Сделка Райнемана - Ладлэм Роберт. Страница 75

– Как вы сами только что сказали, в оборот вовлечены огромные деньги. Поэтому мы решили посылать зашифрованные сообщения каждые двенадцать часов. Сегодня к вечеру окончательно уточним график связи и завтра отошлем его с курьером в Вашингтон. В каждой шифровке допускается до пятнадцати знаков… Ключевым словом будет «Тортугас».

Дэвид внимательно наблюдал за реакцией Кенделла.

– О’кей… Э-э-э… О’кей, – механически кивал тот. Казалось, его мысли заняты чем-то другим.

– Вы одобряете наш вариант?

– Разумеется, а почему нет? Играйте как хотите. Я должен буду сообщить в Вашингтон лишь о том, что получил из Женевы по радио подтверждение о поступлении туда оговоренной суммы и вы, таким образом, можете отправляться назад.

– Но я думал, что подтверждение должно иметь какой-то код…

– Черт возьми, о чем вы?

– О «Тортугасе». Разве подтверждение придет не под этим кодом?

– При чем тут какой-то код? И что означает этот ваш «Тортугас»?

Дэвид понял, что Кенделл не притворяется. Он и в самом деле ничего об этом не знал.

– Простите, я, вероятно, что-то напутал. Я полагал, что «Тортугас» входит в число условных обозначений.

– О боже!.. Черт бы побрал вас вместе со Свенсоном!.. Да и не только вас, но и всех остальных! Кто корчит из себя военных гениев!.. Разве не напоминает вам своим звучанием это слово, «Тортугас», известных персонажей шпионских историй – например, того же Дэн Дана, секретного агента, или Маккоя?.. Послушайте, если Леон скажет вам, что все в порядке, то сразу же сообщите об этом в своей шифровке. А затем отправляйтесь на аэродром в Мендаро… Это, по существу, небольшое летное поле… Люди Райнемана встретят вас там и объяснят, когда вы сможете лететь. Понятно? Дошло до вас?

– Да, дошло, – ответил Сполдинг, хотя и не был в этом уверен.

Выйдя из отеля, Дэвид отправился побродить по улицам Буэнос-Айреса. И сам не заметил, как дошел до большого парка возле площади Сан-Мартина. Тихое, спокойное место. Фонтаны, несущие свежесть и прохладу. Дорожки, покрытые белым гравием.

Здесь он сел на деревянную скамью и попытался собрать воедино разрозненные мысли, тревожившие его.

Уолтер Кенделл не лгал. Слово «Тортугас» ничего для него не значило.

Между тем незнакомец в нью-йоркском лифте рисковал жизнью, чтобы узнать его смысл.

По словам Айры Бардена, с которым он встречался в «Фэрфаксе», в документе о переводе бывшего лиссабонского резидента в ведение военного департамента, хранившемся в личном сейфе Эда Пейса, напротив его имени стояло только одно слово, и слово это было «Тортугас».

Только Пейс знал на все ответ, но Пейс мертв. Он ничего уже не сможет объяснить Дэвиду.

В Берлине, без сомнения, узнали как-то о переговорах относительно созданных в Пенемюнде приборов, но слишком поздно, чтобы предотвратить хищение чертежей, и в настоящее время главные усилия соответствующих сил направлены в основном на то, чтобы сорвать сделку. И не только сорвать, но и, насколько это возможно, выявить всех, кто был причастен к этому делу. Раскрыть агентурную сеть Райнемана.

Если это действительно так – другого-то объяснения происходящего вроде бы нет, – то вывод из этого может быть только один: сообщение о придуманном Пейсом условном обозначении «Тортугас» поступило в Берлин от человека, внедренного немецкой разведкой в структуру «Фэрфакса». И в этом нет ничего удивительного. То, что система безопасности, функционирующая на территории данного объекта, дала серьезный сбой, – факт бесспорный. И доказательством тому убийство Пейса.

