Гроза над крышами - Бушков Александр Александрович. Страница 46

оршаке⁸⁶. А кончилась эта история вовсе уж сказочно: бывший управитель не просто в лакеи королевских покоев попал, как иные подобные везунчики, иногда и выше поднимавшиеся — в дворцовые чины или в дворяне. Оказался он умным и сметливым не просто в житейских делах, а в государственных и стал не просто «постельным королем», а всемогущим министром, отодвинувшим в сторонку безвольного Главного Министра, хозяином богатых поместий и Отцом-Основателем рода графов Чентизаро. Вот только потомки его стараются об этом вспоминать пореже, рассказал худог Гаспер и объяснил причину. Дворяне, говорил он, вполне уважительно относятся к простолюдинам, получившим герб за ратные подвиги или особые заслуги перед короной, но многие насмешничают над теми, кто дворянство заработал «этим местом», будь то мужчина или женщина. И даже прозвище для них выдумали срамнейшее...

— Ну, с дворянами по-всякому бывает, — усмехнулся Байли. — Ты еще Корика-Девульку вспомни...

Все помрачнели, двое даже отплюнулись. Корик-Девулька был позорным пятном на улице Серебряного Волка. Он прежде был уличен в тяге к тем забавам, что считались предосудительными, два раза был бит, когда попытался эту тягу проявить, его даже собирались отлучить не то что от ватажки, а от всех мальчишек улицы. Только не успели: Корик-Девулька (уже заполучивший это прозвище) попался на глаза даже не какой-нибудь графине в пожилых годах, а барону, оказавшемуся, как донесла молва, заядлым трубочистом⁸⁷ — и полгода уже Корик обитает в его дворце, но на родную улицу носа не кажет. Что служит предметом злых насмешек со стороны мальчишек окрестных улиц — и ничего им не ответишь, не попрешь против суровой истины, разве что в зубы дать. Аксамитная помалкивает, у них и у самих есть такой же мозгоблуд⁸⁸, а вот Раздольная и особенно Сахарная...

— Не туда вы клоните, — сказала Данка. — Я совсем не то имела в виду. Взрослые гербовые — те и в самом деле порой якшаются с простолюдинами вовсю. Та маркиза, что Смизи подцепила, или та старуха, что уловила Дешана с Аксамитной, — еще политесные. А мне вот рассказывали такие люди, что врать не будут... В «Лесную фею» часто приезжает, переодевшись Мастерицей, самая настоящая герцогиня и там забавляется на полную... Тьфу ты, я сама не о том! Или о том... Короче говоря, все эти проказливые дворянки — взрослые. А Тарику попалась Барышня. С Барышней ему в жизни больше не пересечься. Молодые дворяне, бывает, оденутся попроще, Мастерами прикинутся — и на танцульки ходят, симпот- ных девчонок высматривают. А вот Барышень держат в большой строгости. Или тебе худог Гаспер другое рассказывал? Ты ж один со всей улицы с дворянином приятельствуешь...

— Да нет, — сказал Тарик. — То же самое говорил. Барышня одна не может в коляске выезжать из дома: обязательно камеристки с ней или горничные. Правда, не знаю, как это сочетается с конной Барышней, политесно ей в одиночку верхом ездить или нет? Может, коли уж решила поозорничать, сбежала от грумов или там лакеев... Безобидное озорничанье получается, не то что у герцогини с «Лесной феей». Мы ж и не знаем, как они озорничают — а ведь непременно проказят как-то... Надо будет у худога Гаспера в следующий раз спросить.

«Непременно спрошу», — решил он. Чем-то его озорная Барышня зацепила — словно красивая сказка ненадолго нагрянула на обычную городскую улицу. И настолько он чувствовал эту сказку принадлежащей ему одному, что наврал про цвет ее глаз и волос — это тоже было только его...

— Ты не отчаивайся, Тарик, — сказала Данка с дружеской подначкой, за которую не принято обижаться. — Вот обернется как в сказке: окажешь ты важнющую услугу королю, дарует он тебе в благодарность герб, пойдешь ты по королевскому дворцу, весь из себя дворянин пышнее некуда — а навстречу твоя озорная серо-глазка...

Расхохотались все, и Тарик первым — такое и впрямь случается только в сказках: ну, какую такую важную (да даже пустяковую) услугу он, ватажник с Зеленой Околицы, может оказать королю?

