Гроза над крышами - Бушков Александр Александрович. Страница 35

— А я вообще кухарить не умею ничуть... Зато на костре дикого зайца зажарю так, что пальчики оближешь.

— Часто на охоте бывала?

— Часто, — оживилась Тами. — У нас в Гаральяне на охоту часто берут и девчонок, если видят у них сноровку...

Ага! Усмотрев великолепный повод, Тарик спросил якобы

небрежно:

— Расскажешь как-нибудь побольше про охоту? Я в жизни не охотился, интересно послушать...

— Да сколько угодно! — к его радости, сказала Тами. — Ой, снимай быстрее настойник, а то он закипит и пена полезет!

Тарик проворно взял ручку настойника плоской подушечкой-прихваткой и поставил его, курившийся ароматным парком, на чугунную разляпистую подставку. Тами тем временем накрывала на стол — довольно-таки неуклюже, чуть не разбила овальную тарелку, явно ей и этого не приходилось прежде делать. А вот сыр и колбасу острым ножиком с темной деревянной ручкой резала сноровисто, аккуратными тонкими ломтиками — ну конечно, наловчилась на охоте. Интересно было бы попробовать зажаренного ею на костре дикого зайца, никогда не доводилось.

Все на столе оказалось гаральянское: и желтый дырчатый сыр в паутине зеленых прожилок (Тарик такой пробовал только раз — очень понравилось), и толстая, кривоватая темно-коричневая колбаса в желтых зернах незнакомых приправ (невиданная прежде, но Тарик и без расспросов догадался, что это бизонья копченая), и сахар нездешний, большими прозрачными желтыми кристаллами, и даже свежий хлеб — не круглые караваи, как в столице, а длинные поджаристые булки. И масло с черными зернышками перца — ну да, он слышал, что в Гаральяне особенно любят острые приправы и добавляют куда только можно. Только не в настой горьких бобов, как он тут же убедился, — тут молва преувеличила, как с молвой часто бывает...

Все было вкусно, все свежее, вот только настой горьких бобов, хоть и хорошо сдобренный сахаром, Тарику не особенно и понравился — быть может, оттого, что пробовал его впервые в жизни, привык к чаю. Однако политесному гостю не полагается разочаровывать радушную хозяйку, и Тарик старательно делал вид, что напиток ему крайне пришелся по вкусу, — и Тами, похоже, ничего не заметила. Сама она осушила две больших обливных чашки, пока Тарик отпил из своей едва половину.

К очередной его радости, болтали много, совсем дружески. Тарик узнал, что Тами — его годовичок, разве что на пару недель помладше, что у них в Гаральяне нет Школариумов, а есть Схола, где, как оказалось, учат примерно тому же самому да вдобавок, по желанию, беральдарскому языку — Гаральян на западе граничит с королевством Беральдар. Тами не просто произнесла пару фраз на беральдарском (надо признать, более певучий язык, чем арелатский), но даже прочитала на нем вирш — как она пояснила, о любви охотника и юной мельничихи. Оказалось, она, как многие гаральянки, любит вирши, и Тарик моментально принял эту важную новость к сведению: ни мальчишки, ни девчонки с его улицы виршами как-то не увлекались, даже самый заядлый книжник Чампи-Стекляшка, — а вот теперь, раз уж Тами любит вирши, нужно не откладывая купить парочку голых книжек-букетов ⁷, на которые он прежде не обращал внимания, хорошенько изучить, а что-то красивое даже наизусть выучить. Пусть такое и не в обычае, но и вполне политесно будет: давно ведь известно, что воздыхатели-дворяне своим красавицам читают вирши...

Тами немного рассказала о жизни в Гаральяне — к сожалению, не о том, что Тарика сейчас интересовало больше всего. Он с превеликим удовольствием послушал бы, как их годовички в Гаральяне дружат, как гуляют и развлекаются (и уж интереснее всего — насколько далеко заходят в отношениях мальчишки и девчонки). Но крайне неполитесно было бы вести такие разговоры с девчонкой, с которой только что познакомился, и грядущее в полном тумане... Сама Тами эти интересные темы ни разу не затронула, так что и настаивать не следовало. И он слушал о том, что было не так уж сейчас интересно, привыкая к чуточку забавному для арелатца гаральянскому выговору — как ему всерьез казалось, придававшему Тами особенную прелесть. Впервые слышал, как говорит тамошняя девчонка, да еще такая красивая, — что уж там, приманчивая! — вызывавшая те мысли, что студиозусы на своем ученом наречии называют романтическими. Прежде они Тарика как-то не посещали, а теперь объявились, понимаете ли...

