Две жизни комэска Семенова - Корецкий Данил Аркадьевич. Страница 41
— Он пошел к вам. Жду доклада.
Красная стрелка бодро бежала по перламутровому циферблату.
— Вывалился неизвестно откуда! — раздался взволнованный голос «Глаза-1». — Живой, здоровый, только одет по другому, Баяну по морде дал: мол, за что ты меня писанул?! Короче, я думал, опять драка будет, но ваш в хорошем настроении, не стал предъявы раздавать…
— Ладно, две минуты с четвертью! — перебил наблюдателя «Танкист». — Ты веди наблюдение, все фиксируй, а «Глаз-2» пусть нырнет в ресторан «Кабанчик» — справа за углом, знаешь? Вот пусть и наберет водку хорошую да закусь, а потом езжайте сюда. Задание выполнено, командованию доложено, а без жратвы долго не протянешь. Тем более, нам есть что отметить!
— Понял, шеф, выполняю! — повеселел «Глаз-1».
И у всех остальных улучшилось настроение — есть хотелось каждому.
— Чудеса вы сотворили, парни, чудеса! — «Танкист» медленно обошел дюралюминиевое ложе, на котором только что свершилось научное чудо, потрогал пальцем штыри, трубки, поинтересовался уважительно:
— Откуда у него старая куртка взялась? И зажигалка давно потерянная?
— Очевидно, то, что запало ему глубоко в сознание, материализируется при витализации вместе с ним! — предположил Ивлиев. — Но это пока только гипотеза. Мне очень многое непонятно… Сегодняшний эксперимент дал нам больше, чем все предыдущие. А я чего-то не ухватываю, ускользает что-то важное!
— Эх, парень, ты даже не понимаешь, что ты сотворил! Ты же теперь генералом будешь, лауреатом, Героем труда!
Чудесные перемены произошли и с «Танкистом»: он на глазах превращался из замкнутого в себе подозрительного флегматика в склонного к перевозбуждению холерика.
— Здание тебе дадим на месте бывшего института боевой химии. Там и периметр закрытый, и казарма для роты охраны… Ты больше сделаешь, чем все эти сраные боевые газы вместе взятые. Они уже свой век отработали. А за твоей витализацией — будущее!
— Да какое будущее? Это же у нас побочная тема. И потом, куда мы только не писали, никого не интересовало! Витализация — это же лишние руки, строители городов, туннелей, покорители Арктики, шахтеры, подводники… А получали отказ за отказом!
Но «Танкист» лишь отмахнулся.
— Это детские сказки! А представь такое будущее: «двухсотые» и «трехсотые» обратно в строй становятся! Мешает нам какая-нибудь чернож… обезьяна, а мы двойника на его место, своего человека!
Ивлиев переглянулся с Дроздовым.
— Что за «двухсотые»? Таких вариантов мы не планировали…
— Так спланируете! — разволновавшийся «Танкист» хлопнул в ладоши. — Долго ли!
— И потом… Витализированный объект будет себя вести, как оригинал. Так что эти подмены не получатся…
— Да? Ну, и хрен с ними! — «Танкист» уже любовался другими перспективами открытия. — Зато можно мертвого допросить, можно… Отставить! — оборвал он сам себя и повернулся к коренастому блондину:
— Фома, со всех — подписки о неразглашении! Всех под круглосуточную охрану! Переселить на четвёртый объект с семьями, а потом и квартиры, и дачи все получат!
Молчун засмеялся, шутливо погрозил пальцем окружившим его белым халатам.
— Только не за границами, конечно, как все эти стрекозлы навострились!
Через некоторое время появились «Глаз-1» и «Глаз-2». Наружные камеры показали, что к лаборатории они подъехали на видавшей виды синей «Волге» (внутри все «мерседесовское», — пояснил «Танкист»), и сами в вытертых джинсах, майках и нелепо выглядевших в темноте бейсболках больше походили не на строгого «Танкиста» с его дисциплинированными парнями, а на расхристанную компанию Медного Паши и Баяна. Зато каждый нес по три увесистых пакета с изображением кабана на каждом. Дурманяще запахло жареным мясом. Подчиняясь жесту «Танкиста» Дроздов и Мамыкин принялись накрывать стол — это была их компетенция.
