Рукопись Ченселора - Ладлэм Роберт. Страница 105
Все, о чем говорилось в справке, было псевдонаучным вздором. Майор понятия не имел о том, что такое «гинобиус», но имел все основания полагать, что раз он придумал его, то никто не посмеет поставить под сомнение его «открытие». Со справкой в руке Фил направился в хранилище микрофильмов.
В разговоре со старшим сержантом, который заведовал хранилищем, Браун не упомянул о Часоне. Напротив, он предоставил возможность самому сержанту подобрать для него материалы. Тот подошел к своей миссии детектива с полной ответственностью: он исчез среди металлических стеллажей и вернулся с микрофильмами.
Спустя три с половиной часа Браун растерянно смотрел последний кадр на экране. Он уже давно снял мундир и повесил его на спинку стула, расслабил галстук и расстегнул воротник рубашки. Он был ошеломлен. Просмотрев сотни кадров, он не обнаружил даже намека на Часон. Можно было подумать, что никакого Часона вообще никогда не существовало, поэтому там ничего и произойти не могло. Во всяком случае, если верить микрофильмам, хранившимся в госпитале Уолтер Рид, дело обстояло именно так.
Браун встал и отнес ролики с пленкой сержанту. Он понимал, что необходимо соблюдать осторожность, но приходилось рисковать, так как он зашел в тупик.
– Я обнаружил для себя много полезного, – сказал он, – но, думаю, это не все. Подвижные лаборатории обнаружили «гинобиус» в окрестностях Пхеньяна. В некоторых материалах лабораторий имеются ссылки на район или провинцию Часон. Нет ли у вас указателя?
Сержант отреагировал мгновенно – по его глазам было видно, что о Часоне он слышал.
– Часон? Да, сэр, это название мне знакомо. Я встречал его совсем недавно. Только вот где?
От волнения кровь у Брауна побежала по жилам быстрее.
– Это может оказаться очень важным, сержант. Еще одно звено в спектрографе, но вдруг именно его нам недостает? Этот проклятый «гинобиус» просто зверь. Постарайтесь, пожалуйста, вспомнить.
Сержант встал и подошел к конторке, сохраняя на лице озабоченное выражение:
– Кажется, где-то была отметка о передаче этих материалов. Вкладыш находится в крайней колонке справа. Это что-то необычное…
– А почему необычное?
– В эту колонку заносятся материалы, подлежащие передаче. Да, микрофильмы уже переданы. Многие пользуются нашим хранилищем…
– Не могли бы вы назвать точную дату передачи?
– День-два назад. Сейчас посмотрю.
Сержант достал с полки гроссбух в переплете с металлическими застежками:
– Вот, нашел. Вчера, во второй половине дня. Было передано двенадцать микрофильмов, и все о Часоне. По крайней мере, разумно, что они были переданы.
– Что вы имеете в виду?
– Понадобилось бы дня два, чтобы просмотреть все материалы. Я удивлен, что они так подобраны.
– Что вы хотите этим сказать?
– Закодированные указатели: «Совершенно секретно», «В интересах национальной безопасности». Вам понадобится основной каталог, чтобы найти эти микрофильмы. И хотя вы врач, вам их не выдадут.
– Почему же?
– У вас не слишком высокое звание, сэр.
– Кто дал указание о передаче материалов?
– Бригадный генерал Рамирес.
Браун выбрался на подъездной путь, ведущий к огромному центру по обработке информации в Маклине, штат Виргиния. Слева было расположено караульное помещение, на другой стороне – автомобильная стоянка с неизменной железной табличкой: «Только для сотрудников».
Брауну не потребовалось много усилий, чтобы убедить сержанта из хранилища в том, что люди не должны умирать только из-за того, что какой-то генерал Рамирес помешал установить природу вируса «гинобиус», а он, как офицер и врач, не хочет нести за это ответственность. Потом он расписался за получение закодированных номеров, под которыми значились микрофильмы. Сержант, таким образом, давал ему номера, а не микрофильмы, госпиталь же обеспечит доступ к дубликатам в Маклине.
