Тривейн - Ладлэм Роберт. Страница 10

Да, ему нравилось работать в Вашингтоне, приятно было ощущать себя причастным к высшей власти и знать, что к твоему мнению прислушиваются люди, от воли которых зависело практически все. Это были и в самом деле значительные персоны, независимо от их политических амбиций...

– Мистер Тривейн?

– Мистер Уэбстер? – Тривейн встал и пожал руку помощнику президента, заметив, что тот, пожалуй, его ровесник, а может, и младше, и производит приятное впечатление.

– Прошу простить за опоздание. Возникли кое-какие проблемы с расписанием на завтра, и президент попросил нас не покидать свои кабинеты, пока все не утрясется.

– Надеюсь, вам это удалось? – Тривейн сел, то же сделал Уэбстер.

– Хотелось бы так думать! – засмеялся Уэбстер и подозвал официанта. – Но с вами все ясно. Вы будете приняты в одиннадцать пятнадцать, а все остальные – потом, после обеда...

Сделав заказ, он откинулся в кресле и вздохнул.

– Вы не знаете, мистер Тривейн, что это за фермер из Огайо – тот, что не только носит мою фамилию, но идет по моим следам в делах?

– Весьма удачливый парень...

– Понятно... Но боюсь, что уже началась путаница с именами. Жена говорила, что некто, по фамилии Уэбстер постоянно появляется на улицах Акрона. Ей не совсем понятно, с какой стати он тратит столько денег на предвыборную кампанию... Может, ему не дают покоя лавры однофамильца?

– Вполне возможно, – ответил Тривейн, прекрасно зная о том, что Уэбстер был назначен помощником далеко не случайно. Обладая блестящими способностями, он довольно быстро добился политического признания в штате Огайо и пользовался большим доверием в команде президента. Правда, Франклин Болдвин предупредил Тривейна, что с этим молодым человеком надо держать ухо востро.

– Долетели нормально?

– Да, благодарю вас... Полет, я полагаю, прошел намного спокойнее, нежели ваша сегодняшняя работа...

– Еще бы!

Официант принес виски, и они замолчали.

– Вы говорили с кем-нибудь, кроме Болдвина? – спросил Уэбстер.

– Нет... Фрэнк просил меня не делать этого...

– А сотрудники Дэнфортского фонда?

– Они не имеют ни о чем ни малейшего понятия... К тому же вопрос еще не решен...

– За этим дело не станет: ведь президент согласен. Впрочем, он сам вам скажет...

– Но есть еще сенат, а там могут думать иначе!

– На каком основании, позвольте вас спросить? Вы им не по зубам... Единственное, за что они могут зацепиться, так это только за хорошую прессу о вас в Советском Союзе!

– За прессу?

– Да, да, о вас хорошо отзывался ТАСС...

– Но я и понятия не имел...

– Не беспокойтесь, мистер Тривейн, все это чепуха... К тому же Советам нравится, например, даже Форд. Кроме того, всем известно, что вы работали для Америки!

– Но мне не хотелось бы оправдываться!

– Я уже сказал, что это не должно вас тревожить...

– Что ж, будем надеяться. Однако у меня есть еще кое-что, мистер Уэбстер. Мы должны сразу поставить все точки над "и"...

– Что вы имеете в виду?

– В основном это касается двух предметов, о которых я уже говорил Болдвину: сотрудничество и невмешательство... Для меня это весьма важно. Иначе я не смогу работать... Я не очень-то уверен в том, что сработаюсь с ними, – Тривейн сделал особое ударение на последнем слове, – но и без них вряд ли что-нибудь можно сделать...

– Иными словами, вы не хотите никаких осложнений... Думаю, что таких условий вам не может создать никто...

– Создать их можно, – возразил Тривейн, – а вот добиться на них согласия действительно трудно... Не забывайте, мистер Уэбстер, что я уже имел счастье поработать на этой кухне...

– Что-то я не совсем понимаю вас... Кто и каким образом будет вмешиваться в ваши дела?

– Меня смущают все эти категории: «секретность», «ограниченность», «сверхсекретность» и прочие тайны, связанные с работой комиссии...

– Ну, это чепуха! Со временем вы будете знать все.

– Но я хотел бы знать все уже сейчас, перед началом работы! Я настаиваю!

