Юная Невеста - Барикко Алессандро. Страница 4

Все это я знаю. Но нет у меня ни склонности к печали, ни таланта боли.

Когда разговор перешел на позднее цветение черешен, Юная Невеста подошла к Дочери, наклонилась и расцеловала ее в обе щеки. Та не поднялась: хотела в данный миг оставаться красивой. Они заговорили вполголоса, как давние подруги, а может, из-за внезапно возникшего желания подружиться. Дочь интуитивно поняла, что Юная Невеста научилась быть далекой и вряд ли откажется от этого навыка, избрав именно такую, особую и неподражаемую, форму элегантности. Подумала: она всегда будет наивной и таинственной. Ее станут обожать.

Потом, когда уже вынесли первые пустые бутылки из-под шампанского, общая беседа вдруг застопорилась, словно по волшебству, и в наступившей тишине Юная Невеста очень чинно осведомилась, можно ли ей задать вопрос.

– Ну разумеется, милая.

– Сына нет дома?

– Сына… – повторила Мать, она тянула время, надеясь, что Дядя выйдет из иного измерения и поможет ей, но этого не случилось. – Ах да, Сына, конечно, – спохватилась она. – Сын, конечно же, мой Сын: да, хороший вопрос. – Она обернулась к Отцу. – Дорогой?..

– В Англии, – заявил Отец с абсолютной безмятежностью. – Вы, синьорина, имеете представление о том, что такое Англия?

– Думаю, да.

– Ну так вот: Сын в Англии. Но не иначе как временно.

– В том смысле, что он вернется?

– Без всякого сомнения, едва лишь мы вызовем его.

– И вы его правда вызовете?

– Определенно нам следует это сделать как можно скорее.

– Прямо сегодня, – постановила Мать с ослепительной улыбкой, которую приберегала для особых случаев.

Итак, в послеполуденный час – но не раньше, чем завершилась литургия завтрака, – Отец сел за письменный стол и позволил себе принять к сведению то, что случилось. Он обыкновенно делал это с некоторой задержкой, я имею в виду, принимал к сведению события жизни, в особенности те, которые привносили в ее течение определенный беспорядок, – мне, однако, не хотелось бы, чтобы такую его привычку сочли неким проявлением вялой и тупой неспособности к действию. На самом деле он осторожничал сознательно, по медицинским показаниям. Все знали, что Отец родился с пороком, который сам любил называть «неисправность сердца»; выражение это не следует воспринимать в сентиментальном контексте: что-то в его сердечной мышце непоправимо расщепилось, еще когда он зародышем прирастал в материнской утробе, и в итоге он родился со стеклянным сердцем: с этим в конце концов примирились сначала врачи, а потом и он сам. Средств против этого не существовало, разве что осторожное, замедленное сближение с миром. Если верить справочникам, какое-то особенное потрясение или спонтанно испытанное чувство могло в единый миг унести его. Отец, однако, знал по опыту, что не следует все воспринимать буквально. Он понимал, что живет взаймы, и выработал привычку к осторожности, склонность к порядку и смутную уверенность в том, что его влечет по жизни особая судьба. Отсюда же проистекало его природное добродушие и от случая к случаю вспышки гнева. Хочется добавить, что смерти Отец не боялся: он проникся к ней таким доверием, чуть ли не сжился с ней, что знал определенно: ее приход он почувствует вовремя и употребит во благо.

Итак, в тот день он не слишком спешил принять к сведению приезд Юной Невесты. И все же, разобравшись с обычными неотложными делами, он не стал уклоняться от задачи, ожидавшей решения: согнулся над письменным столом и сочинил текст телеграммы, руководствуясь элементарными требованиями экономии средств и стремлением достичь неопровержимой ясности, в данном случае необходимой. Он записал следующие слова:

Вернулась Юная Невеста. Поторопись.

