Лабутены для Золушки - Корецкий Данил Аркадьевич. Страница 59
Утром оказалось, что Одхиамбо, Кобэ и Коджо тоже растворились в джунглях. Архангелы остались одни. Куда бы они ушли от этой чертовой кимберлитовой трубки, за которой охотились почти два года! Нужно было намыть пробы, обработать, нанести результаты на карту. Да и куда идти? Выбраться живыми из Борсханы ничуть не проще, чем разыскать месторождение алмазов с риском быть съеденным если не каннибалами, то крокодилами или другими кровожадными тварями, которыми кишат здешние места…
– Ну, что делать будем? – напряженно спросил Рафаил. Он не снимал палец со спускового крючка, и не опускал взведенный курок своего Кольта. В таком смятении чувств Самуил напарника еще не видел. Если француз потеряет самоконтроль – дело плохо! От юку-юку и быков он в одиночку не отобьется, да и назад, на «Большую землю», не выберется…
– Надо закругляться. Здесь остались пробы, не все успели обработать… Закончим, я дооформлю карту, сделаем тебе копию. Это удвоит шансы. И пойдем к ангольской границе. До нее отсюда рукой подать, не то, что до Хараре…
– Да, через Анголу уходить надо, – согласился Рафаил. – Только почему тебе оригинал, а мне копию?
– Потому, что ты все равно в документах ничего не поймешь. И потом, я же не спрашиваю, почему у тебя алмазы, которые ты у Нкозано и других отбирал? А у меня даже копий нет?
– Все честно, всем поровну, – буркнул Рафаил, убрал пистолет в кобуру и направился к ящикам с высушенными пробами. Закинув карабин за спину, Быстров присоединился к напарнику.
– Не мешало бы, конечно, пройтись контрольным маршрутом в северо-западном направлении, – неожиданно сказал француз, показав, что не все геологические знания выветрились у него из головы.
– Не до жиру, быть бы живу, – махнул рукой Самуил.
– Как? – заинтересовался Рафаил. – Жиру, живу…
Самуил начал переводить, но словарного запаса явно не хватало, и передать суть никак не удавалось.
– Ладно, – сказал Рафаил. – Я запомню. В Париже у меня есть знакомый славист. Спрошу у него, он переведет.
«Если доберешься до Парижа», – подумал Самуил, слушая, как напарник, взвешивая промытые пробы и занося результаты в таблицу, бормочет себе под нос: «Не до жиру, быть бы живу, не до жиру, быть бы живу…» На всю оставшуюся жизнь Самуил запомнил, как звучала эта фраза, произносимая в жутких борсханских джунглях с французским прононсом хрипловатым голосом.
Через шесть дней пути – почти безостановочного, прерываемого на двух-трехчасовой сон, они вышли к северной границе Борсханы. Шли без оборудования, брошенного, чтобы не оставлять следов, в реку, без палатки, а последние два дня и без еды. Охотиться они были не мастаки, тем более «кольт» и MAS мало подходят для охоты. Опасаясь тропической инфекции, пили по утрам росу из конусообразных листьев тьеры, и затхлую дождевую воду из лиан. Выглядели после такого марш-броска соответственно: грязные бороды, впалые щеки, растрескавшиеся губы.
Топографическая карта показывала четко: прямо перед ними, от силы в полукилометре – Ангола, другая страна. Не самое уютное место в мире, но там, по крайней мере, закончится хаос каннибальской Борсханы. Там можно будет добраться до посольства или консульства какой-нибудь европейской страны, и выбраться, вырваться из этого хаоса обратно в цивилизованный мир с туалетами и поликлиниками, с булочными и метро.
Они стояли на невысоком гранитном выступе, нависшем над огибающим его безымянным ручьем, и устало улыбались. За пазухой у Быстрова, завернутая в непромокаемый пакет, лежала карта открытого алмазного месторождения с кроками и легендами, а в рюкзаке, вместе с сувенирами для дочери – металлические пробирки с пробами. Свою копию карты Антуан нес в полупустом вещмешке, вместе с остатками патронов, и всякой всячиной, среди которой, как полагал Дмитрий, прятались и несколько алмазов. Впрочем, его это не интересовало. Испытание, едва не стоившее им жизни, выжавшее из них силы до последних капель, осталось позади. И предстоящее расставание с напарником его совершенно не огорчало – скорее, наоборот.