Берлину не столь уж сложно определить, что за роль во всем этом деле выпала на долю бывшего американского резидента в Лиссабоне, подумал Дэвид. Сотрудника посольства, зарекомендовавшего себя за время пребывания в этом городе с наилучшей стороны, срывают внезапно с места и отправляют в Буэнос-Айрес. Специалист высшего класса, чье мастерство подтверждено сотнями сообщений с важнейшими разведданными, переданными им спецслужбами союзных держав, и чья агентурная сеть в Южной Европе превосходит своей эффективностью все остальные, не покидает так просто обжитую уже территорию, если только в каком-то другом месте не возникает особо острая нужда в его знаниях и практическом опыте.

В подобных рассуждениях не содержалось ничего нового. Сполдинг и раньше принимал за данность тот факт, что в Берлине не просто подозревают его в участии в буэнос-айресской операции, а твердо знают, что это так. Последнее обстоятельство служило ему в каком-то роде своеобразной защитой. До поры до времени он мог не опасаться за свою жизнь. Если враги убьют его, то вместо него появится кто-то другой. И тогда им придется начинать все сначала. Его же они уже изучили… И, принимая за сущего дьявола, довольствуются тем, что он у них всегда на виду.

Сполдинг сосредоточенно думал, а как поступил бы он сам, окажись вдруг на месте врага. Что предпринял бы в сложившейся на данный момент ситуации.

Враг не станет убивать его, если только не поддастся паническому страху или не перепутает с кем-то другим. Пока что, во всяком случае, смерть ему не грозит. Поскольку от него лично никак не зависит, доставят сюда чертежи или нет. В то же время противник, следя неустанно за ним, может выяснить время и место доставки тайного груза.

«Нам нужно точно знать, где именно находится „Тортугас“.»

Эти слова не так давно произнес в лифте отеля «Монтгомери» странный, истеричного типа субъект, готовый скорее умереть, чем выдать тех, чье задание он выполнял. Фанатизм нацистов известен. Но и другие ничем не уступают им в упорстве при достижении цели, хотя и действуют из иных побуждений.

Над ним, Сполдингом, наверняка уже установили негласный надзор – uberste berwachung, и теперь группы из трех-четырех человек следят за каждым его шагом буквально денно и нощно, в сутки все двадцать четыре часа. Данный же факт позволяет сделать вывод о том, что в составляемую в Берлине платежную ведомость включаются и некие лица отнюдь не с немецким гражданством. Эти агенты, действующие за пределами Германии, имеют многолетний опыт работы, выполняемой ими исключительно ради денег. Говорят они на разных языках и диалектах и, будучи глубоко законспирированными сотрудниками немецких спецслужб, легко находят себе пристанище в столицах нейтральных государств, коль скоро никому ничего не известно об их связях с гестапо, разведкой Гелена или «Нахрихтендинст».

Рекрутируют подобных наемников в основном на Балканах и в странах Ближнего Востока. Платят им щедро, поскольку они лучшие из лучших агентов. И к тому же больше всего на свете ценят английские фунты стерлингов и американские доллары.

Несомненно, Берлин, не ограничившись установлением круглосуточной слежки за Дэвидом, примет также всевозможные меры, чтобы помешать ему создать в Буэнос-Айресе собственную агентурную сеть. Но добиться этого можно только в том случае, если немецким спецслужбам уже удалось внедрить в посольство США своего человека или даже группу людей. Что бы там ни было, трудно представить себе, чтобы в Берлине не попытались этого сделать. Хотя бы купить за огромные деньги одного из сотрудников данного учреждения.

И если это так, то кто же все-таки из служащих посольства является наиболее вероятным кандидатом на роль немецкого агента, готового ради солидного куша на все?

Попытка подкупить сотрудника, занимающего высокий пост, может вызвать страшный скандал и дать ему, Сполдингу, важную информацию, которой он смог бы воспользоваться… Но в посольстве наличествует и другой контингент – из служащих среднего ранга. Наибольшего внимания заслуживают те из этой группы сотрудников, кто может по роду своей работы свободно расхаживать по всему зданию, держит при себе ключи от замков и имеет доступ к сейфам. А также и к кодам…

Перед мысленным взором Дэвида все четче вырисовывался созданный его воображением образ атташе. Человека, который никогда бы не пошел на риск во имя служения Сент-Джеймскому двору, но зато с готовностью включился бы в игру совсем иного рода. И с которым легко договориться, если предложить ему достаточную сумму.