Браун размышлял о том, что теперь у него личные счеты с Рамиресом: бригадный генерал загубил карьеру Макэндрю, который помог ему, Филу Брауну, сыну бедного фермера из Бэнди, штат Небраска, выйти в люди. Если Рамиресу не понравится этот довод, он всегда сможет подать на него в суд. Но Браун был почему-то уверен, что бригадный генерал не пойдет на это.
Получить разрешение в госпитале Уолтер Рид не представило особого труда. Браун просто использовал справку, чтобы убедить офицера службы безопасности в том, что ему необходимо получить доступ к материалам центра в Маклине. У входа в центр он показал пропуск охраннику. Тот нажал на кнопки ЭВМ, на миниатюрном экране зажглись маленькие зеленые цифры, и Брауна направили на нужный ему этаж.
По пути в секцию «М» по обработке данных Фил размышлял о том, что самое главное сделано. У него имелись закодированные номера материалов, которые были куда-то переданы по указанию Рамиреса, а это все, что ему требовалось. Каждая пленка имела свой особый номер. Его пропуск сделал свое дело, все преграды были преодолены, и спустя десять минут он уже сидел перед каким-то сложным кинопроектором. А еще через десять минут он пришел к выводу, что старший сержант из хранилища ошибался, уверяя, будто на просмотр материалов потребуется не менее двух дней. На это потребуется не более часа. Браун еще полностью не осознавал, что обнаружил, но то, что он увидел на небольшом экране, заставило его застыть в изумлении.
Из многих сотен человек, участвовавших в бою за Часон, в живых осталось только тридцать семь. Уже это обстоятельство было поразительным. И совсем непонятным казалось их распределение по госпиталям. Оно было проведено вопреки общепринятой практике. Участников одного боя, ставших инвалидами, старались направить в один госпиталь, ведь им предстояло провести там остаток жизни, а у них часто никого не было, кроме боевых товарищей. Родные и знакомые все реже и реже навещали их, и они постепенно убеждались, что до их жалкого существования никому нет дела.
Тем не менее тридцать семь человек, переживших Часон, намеренно изолировали друг от друга: тридцать один человек был направлен в тридцать один госпиталь от Сан-Диего до Бангора, штат Мэн. Остальные шестеро находились вместе, но возможность общения была сведена для них практически к нулю: их поместили в закрытую психиатрическую клинику в десяти милях западнее Ричмонда. Браун хорошо знал это место. Документально было засвидетельствовано, что все шестеро душевнобольные, все буйные, одержимы манией убийства.
Правда, они были вместе. Перспектива посещения этих несчастных была не из приятных, но если Ченселор надеялся узнать что-либо о Часоне, то в его распоряжении были имена шести оставшихся в живых людей. С точки зрения писателя, обстоятельства им благоприятствовали. Если удастся получить пропуск в клинику, то эти потерявшие рассудок люди, быть может, смогут о многом рассказать. Пусть бессознательно, но зато они не связаны оковами рационального мышления.
Что-то продолжало беспокоить Брауна, однако он так и не понял, что именно. Он был слишком потрясен, чтобы все тщательно обдумать. Голова у него и так раскалывалась.
«Нет, это не клиника, – подумал Питер. – Это тюрьма какая-то, санированный вариант концлагеря…»
– Не забудьте, вас зовут Ноунли и вы врач, – напомнил Браун. – Говорить буду я.
Они шли по длинному белому коридору, мимо расположенных по обеим сторонам его белых металлических дверей. Возле каждой двери в стене были пробиты маленькие окошки для наблюдения, прикрытые толстыми стеклами, через которые можно было разглядеть обитателей палат. Человеческие существа лежали, свернувшись клубком, на голом полу, перепачканные в собственных экскрементах. Другие метались, как дикие двери, но, заметив незнакомцев в коридоре, бросались к окошкам, и Браун с Ченселором могли отчетливо видеть их искаженные страшными гримасами лица. Некоторые стояли у окон, безучастно глядя на солнечный свет, погруженные в свои безумные фантазии.
– К этому невозможно привыкнуть, – сказал сопровождавший их психиатр. – Человеческие существа, низведенные до уровня приматов. Но они когда-то были людьми, и мы не должны забывать об этом.