Мать, со своей стороны, решила, это даже не обсуждается, раз у Юной Невесты нет собственного дома, а в каком-то смысле и семьи, поскольку все имущество и вся родня перекочевали в Южную Америку, она останется ждать здесь, у них. Поскольку Монсеньор не высказал никаких возражений морального толка, исходя из отсутствия Сына под семейным кровом, Модесто приказали подготовить комнату для гостей, о которой, однако, было известно очень мало, ибо в доме никто никогда не гостил. Хотя все были более-менее уверены, что она где-то есть. В последний раз была.

– Не нужно никакой комнаты для гостей, она будет спать у меня, – спокойно сказала Дочь. Она изрекла это сидя, а в таких случаях ее красота исключала какие бы то ни было возражения. – Если, конечно, ей это будет приятно, – добавила Дочь, ловя взгляд Юной Невесты.

– Будет, – кивнула Юная Невеста.

Так она стала частью Дома; воображая, что войдет туда женой, она теперь оказалась сестрой, дочерью, гостьей, приятной компанией, украшением. Она естественно вошла в эти роли и быстро усвоила тон и темп жизни, ей неизвестной. Она отмечала странности, но редко доходила до того, чтобы заподозрить абсурд. Через несколько дней после приезда Модесто подошел к ней и со всем уважением дал понять, что, если она ощущает необходимость в каких-то разъяснениях, он почтет за честь их предоставить.

– Есть какие-то правила, которые я не уловила? – спросила Юная Невеста.

– Если позволите, я бы назвал четыре основных, чтобы не разбрасываться по пустякам, – сказал Модесто.

– Давайте.

– Ночи следует бояться, думаю, вам об этом уже сообщили.

– Да, конечно. Сперва мне казалось, будто это легенда, но потом я поняла, что нет.

– Именно так. Это первое.

– Бояться ночи.

– Скажем, относиться с почтением.

– С почтением.

– Точно. Второе: несчастье не приветствуется.

– Ах нет?

– Поймите меня правильно: это следует воспринимать в определенных рамках.

– И в каких же?

– За три поколения семейство накопило порядочное состояние, и если бы вы вздумали спросить у меня, как удалось достичь подобного результата, я бы позволил себе отметить следующие причины: талант, отвага, коварство, счастливые заблуждения и глубокое, цельное, непогрешимое чувство экономии. Говоря об экономии, я имею в виду не только деньги. В этом семействе ничего не тратится даром. Вы следите за моей мыслью?

– Конечно.

– Видите ли, все здесь склоняются к мнению, что несчастье – напрасная трата времени, а стало быть, роскошь, которой еще определенное количество лет никто не сможет себе позволить. Возможно, в будущем. Но сейчас ни одному обстоятельству жизни, каким бы оно ни было тяжелым, не позволяется вырвать у духа что-то большее, нежели кратковременная растерянность. Несчастье крадет время у радости, а на радости зиждется благоденствие.

– Можно, я выскажу замечание?

– Пожалуйста.

– Если они так одержимы экономией, откуда берутся такие завтраки?

– Это не завтраки, а обряды благодарения.

– А-а.

– И потом, я говорил о чувстве экономии, не о скупости, качестве, которое семейству совершенно чуждо.

– Понимаю.

– Конечно понимаете: уверен, такие оттенки вы в состоянии уловить.

– Спасибо.

– Есть третье правило, которое я хотел бы предложить вашему вниманию, если могу еще рассчитывать на ваше терпение.

– Можете. Что до меня, я бы вас слушала часами.

– Вы читаете книги?

– Да.

– Не читайте.

– Нет?

– Вы видите книги в этом доме?

– И правда, теперь, когда вы сказали мне об этом, – нет, не вижу.

– Вот именно. Здесь нету книг.

– Почему?

– В семействе в высшей степени доверяются вещам, людям и самим себе. И не усматривают никакой необходимости прибегать к паллиативам.

– Не уверена, что поняла вас.

– Все уже есть в жизни, если прислушиваться к ней, а книги без толку отвлекают от этого занятия, которому все в семье предаются с таким рвением, что в комнатах дома человек, погруженный в чтение, непременно покажется дезертиром.

– Поразительно.

– Скажем, спорно. Но считаю уместным подчеркнуть, что речь идет о неписаном законе, который в доме соблюдается очень строго. Могу я сделать вам смиренное признание?