– В таком случае попросите об этом, и, думаю, ваша просьба будет удовлетворена... До тех пор, пока вы будете всех дурачить, к вам будут относиться с должной почтительностью. Более того, вам даже позволят держать в руках этот черный ящичек с тайнами!

– Нет, благодарю вас, пусть он остается на своем месте.

– Хорошо... Теперь давайте поговорим о завтрашней встрече с президентом...

Роберт Уэбстер говорил о процедуре аудиенции в Белом доме, и Тривейн понимал, как мало там все изменилось со времени его пребывания. Как и прежде, он должен был прибыть в Белый дом за тридцать – сорок минут до приема в Овальном кабинете. К президенту его введут через специальный вход – за это отвечал Уэбстер. Он не должен иметь при себе металлических предметов размером более кольца для ключей. Встреча будет ограничена во времени и может завершиться в любой момент: если, например, президент решит, что сказал все, что хотел, и услышал все, что ему требовалось... Тривейн кивал, понимая и соглашаясь. Деловая часть встречи окончилась, и Уэбстер заказал еще виски.

– Я обещал вам по телефону, – сказал он, – что кое-что объясню, и я весьма ценю вашу сдержанность: вы не спешите мне об этом напомнить.

– Не важно, мистер Уэбстер, ведь президент может ответить на любой интересующий меня вопрос...

– И вопрос этот – зачем он хочет вас видеть?

– Да.

– Видите ли, мистер Тривейн, тут все взаимосвязано. Именно поэтому вы знаете мой прямой телефон. Звоните, если понадобится, в любое время дня и ночи.

– Думаете, возникнет такая необходимость?

– Вряд ли. Но так хочет президент, а я предпочитаю с ним не спорить...

– Я тоже...

– Президент и в самом деле намерен поддерживать подкомитет и лично вас. Это главное. Но есть и другой аспект, о котором я хочу рассказать. И поймите меня правильно, мистер Тривейн: если я ошибаюсь, это будет лично моя ошибка – ни в коем случае не президента...

– Но вы ведь уже все обсудили? – внимательно посмотрел на Уэбстера Тривейн. – Отклонение, я думаю, будет минимальным.

– Конечно! Да вы не беспокойтесь: то, что я скажу, пойдет вам только на пользу... Как вы, наверное, и предполагаете, президент причастен к настоящей политической войне. И он весьма искушенный боец, мистер Тривейн. Он хорошо знает, что из себя представляет и сенат, и Белый дом – вся та государственная машина, с которой вам придется столкнуться. У президента много друзей, но, вероятно, столько же и врагов. Понятно, что лично он в этих боях не участвует, у него хватает сил на стороне. И он хотел бы, чтобы вы знали об этих силах, о том, что они станут вашими союзниками...

– Весьма признателен.

– Есть и еще одна тонкость, мистер Тривейн... Вы не должны стараться сами выйти на президента. Вашим посредником, так сказать мостиком, буду я...

– Надеюсь, этого не потребуется!

– Хочу вас предупредить вот еще о чем. Никто не должен догадываться, что за вами стоит вся мощь президентской власти, хотя вы получите ее, как только она вам потребуется...

– Понятно... Спасибо, мистер Уэбстер.

– Надеюсь, вы понимаете, что не должны упоминать имени президента, – на всякий случай добавил Уэбстер, дабы у Тривейна не осталось ни малейших сомнений в отношении сказанного.

– Понятно.

– Ну и прекрасно. И если он завтра коснется этой темы, скажите ему, что мы уже все обговорили. Можете и сами сказать, что знаете о его предложении, что весьма признательны, ну и так далее.

Уэбстер допил виски и поднялся из-за стола.

– Бог мой! Еще нет половины одиннадцатого, а я скоро буду дома! Жена глазам своим не поверит! До завтра, мистер Тривейн!

С этими словами он пожал Тривейну руку и пошел к выходу.

– Всего доброго, мистер Уэбстер!

Сидя в кресле, Тривейн следил за тем, как Уэбстер, обходя столики, шел к выходу, полный какой-то особой энергии. «Эту энергию дает ему работа, именно она его держит», – подумал Тривейн. Он называл эту энергию синдромом приподнятого настроения, возможного только в этом городе. Все здесь – от реклам до умения жить – создавало такое настроение. Хотя, конечно, за ним всегда скрывался тайный страх потерпеть поражение. Правда, если ты в Вашингтоне, значит, на вершине. А если к тому же ты еще и в Белом доме, значит, ты на самой вершине.