Усмешка Люцифера - Корецкий Данил Аркадьевич. Страница 7
Начать решил с малого: написал Карлу Тауберу в Ганновер. Отыскать единственного живого отпрыска клана фон Браунов ему помог Живицкий, у которого есть связи в научных кругах ФРГ. В общем-то, это было нетрудно.
Гораздо сложнее оказалось с самим письмом. Трофимов решил отправить его на официальном бланке, сказал Железной Нате — та пришла в ужас. Младший научный сотрудник Эрмитажа пишет послание представителю капиталистической державы, наследнику одиозной фамилии, в течение десятилетий угнетавшей немецких пролетариев, запятнавшей себя сотрудничеством с фашистами… Или не запятнавшей? Подожди, Трофимов, здесь надо семь раз отмерить, десять раз отмерить… Все-таки заграница есть заграница!
Она несколько раз правила его текст, так что русский офицер Латышев стал у нее сперва «белогвардейским», потом «вражеским», на каком-то этапе появился даже эпитет «бесчеловечный». Сам Трофимов перестал быть просто молодым ученым, превратившись в «советского комсомольца, антифашиста, приверженца марксистско-ленинской идеологии»…
— Пока не забыла, Трофимов: надо еще добавить, что ты осуждаешь политику НАТО! — сказала она как-то за обедом в столовой.
— Решительно осуждаю! — поддакнул ей Трофимов.
Письмо он втихую отправил в первоначальном виде, без всяких правок. Ничего страшного не случилось, его не арестовали, даже не вызвали на допрос. Железную Нату, правда, с тех пор стали называть Железной НАТО, но исключительно за глаза, да и на слух это изменение было почти неуловимо — знали и посмеивались только свои.
Спустя полтора месяца пришел ответ от Таубера. Он работает простым электриком на частном предприятии, любит спортивные передачи, особенно футбол.
«…О бабушке Еве почти ничего не знаю, т. к. ее отдали в психическую больницу, я ее там не навещал, а потом она умерла. Говорить о фон Браунах в нашей семье вообще не принято, мать всегда твердила, что это «проклятое отродье» и «дурная кровь». Может, оно и так. О судьбе дедушки Генриха и дедушки Вильгельма я узнал из старых газетных сообщений, которые нашел в шкатулке покойной бабки. Дедушка Герман считался пропавшим без вести, о нем ходили нехорошие слухи, будто он сотрудничал с красными и помогал им делать революцию, убивая женщин и младенцев. Но теперь ясно, что хотя бы один из этих Браунов умер приличной смертью. Это хорошо, спасибо за известие. А насчет кольца я думал, что это просто семейная сказка такая. Если найдете, можете оставить его себе, а стоимость просьба перевести на счет такой-то в «Дойчефолькебанк» в марках или долларах, только не в советских рублях. А за какую футбольную команду болеете вы, г-н Трофимов?..»
К письму прилагалось несколько превосходно откопированных на неведомом Ивану импортном аппарате газетных вырезок:
Ноябрь 1915 г. «Авиационный завод Браунов получил правительственный заказ на 22 миллиона марок»…
Март 1916 г. «Концерн ДФА поглотил автопромышленные предприятия Хамельна и Нинбурга»…
Июль 1916 г. «Знаменитый летчик-ас Герман фон Браун появился на благотворительном светском рауте в перстне, о котором ходит множество слухов»…
Январь 1917 г. «Тайны и загадки одного из самых влиятельных семейств Германии. Могло ли кольцо Браунов принадлежать когда-то библейскому Иуде?»…
Ноябрь 1917 г. «Глава концерна ДФА Генрих фон Браун: «Секрет нашего успеха — в каждодневной напряженной работе на благо Германии. А так называемый «перстень Браунов» — это просто семейная реликвия, наш талисман»…
Июль 1918 г. «Черный месяц Рейха. Крах промышленной империи ДФА совпал по времени с поражением германской армии в битве при Марне»…
Апрель 1920 г. «Разорившийся миллионер вскрыл себе вены в номере отеля»…
Август 1922 г. «Наследница империи Браунов помещена в психиатрическую клинику после попытки суицида»…
Октябрь 1922 г. «Автокатастрофа под Нюрнбергом: в сгоревшем авто марки «ДФА-Рокет» находилось семейство Вильгельма фон Брауна, производившего эти автомобили в 1916–1918 годах. Выживших в катастрофе нет»…
И как-то само собой все закрутилось, понеслось. С утра — работа, вечером — архив или библиотека. Все уверенней и звонче стучала в спальне Трофимова старенькая «Москва» в облупленной краске, доводя до белого каления соседей. Жаловались ли они в ЖЭК, молились ли они на спрятанные в кладовой бабушкины иконы, стучали ли неистово по батареям — о том неизвестно, но было им, соседям, небольшое послабление. В жизни Трофимова появилась та самая девушка из окошка услуг в Публичной библиотеке, что помогла ему когда-то с поиском ростовских газет. Звали ее Ирина, найти ее оказалось куда проще, чем благодарно расцеловать, как изначально мечталось Трофимову. Так что пришлось поводить сперва в кино и кафе, давая отдых себе и соседским нервам.