Однако шутки насчет озорной Барышни были ему не по душе. Чтобы увести разговор в другую сторону, он рассказал о встрече с рыбарем из Озерного Края и о том, к чему это привело (только, конечно, насчет цветка баралейника ни словечком не упомянул). Вот тут вся ватажка моментально забыла о Барышне, уставилась восхищенно и уважительно: проехать из конца в конец Темный район, причем в длину, причем на глазах пялящихся с бессильной злобой лютых врагов — достижение нешуточное, есть чем похвастать! Не только на родной улице, но и на соседних завидовать будут...

Про растрепку он не упомянул ни словечком — неполитесно, все их покупают известно для чего, но говорить об этом не принято. И о том, как перекинулся словечком с веселыми девками из «Лесной феи», не рассказал: не было в том никакой доблести — начиная с иных годочков все научаются не краснеть, когда девки подначивают игривостями. Зато о встрече с Бубой и неприятным Бабратом поведал подробно и поделился своими соображениями: это касалось не только их ватажки, всей улицы. Оттого что поблизости завелся такой вот мутный ухарь, возможны неприятные неожиданности...

Правда, особого беспокойства, а уж тем более тревоги это ни у кого не вызвало, как и у него самого. Не такая уж большая беда, чтобы заранее сокрушаться и паниковать...

— Видывали мы карликов и побольше телесами... — выразил общее мнение Байли-Циркач. — Справимся, ежели что...

И настал самый, по сугубому мнению Тарика, важный кусочек рассказа о том, что с ним произошло сегодня... Искоса поглядывая на Байли и ничегошеньки не приукрашивая, поведал, как помог согнать кролов и починить клетку под шестнадцатым нумером, как Тами-гаральянка в благодарность позвала его обедать, на что имела полное право как хозяйка дома, как они сговорились послезавтра идти на ярмарку. В заключение он открыто улыбнулся Байли:

— Ну да, она говорила, что сговорилась завтра с тобой пойти в зверинец. Только это ведь еще ничего не значит, верно? Не всякая прогулка свиданкой и заключением дружбы оборачивается, тебе ли не знать...

Старый друг Байли ответил столь же открытой улыбкой:

— Тарик, даже если свиданкой не кончится, это ж еще ничего не значит, верно? У тебя тоже может свиданкой не кончиться. Тогда что? Тогда стукаться придется, чтоб кто-то непременно отстал...

Он был безмятежен. Тарик тоже... Прежде такого меж ними не случалось, но стукаться из-за девчонки могут даже близкие друзья и почти всегда остаются после этого друзьями — еще одна идущая с незапамятных времен негласка. И то, что Тарик — ватажник, касаемо такого вот не дает ему никаких привилегий: негласка одинаково обязывает стукаться...

Данка по-кошачьи прищурилась — значит, опять приготовила очередную дружескую подначку, на которые была большая мастерица. Что поделать, если Пантерка — не вполне обычная девчонка: ей позволяется то же, что любому другому из ватажки, это обычной девчонке не вполне политесно встревать в чисто мальчишеские дела...

— Циркач, — произнесла она медовым голоском. — А вот ежели, скажем, твоя завтрашняя прогулка все же свиданкой обернется? Как с Альфией тогда быть? Она хоть и Долговязова доченька, а девчонка хорошая, все с ней дружат. С двумя ходить — очень даже неполитесно...

— Ну, Пантерка... — чуточку укоризненно сказал Байли. — Я же не ветрогон какой, политесы не признающий... Если будет свиданка и дружба, предупрежу Альфию по всем правилам: мол, все между нами кончено, должна понимать.

— И сердечко ее будет разбито вдребезги, — нараспев произнесла Данка, явно подражая ярмарочным сказительницам баллад, которых все они навидались и наслушались изрядно. — И она прыгнет в реку с моста Печалей, с которого всегда бросаются девушки с разбитыми сердцами...

— Жульманишь, Пантерка, как те, что в карты нечисто играют, — серьезно сказал Байли. — С моста Печалей бросаются непременно девушки, которых полагают обесчещенными, или затяжелевшие, на которых сахарник⁸⁹ жениться отказался. А у меня с Альфией ничего и не было, даже руку под подол еще не пускает...