Улучив подходящий момент (речь вновь зашла о ползунах-душителях и тех гаральянских смельчаках, что на них охотятся), Тарик, воспользовавшись перерывом в разговоре, сказал с той небрежностью, какую давно освоил в беседах с девчонками: ¹¹ Букет — сборник поэзии.

— Вот к слову... Я ведь тебе говорил, что у нас в зверинце есть ползун-душитель, здоровущий?

— Ага.

— Давай пойдем завтра в зверинец, я тебя политесно приглашаю. Ты же говорила, что с удовольствием бы на эту тварь посмотрела вблизи. В зверинце он не опасный, ни за что из загороди не вылезет.

— Еще как интересно... В Гаральяне я его только раз видела издалека, и зрительной трубки не было...

— Вот и пойдем, там у нас всякие звери, даже такие, что ни в Арелате, ни в Гаральяне не водятся, даже заморские есть, и с Архипелагов...

— Не получится, Тарик, признаюсь сожалеючи...

— Занята чем-нибудь завтра?

Он был чуточку разочарован — прежде чем предложить это, быстренько продумал не особенно сложный план. Дорога в зверинец и назад неблизкая, можно показать красивые старинные здания, пару фонтанов, другие городские достопримечательности, которые безусловно понравятся впервые оказавшейся в столице гаральянке. Посидеть в кондитерской таверне, хотя бы в «Кремовой булочке» (если надеть бляхи Подмастерьев, никто придираться не будет, по годочкам они вполне сойдут, к тому же у Подмастерьев нет своих педелей, разоблачать некому, в прошлый раз удалось в лучшем виде, и не ему одному удавалось). Можно сделать не такой уж большой крюк и завернуть на мост Птицы

Инотали, а там возможен очень приятный оборот событий. Самая настоящая свиданка на добрых полдня.

— Понимаешь, Тарик... — Тами, хлопнув длиннющими ресницами, на миг опустила глаза словно бы смущенно. — Я уже обещала одному мальчику с вашей улицы, что завтра пойду с ним в зверинец...

«Кто это у нас такой прыткий?» — подумал Тарик не сердито, но досадливо.

— Ас кем?

— Ой, Тарик... — рассмеялась Тами. — У тебя лицо стало сердитое, как все равно что у лесной тигры...

— Да глупости.

— Стало-стало! Не сердись так, он всего-навсего политесно предложил сходить с ним в зверинец...

— И кто же такой? Просто не думал, что ты успеешь с кем-то у нас познакомиться, едва приехавши.

— А что тут такого? Все политесно. Когда мы разместились и дядя уехал по делам, скучно было торчать одной дома. А пойти некуда, я ж ничего здесь не знаю... Вот и гуляла по двору, кролей разглядывала, цветы — у нас такие не растут, — ну, и на улицу смотрела. Сначала подошел Подмастерье, попытался было со мной знакомиться. Только я с ним знакомиться не стала и имя свое не назвала. Такой какой-то... неприятный весь из себя. Хихикает глупо так, пялится. У нас присловье есть: «Таращится, как будто взглядом подол задирает...»

— У нас оно тоже есть, — кивнул Тарик.

У этого присловья было и окончание: «...а носом “эликсир любви” пускает», — но произносить его при девочках страшно неполитесно. Даже при том, что все знают: самые политесные девочки знают кучу самых плохих слов и меж собой их иногда вворачивают — но никогда не при мальчишках. Судя по смеющимся глазам Тами, окончание она распрекрасно знала.

— Байсу мне рассказал... ну, не то чтобы неполитесную, но такую... неприглядную. Я уже хотела уйти в дом, но тут к забору подошел Лютый, не рычал, но смотрел так, что сразу видно: ему этот болтун тоже не понравился. Он и ушел быстренько...

— Рябоватый такой, — уверенно сказал Тарик, — и лопоухий. На шляпе медная бляшка с женской головкой, как у больших...

— Он, в точности. Он на этой улице живет? — Тами сделала гримаску. — Вот уж не хотела бы такого соседа...