Звезда морей - О’Коннор Джозеф. Страница 76
— У меня к вам щекотливый вопрос.
— А. Вам угодно обсудить его без миссис Дарлингтон?
— Нет-нет. Что вы. Я не это имел в виду. — Он имел в виду именно это, но не хотел показаться неучтивым. Доктор понял его и обернулся к сестре:
— Мэрион, дорогая, быть может, ты займешься тем дельцем, о котором я тебе говорил?
Она улыбнулась.
— Я как раз хотела, дорогой.
Сестра вышла, Монктон засмеялся негромко и добродушно.
— Нам, мужчинам, порой непросто о себе позаботиться и честно признаться, в чем дело. Не то что нашим мемсагиб. Нам бы у них поучиться.
— Вы правы, — согласился лорд Куинсгроув. Он уже жалел, что пришел сюда. Его раздражали панибратские намеки и угодливая болтовня Монктона.
— Ну, выкладывайте, в чем дело. Ох, простите мое невежество, милорд, садитесь же, садитесь скорее. — Монктон указал на кресло подле секретера и опустился на табурет.
— Мне неловко в этом признаваться. Такой конфуз.
Доктор выдвинул ящик стола, достал тетрадь.
— К северу или к югу? Выражаясь обиняком.
— К югу.
Монктон дипломатично кивнул, обмакнул перо в чернильницу.
— Несварение желудка? Или что-то в этом роде?
— Нет.
Облизнув палец, доктор принялся листать тетрадь, снова кивнул и начал писать.
— К югу и юго-западу, значит. Милорд Навуходоносор.
— Что?
— Значит, дело в мочевыводящих путях.
— Пожалуй, можно и так сказать.
— Не хватает задора?
— Нет, дело не в этом.
— Воспаление? Боль?
— Отчасти и то и другое.
— М-м. Мочеиспускание нормальное?
— Не совсем. Очень болезненное.
Доктор снова кивнул, словно этого и ожидал. Повисло молчание, слышно было лишь, как перо царапает бумагу.
— А с опорожнением как обстоит? Запоры?
Пациента будто ударили по губам. Он так покраснел, что защипало щеки.
— Бывает.
— Что ж. Ясно. — Доктор долго писал в тетради, потом поджал бледные губы и устало вздохнул. — Условия на борту, конечно, оставляют желать много лучшего. В отношении гигиены. Даже у нас, в первом классе. Признаться, это мой пунктик. И у миссис Дарлингтон тоже. Однако ж, лорд Куинсгроув, если соблюдать чистоту, можно избежать осложнений. Миссис Дарлингтон много работает с бедняками.
Дэвидсон не знал, что отвечать. То ли защищать принятые на корабле меры по соблюдению чистоты, то ли собственные гигиенические привычки, то ли похвалить таинственную работу миссис Дарлингтон с бедняками. Доктор порылся в кожаном саквояже.
— Выпить любите, милорд?
— Пожалуй, иногда слишком.
Монктон негромко рассмеялся.
— Что ж, в этом смысле вы далеко не одиноки.
— Ваша правда.
— Однако ж необходимо знать меру. Ни печени, ни мочевыводящим путям злоупотребление не идет на пользу. Шлаки копятся. Боль может отдавать в поясницу и в область половых органов. Опять же, ночная потливость.
— Понимаю.
— Вы, разумеется, регулярно принимаете ванну, сэр? — Доктор извлек из саквояжа стетоскоп и кое-какие металлические инструменты.
— Да, два раза в неделю.
— М-м. Замечательно. Молодец. — Он вновь принялся писать, повторяя ответ пациента, точно школьный учитель, довольный работой ученика. — «Купается два раза в неделю». — Взмахнув рукой, подчеркнул записанное и энергично поставил точку, словно пытался наколоть насекомое на кончик пера.
— Я бы советовал принимать ванну раз в два дня. Или ежедневно, если есть такая возможность.
— Хорошо.
— Так-то лучше. Что ж, пожалуйте сюда, взглянем на поле битвы.
Доктор зажег керосиновую лампу, сделал фитиль повыше, чтобы ярче горело: каюту залило золотистое сияние. Повсюду — на стульях, спинке дивана, ширме — висела мокрая одежда и постельное белье.
Дэвидсон развязал брюки, исподнее, приспустил до колен. Расстегнул три нижние пуговицы рубашки. Доктор достал из стопки глаженого белья нечто похожее на наволочку и набросил на спинку стула.
