Звезда морей - О’Коннор Джозеф. Страница 72

Казалось бы, общество убийцы и его жертвы должно было бы произвести на меня большее впечатление, но, если уж начистоту, ничего такого не было. Меня скорее тревожило, что я оставляю сундук в обществе того, кто прогрызет в нем дыру в надежде найти там бутылку, пистолет или четки.

Из показаний, записанных Дэниелом О’Доудом и капитаном Джеймсом Бриггсом из отделения полиции Нью-Йорка 20 декабря 1847 года, через две недели после убийства. Джон Уэйнрайт, матрос-ямаец, охранявший каюты первого класса, вспомнил, что слышал нижеизложенный разговор, доносившийся из кают-компании или гостиной, и сперва принял его за ссору лорда и леди Кингскорт. «Они все время ссорились и ругались, — пояснил он, — но капитан приказал нам не вмешиваться».

ЖЕНЩИНА. Прочь с глаз моих, мерзавец.

МУЖЧИНА. Умоляю. Пять минут.

Ж. Да если 6 я только знала, что ты на борту, бросилась бы в воду. Убирайся!

М. Мне нет оправдания. Я горько стыжусь того, что сделал.

Ж. Что проку с твоего стыда? Никакого проку! Слышишь, сукин ты сын? Даже если ты целую вечность будешь гореть в аду, это не составит и минуты от той кары, что ты заслужил.

М. Я любил тебя. Я голову потерял.

Ж. Мою родную невинную доченьку? Утопить, как дворняжку?

М. (сокрушенно). Не я же ее утопил.

Ж. Нет, ты, и сам прекрасно это знаешь. Ты все равно что сунул ее в воду и душил ее своими руками, убийца.

М. Мэри, прости меня, ради Бога…

Ж. (кричит). Ребенка родного брата? В котором течет кровь твоих родителей? Ах ты, сатанинское отродье! Ах ты, гад ползучий!

М. Мэри, я даже не думал, что он способен на такое. Жизнью клянусь, я не знал. Да и откуда бы мне знать?

Ж. Все ты знал, ты же видел, нас вышвырнули на дорогу, как грязь.

М. Я не думал, что до этого дойдет. Я не знал, что его будут бить. Если б я только был там, обязательно помешал бы им, клянусь.

Ж. Скорее, помог бы им.

М. Никогда. Богом клянусь, я помешал бы им. И за это на меня донесут «Людям долга» [?].

Ж. Так тебе и надо. И пусть они тебя убьют. Я только посмеюсь.

[Мужчина «испустил очень громкий пронзительный крик».]

М. Тогда смотри! Смотри, что они сделали со мной. Нравится? Видишь? По-твоему, я это заслужил? Ты бы сама взяла в руки нож, сделала бы со мной такое?

[Женщина ничего не ответила.]

М. Я всю Коннемару обошел, искал тебя, Мэри. Тебя, Николаса, малышку. Я обошел все поля от Спиддала [?] до Уэстпорта, все ноги стер.

Ж. (кричит). Ах ты, подлый грязный лжец! Будь проклят тот день, когда я подпустила тебя к себе! Сукин ты сын, выблядок, а не мужчина.

М. Нехорошо так говорить, Мэри. Тебе не идет.

Ж. Он проклял тебя перед смертью. Так и знай. На тебе проклятье священника, и ты его не снимешь.

М. Не говори так, Мэри.

Ж. Чтоб когда ты посмотришь на воду, тебе мерещился его призрак в аду. Чтоб тебе ни одной ночи не спать. Чтоб ты сдох в страшных муках. Слышишь? Чтоб ты сдох!

Послышалось шарканье. Женщина громко завизжала.

Тут матрос постучал в дверь. Ему не ответили. Последовала перепалка на языке, которого он не знал. В комнате что-то разбилось. Тогда матрос, ослушавшись приказа, открыл дверь, опасаясь, что ссора кончится непоправимым.

В каюте оказался трюмный пассажир Пайес Малви и мисс Мэри Дуэйн, служанка Мерридитов. Рубаха его была распахнута, он плакал.

Матрос спросил мисс Дуэйн, всё ли в порядке. Она молча вышла из каюты, явно в сильном волнении.

Мистера Малви попросили покинуть каюту и вернуться к себе. Он повернулся, и свидетель с ужасом заметил на груди и верхней части живота Малви огромный шрам «в форме сердца с буквой И внутри». Шрам очень сильно гноился, кожа почернела от гангрены. «Вонь была такая, я аж с порога учуял».

Не говоря ни слова, Малви покинул каюту.

