Сделка Райнемана - Ладлэм Роберт. Страница 79

Проклятые дилетанты! На что, черт возьми, они рассчитывают? Чтобы Альберт Шпеер лично связался с Вашингтоном и одолжил военно-воздушным силам США приборы, с которыми, как он слышал, у его противников какие-то проблемы?!

Боже милосердный!

Дэвид, вне себя от гнева, вышел из телефонной будки и, покинув газетный киоск, вновь оказался на улице.

Что еще нужно сделать ему? Ах да, купить виски! Оно продается в магазине на Талькауано, сказала Джин. Это – в четырех кварталах отсюда, если идти прямо на запад.

Он привычно приподнял руку, чтобы взглянуть на часы, но их там, конечно же, не оказалось.

Проклятье!

– Прости, что задержался. Немного пришлось поплутать. Прошел пару кварталов не в том направлении.

Сполдинг поставил на стол бутылки с виски и содовой водой. Джин сидела на диване. Дэвиду показалось, что она озабочена чем-то.

– Мне никто не звонил? – спросил он.

– Звонил, но не тот, кого ты ожидал бы услышать, – произнесла Джин негромко. – А некто другой. Он сказал, что позвонит тебе завтра.

– Вот как? Он не назвал, случайно, своего имени?

– Назвал, – ответила Джин. По ее голосу было заметно, что она испытывает неподдельный страх. – Это был Генрих Штольц.

– Штольц? Не знаю такого.

– В таком случае представлю тебе его. Он – помощник секретаря немецкого посольства… Дэвид, что ты делаешь?!

Глава 27

– Нет, сеньор, мистер Кенделл выехал из отеля вчера вечером. Здесь записано: в десять тридцать.

– Он оставил какой-нибудь адрес или телефон, чтобы в случае чего его можно было бы разыскать здесь, в Буэнос-Айресе?

– Нет, сеньор. Думаю, он вылетел в Соединенные Штаты. В полночь был рейс «Пан-Америкэн».

– Благодарю вас. – Дэвид положил трубку и потянулся за сигаретой.

Невероятно! Кенделл сдался при первой же трудности. Почему же?

Зазвонил телефон. Дэвиду стало как-то не по себе.

– Да, я вас слушаю.

– Герр Сполдинг?

– Совершенно верно.

– С вами говорит Генрих Штольц. Я звонил вам вчера вечером, но не застал вас.

– Я знаю… Насколько мне известно, вы – сотрудник посольства Германии. Надеюсь, вам не надо говорить о том, что ваш звонок озадачил меня? Показался несколько странным? И не доставил мне особого удовольствия?

– Бросьте, герр Сполдинг! Разве я поверю, чтобы что-то действительно могло озадачить человека из Лиссабона? – Штольц засмеялся негромко, но в смехе его не было ничего обидного.

– Я атташе посольства, моя сфера – экономика. И ничего более. Вы должны знать это, если наводили обо мне справки… А сейчас прошу простить меня: я спешу…

– Не кладите трубку, – перебил его Штольц. – Я звоню из телефона-автомата. Уверен, это говорит вам кое о чем.

– Я не веду деловые разговоры по телефону.

– Я проверил: ваш номер не прослушивается.

– Если вы желаете со мной встретиться, сообщите время и место… Лучше, чтобы это было где-нибудь в деловой части города. Там всегда многолюдно, нет открытых пространств.

– В нескольких кварталах к северу от парка Лезама имеется неплохой ресторан – «Каза-Лангоста-дель-Мар». Он расположен в тихом, уединенном месте. Со стороны не просматривается. Там есть отдельные кабинеты. Правда, отделены они от общего зала не дверями, а занавесками. И хотя в них можно укрыться от постороннего взора, о полной изоляции не может быть и речи.

– Время?

– Двенадцать тридцать.

– Вы курите?

– Да.

– Тогда сразу же, как только выйдете из машины, достаньте пачку американских сигарет и возьмите ее в левую руку. Затем оторвите сверху краешек упаковки и выньте две сигареты.

– Это излишне: я уже видел вас и сразу же узнаю.

– И все же прошу сделать все в точности так, как было вам сказано: я-то ведь вас не знаю.

