Роковое завещание - Мартова Людмила. Страница 6

– Чтобы убедиться, что завещание подлинное и воля деда действительно была такова. Согласись, есть что-то очень странное в том, что оно всплыло почти через четверть века.

– То есть Татьяна Михайловна не против отдать Ренате дом?

– Если получит подтверждение, что дед действительно этого хотел, то да.

– А ты?

– А я считаю, что тут что-то нечисто, – вздохнул Гордеев. – Кроме того, первое время после смерти деда я был убежден, что и с его смертью тоже что-то не так.

– То есть? – не понял Макаров. – Он же вроде от инфаркта умер?

– Скоропостижно скончался от сильного сердечного приступа. Вот только проблем с сердцем дед никогда не имел. Он за неделю до смерти прошел обследование в больнице, показавшее, что он совершенно здоров.

– Твой дед был уже немолод. Пережил потрясение, связанное с потерей сына, жена у него была на много лет моложе, так что нет ничего удивительного, что у него не выдержало сердце. И случиться это могло в любой момент.

– Да. Именно так все тогда и решили. Я настаивал на проведении токсикологической экспертизы, но меня никто не слушал. Еще бы, кто я тогда был, мальчишка восемнадцати лет. А потом я в армию ушел. Мама в права наследования за меня вступала. По доверенности. И в дом переезжала тоже без меня. А когда я вернулся, все уже быльем поросло. Даже Рената успела снова замуж выйти. И до недавнего времени никто эту историю не вспоминал. Вот как бывает.

– И что изменилось?

– Не знаю. Вся эта муть с внезапно всплывшим завещанием заставила меня в мыслях вернуться к тем событиям. И теперь я уже который день не могу отделаться от мысли, а что, если деда убили?

– У любого преступления всегда есть смысл, – сказал Макаров, подумав. – Если твоего деда убили ради наследства, то странно, что основная наследница и одновременно подозреваемая, которая могла теоретически подсыпать или подлить твоему деду какой-то яд, ждала более двадцати лет, чтобы заявить о своих правах.

– Ну, теоретически нам с мамой не пришлось ждать двадцать лет. Мы оказались основными выгодоприобретателями, получившими после смерти деда дом и значительные для нас на тот момент деньги. Я после армии на них образование получил, да и жили мы безбедно до тех пор, пока я зарабатывать не начал. Так что в глазах той же Ренаты преступниками могли выглядеть мы.

– И именно поэтому ты настаивал на токсикологической экспертизе. – Макаров засмеялся.

– А может, я подозрения отводил. В общем, не знаю почему, но внутреннее ощущение какое-то гадостное. Как будто случиться должно что-то. Нехорошее.

Макаров искоса посмотрел на своего заместителя, который раньше никогда не давал повода подозревать себя в излишней чувствительности. Впрочем, он по себе знал, каково это, когда встревоженная интуиция не воет сиреной, а проявляется холодком, сбегающим вдоль позвоночника. Никогда она не бывает напрасной. Никогда!

– Ладно, Саша, прорвемся, – проговорил он, из-за усталости и начинающейся простуды чуть рассеянно ощущая собственный подобный холодок. – Приехали. Извини, что дернул посредине ночи. Иди, досыпай.

– До завтра, Дим, – ответил Гордеев, – точнее, уже до сегодня. Ты во сколько в офис приедешь?

– Попробую немного поспать, – признался Макаров. – Так что очень рано не ждите. Но часам к одиннадцати обещаю быть.

– Лады.

Когда Макаров вернулся домой, Лена, разумеется, спала. В груди ощущалась противная тяжесть, словно легкие забило снегом. Нет, если он заболевает, то нельзя заразить Лену и детей. С легким сожалением оглядев контуры стройного тела под одеялом, к которому очень манило прижаться, он повернулся и вышел из спальни, ушел в гостевую комнату, не раздеваясь, улегся поверх покрывала, потянул на себя плед, укутался и тут же заснул.

Глава вторая

Оперативная группа приехала на место довольно быстро. Войдя в комнату, Евгений Макаров окинул взглядом открывающуюся картину, кивнул эксперту, который присел, проверяя пульс.