Обеденный зал первого класса на верхней палубе около двух часов пополудни

— Что происходит?

— Обед. Хотя, наверное, он уже закончился.

— Капитан Локвуд сказал, что нам с детьми впредь нельзя выходить за ограждение. Почему?

— Спроси об этом Локвуда. Не я командую кораблем.

— Грантли говорит…

— Мне нет ни малейшего дела до того, что говорит твой драгоценный Грантли. И прочие тоже. Слышишь, Лора? Вы с твоим драгоценным Грантли можете хоть утопиться, мне все равно. Признаться, это было бы очень кстати.

Она села за стол.

— Дэвид… это правда?

— Что правда?

— Что нам угрожает опасность?

Он перевернул страницу газеты.

— Не глупи.

— Замки? Засовы? Охрана? Запреты? Я только что видела в коридоре семерых вооруженных караульных. Теперь в первом классе невозможно уединиться, поговорить с глазу на глаз.

— Какая неприятность, теперь тебе нельзя уединиться.

— Я говорю не только о себе, но и о твоих детях. Я не для того их растила, чтобы им устраивали тюрьму. — Помолчав, она добавила: — И это несправедливо по отношению к Мэри.

— Мэри сделает, что прикажут.

Подошли два стюарда, забрали посуду. Грязные капли брызнули на половицы.

— Ты мог бы внимательнее отнестись к этой девушке. Учитывая обстоятельства.

— Не понимаю, о чем ты.

— Прекрасно понимаешь. Не хуже меня.

— Я тебе уже объяснял, она старый друг нашей семьи.

— Это на твоей совести, Дэвид. Я не жду и не требую объяснений. Но и не потерплю лицемерных осуждений.

Он повернулся к ней. Она смотрела на море.

— Нам угрожает опасность? Я имею право знать.

— Это глупые слухи, черт побери. Сплетни, не более того.

Она спокойно кивнула.

— Мальчики тоже под прицелом?

Мерридит не ответил.

— Как ты это выяснил?

— Если тебе действительно нужно знать, нас предупредил Малви. Тот самый человек, ради которого ты не готова пошевелить своим драгоценным пальцем. К счастью, не все такие отпетые снобы, как ты, иначе нас бы всех уже пристрелили сонных.

Подошел преподобный Дидс, поздоровался с Мер-ридитами. Он принес подарок на день рождения Джонатана и отдал графине книгу Джона Ньютона «Гимны Олни». Заметив, что супруги ссорятся, не остался с ними, а сел за другой стол, дальше того, за которым сиживал прежде. Лорд Кингскорт вернулся к чтению. А когда поднял глаза, увидел, что жена его беззвучно плачет.

— Лора.

В глазах ее стояли слезы, катились по щекам.

— Мне очень жаль, — сказал он. — Прости меня, Лора. Я был слишком резок с тобою.

Она скривилась, всхлипнула мучительно, душераздирающе. Впервые за долгие годы они сознательно прикоснулись друг к другу. Супруги переплели пальцы, Лора плакала. Сглотнула комок, обвела взглядом палубу; на лице ее читалось несказанное недоумение.

— Ничего не случится, Лора. Ничего. Я обещаю. Она снова кивнула, поцеловала костяшки его пальцев. Поднялась и быстро ушла.

Кладовая Пайеса Малви около 4 часов пополудни (Как вспоминал много лет спустя Джонатан Мерридит — на момент событий ему было восемь лет.)

— Все в порядке?

Малви подскочил; они вошли в тесную каюту. В складках муслина на его кровати лежала корочка хлеба и кусочек сыра.

— Да, сэр. Спасибо, сэр.

Бедолага так перепугался, точно явились его арестовывать.

— Славно. Славно. Какая у вас хорошая рубаха.

— Это ее светлость дала, сэр. Я не хотел брать.

— Чепуха. Вам она идет куда больше, чем мне.

— Вы очень добры, сэр. Спасибо, сэр. Для меня большая честь познакомиться с ее светлостью. Ока очень добрая женщина, сэр, очень.

— Я смотрю, она вам и поесть принесла.

— Спасибо, сэр, да, сэр.

— Вот и хорошо. Малви, мы хотели вам кое-что сказать. Мы с капитаном.

— Сэр?

Мерридит подтолкнул сына локтем. Мальчик шагнул вперед и монотонно, с неохотою произнес заученные слова:

— Мистер Малви, я хотел бы пригласить вас сегодня вечером к нам на чай по случаю дня моего рождения, если, конечно, у вас не найдется неотложных дел.