Дэвид, не дожидаясь ответа, положил трубку. Он поступит как всегда в подобных случаях. Заранее придет в ресторан, воспользовавшись, если удастся, служебным входом, и займет столик, откуда сможет увидеть своего телефонного визави, когда тот прибудет. Что же касается сигарет, то это был особый психологический прием, придуманный самим Сполдингом. Если человек имеет при себе какой-то опознавательный знак, – что именно, не имеет значения, – то он уже ограничен в своих действиях, поскольку знает: личность его установлена. Он стал мишенью, в которую в любую минуту может быть пущена пуля. Контрагент, «помеченный» таким образом, не захочет доставлять противной стороне лишние неприятности. И если он вынашивал подобные планы, то на место встречи не явится.

Джин Камерон шла по коридору к железной лестнице, которая вела в подвал.

Или в «пещеры», как работавшие за рубежом сотрудники госдепартамента именовали по всему миру подземные помещения, где хранились бесчисленные досье, содержавшие материалы буквально на каждого, кто хоть раз обращался в американское посольство, независимо от того, кем он был: человеком, которого уже знали, или никому не известной персоной, другом или недругом.

Сюда, помимо указанных выше материалов, отправляли на хранение и личные дела сотрудников посольств. С подробными, исчерпывающими сведениями, неоднократно проверенными и перепроверенными. Все, что только можно было раздобыть, заносилось аккуратно в досье. Ничто не оставлялось без внимания. Фиксировалось и место предыдущей работы, и оценки деловых качеств, проявленных сотрудником государственного департамента, и основные вехи служебной карьеры.

Пропуск, открывающий доступ в «пещеры», должен был иметь две подписи: посла и старшего атташе, возглавляющего отдел информации.

Однако в отдельных случаях, когда возникала чрезвычайная ситуация и нужно было действовать исключительно быстро, данное правило нарушалось. Начальнику охраны из военных моряков объясняли, что атташе требуется срочно такой-то материал, и офицер – если, конечно, его удавалось убедить – регистрировал в специальном реестре имя обратившегося к нему сотрудника посольства и номер подлежащей временному изъятию единицы хранения, после чего спускался вместе с сотрудником в подвал, где и оставался, пока тот не находил то, что было ему нужно. Если бы в результате подобной самодеятельности произошла вдруг какая-то накладка, то отвечать за все стал бы в первую очередь атташе.

Но накладок никогда не случалось: того, кто допустил бы небрежность в обращении с такого рода бумагами, неминуемо ждала бы служба в Уганде. Утаить же что-либо было нельзя. Контроль за движением хранившихся в «пещерах» материалов был исключительно жесток: в конце каждого рабочего дня реестр выданных документов скреплялся печатью и доставлялся лично послу.

В своей работе Джин Камерон редко пользовалась тем преимуществом, которое давали ей отношения с Хендерсоном Грэнвиллем. Она практически не нуждалась в этом, а если и возникала такая необходимость, то только по мелочам.

Но сейчас это была не мелочь. Джин намеревалась использовать не только семейные связи, но и свое влияние на сотрудников. Грэнвилль отправился на ленч. Он вернется лишь через несколько часов. Она решила сказать охраннику, что ее «свекор, господин посол» поручил ей сделать необходимые выписки, касающиеся нового сотрудника посольства. Его зовут Сполдинг. Дэвид Сполдинг. Джин не скрывала от себя, что, вполне возможно, Хендерсон захочет потом поговорить с ней о ее поступке. Ну что ж, в таком случае она выложит ему все как есть. Многое, слишком уж многое, как считала она, связывает ее с этим загадочным мистером Сполдингом, и если Хендерсон ничего не замечает, значит, он набитый дурак.

Начальником охраны был молодой лейтенант с военно-морской базы к югу от Ла-Боки. Ежедневно их, военных моряков, переодетых на время в гражданское платье, везли через весь город в посольство, где в их обязанности входило несение караульной службы. То обстоятельство, что все они, находясь на своих постах, были в штатской одежде, объяснялось инструкцией, запрещавшей им носить вне базы военную форму. Предполагалось, что подобное ограничение повышает в глазах совсем еще юных офицеров значимость тех обезличенных, административных по сути своей функций, которые им приходилось выполнять. Но… инструкция – одно, а жизнь – другое. И когда невестка посла, обратившись к начальнику охраны по имени, сообщила ему доверительным тоном о своей тайной миссии, моряк тотчас же, не задавая лишних вопросов, спустился с нею в хранилище.