— Можете опереться сюда ягодицами.
Дэвидсон повиновался. Монктон опустился на колени, приступил к осмотру.
— Тут побаливает?
— Да.
— И здесь, наверное, тоже?
Дэвидсон вздрогнул.
Доктор сочувственно поцокал языком.
— Потерпите еще чуть-чуть, будьте паинькой. Кажется, враг уже виден.
Один из металлических инструментов оказался такой холодный, что от его прикосновения пациент отшатнулся. Некоторое время он чувствовал лишь жар лампы на коже и пальцы доктора, щупавшие его мошонку и промежность. Вдруг его чресла и нижнюю часть кишечника пронзила боль, бедра пробрала дрожь.
— М-м. Так я и думал. — Монктон встал с колен, поморщившись от натуги. — Маленький паразит. Ничего страшного, простая инфекция. Неприятно, больно, но лечится легко. Такое часто встречается в условиях скученности. В тюрьмах. Казармах. И прочем подобном. — Он примолк, шмыгиул носом. — В работных домах.
— Вы не знаете, как я мог это подцепить?
Монктон мельком посмотрел в глаза Дэвидсона.
— Вам лучше знать, сэр.
Лорд Куинсгроув вспыхнул. Пожал плечами.
— Увы.
Доктор кивнул. Подошел к умывальнику, принялся тщательно мыть руки и запястья.
— Через плохо постиранную одежду или полотенце. Через сиденье в уборной. Бедра терлись друг о друга или об исподнее, вот и стало хуже. Горячая ванна — и будете как новый. И без мыла: только очень горячая вода. Скажите жене, пусть велит вашей красавице-служанке попросить на камбузе чесноку, и добавьте его в воду. — Он любезно улыбнулся. — Некоторое время будете пахнуть как француз, но запах скоро выветрится.
Корабль мягко наклонился, медленно выровнялся, лампа на потолке качнулась. В душной каюте заплясали тени.
— И недели две, а лучше месяц воздержитесь от всего, что требует телесного напряжения. От супружеского долга и прочего.
— Понимаю.
Монктон понизил голос и добавил с неожиданной грустью:
— Эта гадость передается дамам. А у дам, увы, ее вылечить куда сложнее. У них устройство другое. Так просто не доберешься.
— Ясно.
Дэвидсон подтянул брюки, застегнул рубашку. Жалобно скрипнули половицы, точно дерево тоже терпело боль. Он заметил, что доктор не сводит с него взгляда. И улыбается, но глаза его серьезны.
— А это что такое? У вас на животе.
— Ах, это. — Дэвидсон опустил глаза. — Да прыщ какой-то.
— Болит?
— Нет-нет. Я про него и забыл. У меня время от времени такое бывает.
— Позвольте взглянуть, раз уж вы здесь. Будьте любезны, расстегните рубаху.
— Уверяю вас, там ничего страшного.
— И тем не менее. Раз уж вы здесь. Разумнее осмотреть.
В голосе его слышалась настойчивость, противиться которой было трудно. Лорд Куинсгроув расстегнул рубашку и вновь прижался ягодицами к спинке стула. Доктор подвинул себе табурет, сел.
— Черт возьми, — пробормотал он. — До чего же здесь темно.
— Быть может, я могу вам как-то помочь?
— Подержите лампу, если не трудно. Хорошо?
Дэвидсон взял лампу, поднял до своего пояса, резкий керосиновый запах ударил ему в нос. Доктор ощупывал его, осторожно растягивая кожу вокруг покрытого коркой волдыря. Он сидел очень близко, пациент чувствовал на животе его теплое дыхание и невольно думал о том, что докторам мы позволяем больше вольностей, чем всем прочим. Монктон попросил не шевелиться, и Дэвидсон послушно замер. Доктор протянул руку к потрепанному саквояжу, достал лупу и стопку марли.
Некоторое время он молча осматривал пациента. Наконец спокойно спросил:
— Других ранок у вас нет? Или сыпи? Или чего-нибудь в этом роде?
— Несколько лет назад было что-то подобное. Боюсь, это наследственное.
Доктор поднял глаза и вопросительно посмотрел на Дэвидсона.
— Экзема, — пояснил Дэвидсон. — Мой покойный отец страдал от такой же напасти Конечно, он много лет провел в море Он приписывал эту болезнь недостатку фруктов в рационе.
— У вас бывала сыпь на ладонях или подошвах?
— Да, бывала. Но очень давно.
— Как давно?