неумолимо, вновь и вновь преследовали ее. Тогда она попыталась вспомнить, кто мог бы реально помочь ей, и начала перебирать имена и лица, возникавшие в глубине ее памяти. Задача, которую она поставила перед собой, была почти неразрешима, так как охватывала ту область человеческой деятельности, где отсутствовали привычные человеческие взаимоотношения, а действовала жестокая стратегия, имеющая не менее зловещее название: вне закона, что в переводе на обычный язык означает ситуацию, когда единственным приемлемым решением является смерть каждого, кто стоит на пути к нему. Морис Панов почти тут же выпал из этой цепочки, так как он никогда не поддерживал никакие акции, спланированные по такому принципу.