Но вот и первый поцелуй, и объятия, и признание, и, было дело, в один прекрасный майский вечер едва не пронзил тонкие кирпичные перегородки безудержный, похотливый скрип трофимовской пружинной кровати, который мог бы стать новой головной болью для соседей… Не случилось. То ли сильны оказались моральные устои молодого советского библиотекаря, то ли слишком уж щедрым показался ей этот аванс для пока еще не состоявшегося кандидата исторических наук. «Нет, Ваня, извини. Я считаю, сперва надо как-то устояться в жизни, а потом уже…»
А может, какая-то таинственная и могучая третья сила, опекавшая с некоторых пор Ивана Трофимова, убрала на время из его жизни помеху для научных поисков? Кто знает.
И опять застучала по вечерам машинка. Опять знакомый маршрут «работа — архив». Рукопись Рутке однозначно указывала направление дальнейших поисков. Иван поднял архивы Третьего отделения и Департамента криминальных дел Российской империи, где обнаружил протоколы следствия по «делу Боярова» за 1834 год…
Итак, ничем не примечательный рязанский провинциал Бояров прибывает в Петербург к дядюшке графу Опалову, владельцу «иудина» перстня и солидного состояния. Завладев дядюшкиным кольцом, юноша стремительно преображается: затевает кутежи, играет, активно приобщается к светской жизни. Звезда провинциала горит недолго: проигравшись однажды в карты, Бояров закладывает перстень князю Юздовскому, известному собирателю живописи и антиквариата. Наутро он является к князю с деньгами (дядюшка скоропостижно скончался — как вовремя! — и Бояров вот-вот унаследует его состояние), но тот возвращать перстень отказывается. Взбешенный Бояров вызывает его на дуэль. В последний момент Юздовского неожиданно настигают муки совести, он возвращает перстень и предлагает мировую. Но Бояров не соглашается и убивает своего обидчика метким выстрелом в горло. Боярова арестовывают, судят и ссылают на солдатскую службу на Кавказ, где следы его теряются…
Удивительный зигзаг судьбы обычного рязанского дворянчика! И знакомая уже по истории писаря Рутке схема: серая унылая личность заполучает перстень, стремительно распускается цветами зла, творит какое-нибудь непотребство и… Рутке умер от сифилиса, Бояров лишился дворянства и стал каторжником (вряд ли он жил долго и счастливо). Наверное, это можно назвать неизбежной расплатой.
В январе 1965 года в журнале «Вопросы истории» вышла статья Ивана Трофимова «Революционер-одиночка Павел Бояров: отголосок декабризма или предтеча анархии?».
«…Итак, почему же Боярову не давало покоя это кольцо? Примитивная жажда обладания? Желание утвердить себя с помощью этого так называемого «символа удачи»? Не первое, не второе и не третье! Напротив: убив на дуэли известного реакционера князя Юздовского, личного друга Николая Первого, Павел Бояров сознательно отказался как от владения кольцом, так и от владения огромным наследством графа Опалова. Он бросил вызов не только институту самодержавия, институту самодовольного мещанства, но и (что требовало не меньшей смелости) институту мракобесия, взлелеянному царизмом и процветавшему под его опекой. Павел Бояров пожертвовал собой, чтобы продемонстрировать торжество человеческой воли над первобытными инстинктами. Увы, поступок настолько же благородный, насколько недальновидный с точки зрения революционной борьбы…»