– Ориентировочно мертва со вчерашнего вечера, не позднее, – сообщил тот, после чего защелкал фотоаппаратом.

– Женя, еще раз объясни, как ты здесь очутилась.

Евгения Волина терпеливо повторила свой рассказ. Ей совсем нечего было скрывать. Ну, почти.

– Евгений Михайлович, жертва – Максимова Рената Николаевна, 1974 года рождения. Мы ее паспорт нашли, фотография совпадает, – доложил один из оперативников.

– Хорошо. Работайте, ребята. Во сколько ты вчера с ней разговаривала?

– Около шести. Может быть, минут пятнадцать седьмого. Точнее можно в телефоне посмотреть.

– Посмотри, – попросил Макаров Женю.

Она послушно достала из кармана телефон. На мгновение пальцы замерли, нащупав то, что нужно скрыть.

– Вот, – сказала Женя максимально непринужденным тоном, показывая журнал вызовов, – я ей звонила в восемнадцать ноль семь. Наш разговор длился три минуты сорок секунд. Сначала я представилась и обозначила цель своего визита. Потом она заявила, что нам не о чем говорить, но после этого все же согласилась встретиться и назначила встречу на сегодня, на девять утра. Сказала, что к ней должен прийти массажист, и я услышала звонок в дверь. Как ты думаешь, это был убийца?

– А с чего ты взяла, что ее убили? – удивился Макаров. – Федорыч, смерть насильственная или как?

– Я не гадалка, чтобы с первого взгляда на карты судьбу предсказывать, – мрачно отозвался немолодой эксперт-криминалист. – Телесных повреждений нет, это я уже сейчас могу сказать, а более детально только после вскрытия. Выглядит так, словно ей плохо стало. А вот по какой причине, экспертиза покажет.

– Вот, – Макаров поднял вверх указательный палец. – Знакомься, Женя. Это Вадим Федорович Фадеев, наш лучший эксперт-криминалист.

– Здравствуйте, – поздоровалась еще раз вежливая Евгения Волина.

Фадеев небрежно кивнул в ответ.

– Так что, ты знаешь кого-то, кто мог желать Максимовой смерти? Или, может быть, кому-то это было выгодно?

Женя опустила телефон в карман, снова нащупав пальцами свидетельство своего безрассудства, а уж если быть совсем точной, недавно совершенного преступления. Именно так трактовала противодействие расследованию и сокрытие преступника, а также улик, которые могли бы способствовать следствию, статья триста шестнадцатая Уголовного кодекса Российской Федерации.

– Жень, я только вчера узнала про ее существование, – ответила она, мило улыбнувшись. – Я в курсе, что она подала иск о признании недействительным наследства по закону, вступление в права которого состоялось двадцать два года назад.

– Это как? – не понял Макаров.

– А вот так. Рената Николаевна пять лет прожила с пожилым человеком, которого звали Александр Васильевич Гордеев. Так как она была гражданской женой, то после его скоропостижной смерти от сердечного приступа все имущество перешло единственному кровному родственнику – внуку. Рената Николаевна сей факт не оспаривала, а спокойно себе вышла замуж за гражданина Максимова, с коим прожила в браке без малого двадцать лет. Потом муж ее бросил, и она вернулась в эту квартиру, которую ей на двадцатипятилетие подарил Гордеев, и жила тут тихо и мирно, пока вдруг не заявила, что нашла завещание, в котором Гордеев оставлял ей все свое имущество. И подала в суд на его внука.

– Знаешь ты немало, – крякнул Макаров. – Уж точно больше, чем мы. И что, вот этот самый внук является твоим доверителем?

– Да. Он и его матушка, с которой он вчера пришел ко мне в офис.

– А где это самое завещание лежало все эти годы?

Женя пожала плечами.

– Понятия не имею. Я же не успела с ней поговорить, так что обстоятельства, при которых это самое завещание так неожиданно всплыло, мне неизвестны.

– Ладно. С этим мы разберемся. – Макаров устало потер ладонью лицо. – Хотя, возможно, и разбираться-то не с чем. Почувствовала себя гражданка Максимова плохо, и, будучи одна в квартире, умерла от не оказанной вовремя медицинской помощи. Так что доверителям твоим, можно сказать, повезло. Что там им досталось по наследству?