Нужно было пройти вниз по ручью и перебраться через овраг, темным провалом тянувшийся вдоль границы. Никаких опознавательных знаков – ни пограничных столбов, как в детских фильмах, ни колючей проволоки, ни рыхлой контрольно-следовой полосы, ни пограничных нарядов. Но оба почти физически ощущали – джунгли по ту сторону оврага уже не такие, как по эту. Переберись через него – и начинай праздновать, благодарить ангела-хранителя за хорошую работу.
Слева выпирал каменный выступ, вдоль которого тянулась узкая полоска каменистого берега. Подошвы то и дело скользили на валунах.
Правый ботинок Антуана протекал. Пока шли без сна и отдыха, он не обращал на это внимания. Но сейчас, когда все тяжелые испытания остались вроде бы позади, мокрый хлюпающий ботинок стал доставлять неудобство. Он перепрыгнул на правый берег ручья – тот был пошире, и посуше.
– Давай сюда, – махнул он Быстрову.
– Ничего, так быстрей, – ответил тот. Это его и спасло.
Они прошли еще шагов двадцать, каждый своим маршрутом, когда правый берег вдруг взорвался треском сучьев и дикими криками. Засвистели стрелы, между деревьями мелькали полуголые татуированные фигуры, некоторые с рогами! Антуан успел выстрелить и рванул вниз по руслу ручья, шумно расплескивая воду. Несколько стрел цокнули наконечниками о гранит над головой Быстрова. От одной он умудрился уклониться. Похоже, меткому выстрелу лучникам мешали заросли на другом берегу.
– Уходим! Уходим! – кричал Антуан.
И без подсказок Быстров понимал: надо бежать, бежать из последних сил, улепетывать без оглядки. И он бежал изо всех сил. Выстрелы не охладили боевой пыл туземцев. С душераздирающими криками они бросились в погоню. После очередного изгиба, ручей стал шире, берега расходились, как и пути Самуила и Рафаила. Неразлучные Архангелы оказывались в разных мирах, и мир Самуила был дальше от рогатых туземцев, а потому безопасней.
Миновав гранитный выступ, русский все-таки остановился. Француз отставал. Присев на колено, Быстров сделал три прицельных выстрела. Результативным оказался только один – раскрашенный бело-желтыми полосами рогатый туземец рухнул в воду за спиной Антуана.
Быстров поднялся и рванул дальше. Метров через сто почувствовал: сзади что-то не так. Оглянулся – точно! Упавший Антуан пытается вытащить стрелу из бедра. На него со всех сторон набегают рогатые фигуры.
– Черт!
В кино, в таких случаях, за напарником возвращаются и отгоняют превосходящие силы противника. Ну, или умирают вместе. В реальности у Самуила был только второй вариант. И он побежал дальше. Много раз впоследствии он анализировал эту ситуацию и всегда приходил к выводу, что Рафаил поступил бы также.
Условную границу он пересек через несколько минут. Его не преследовали, крики рогатых остались позади. Ниже по руслу ручья ему попался скальный выступ вроде того, на который они с Рафаилом поднимались совсем недавно – но с гораздо более крутыми склонами. Закинув за спину карабин, рискуя сорваться, Самуил полез по гранитным уступам, скользким от скопившейся в трещинах, и не успевшей испариться росы. С вершины, надеялся он, удастся разглядеть хоть что-нибудь, выдающее присутствие представителей ангольских властей: заставу, антенну, патрульную машину – хотя бы дорогу, которая должна же куда-то вести… Ничего! Только буйный, многоэтажный африканский лес, размежеванный полосами начинающейся саванны.
С тем же риском размозжить голову, он спустился вниз. Сообщить ангольским властям о захвате Антуана было невозможно. К тому же вряд ли они стали бы что-то предпринимать на территории чужого государства. И он двинулся вглубь Анголы. Шел по такому же тропическому лесу, как и раньше, иногда останавливался, чтобы прислушаться к звукам окружающего мира, но не слышал ничего кроме мирного дневного посвистывания и мурлыкания невидимых пернатых и шерстистых тварей. Беготня по джунглям, подъем на скалу, выгоревший в крови адреналин, который добавлял усталость, подавлял и сковывал, – все это навалилось разом, мешало идти, думать, дышать. В бешенстве он закричал и, вскинув карабин, дважды выстрелил в бездонное голубое небо с черточками парящих птиц. Возможно, стервятников. Скорей всего стервятников – они знают, где искать поживу. Не удержавшись на ногах, он упал, обессиленно раскинув руки. И закрыл глаза.