— Разрешите доложить, — начал было «Глаз-1», но «Танкист» досадливо махнул рукой:
— Да сколько раз повторять, Петров, не в кабинете же, в поле! А на полевом выезде не нужно по форме, — и добавил нетерпеливо. — Ну, рассказывай. Что там?
— Мы думали, все уже закончилось, они стояли, что-то свое терли… И вдруг, этот, Медный, откуда-то взялся: вот только что его не было — а вот уже стоит! Да Баяну в рожу — раз! Я ж уже рассказывал. Наш… испытуемый здоров и невредим. Хвастался курткой и зажигалкой. Удивительно — то их не было, а то вдруг появились!
Молчаливый радостно потёр руки.
— А больше тебе ничего не удивительно? Да тут такая сказка развернулась, что по сравнению с ней все наши «легенды» — это чистейшая правда! Колонка в «Вечерке»: «Что случилось за день!» Это дело надо отметить. И отметить прямо здесь, в этом месте, где совершено то, что мы еще и не поняли! И еще десять лет не поймем, а может, и вообще никогда! Хотя ребята эти поймут, у них головы по-другому устроены! Вот за них я и хочу…
Дверь пилотской кабины была застелена газетами, заставлена пластмассовыми тарелками с копченой колбасой, шашлыками, хачапури, красной икрой, свежайшим хлебом и маслом, водкой «Финляндия», мензурками, несколькими ножами и вилками. «Танкист» собственноручно разлил водку по мензуркам.
— Ну, вы, мужчины, удивили, — улыбнулся он, поднимая первый тост. — За российских учёных, которым нет равных во всём мире. Мы с Куратором поначалу думали, очередная разводка, на предмет накосить государственных денег. А вы молодцы. Вы всё правильно сделали. Не свинтили за бугор, не скрысятничали. Всё на благо родины. За вас, мужчины! Таких сейчас редко можно встретить!
Выпили, закусили. Еще выпили. Ученые жадно налегали на деликатесы.
— Я красной икры с детских лет не ел…
— А я этого никогда не пробовал. Как называется? Хачапури?
— А шашлык какой шикарный… Ягнятина!
— А те, жиросвины продажные, — это каждый день жрут. Уже не хотят, а запихиваются! — заметил «Танкист». — А ведь это несправедливо! Хотя… Бог все по справедливости разделяет. Они жрут — и в этом вся их жизнь. А раз их жизнь в жратве, то кто они такие? Говнюки, свиньи, вот кто!
— Извините, вас как зовут? — спросил Ивлиев. — А то нас не представили, неудобно…
— А меня вообще не представляют. — Шеф усмехнулся. — Называйте меня, как свои — Танкист или Молчун, — это оба моих настоящих позывных.
— А я вас для себя и назвал Танкистом, — сказал Ивлиев.
— Почему? — насторожился Молчун. — Услышал лишнее? Сболтнул кто-то?
— Да нет. Просто смотрите вы из себя. Изнутри. Как из танка в смотровую щель выглядываете!
— Образно, Серега! Давай с тобой выпьем. Ты мне понравился. Знаешь, почему?
— Почему?
— Когда ты всю нашу банду к себе в дом обедать пригласил. Нас шестеро с водителями да с твоими учеными четверо. А квартирка — тридцать шесть с половиной метров, и остаток бульончика куриного на дне кастрюли… Я у многих бывал, где сортиры по пятьдесят метров и столовые по двести, где повара, помощники, прислуга, и где запасов на три месяца хватит! Только никто мне там даже бутерброд не предложил! Поэтому я для тебя Танкист и Молчун. Хотя ты не понимаешь пока, что это значит…
— А что это значит?
Молчун ухмыльнулся.
— Нас не все любят, Сережа! В мире очень много тех, кто хочет распотрошить нас на куски! Поэтому у нас много имен, паспортов, документов… Их, правда, легко подделать. А вот позывные подделать невозможно. И когда я вам всем, — не одному тебе, а всем твоим друзьям, называю свои позывные — я передаю в ваши руки свою жизнь. Вот так обстоят дела, Сережа! Теперь ты понял?
— Да, теперь понял, — кивнул Сергей, хотя до него не дошло, почему позывной нельзя подделать.
— Ну и отлично! Только имейте в виду — дело-то это обоюдное!
— Что?!
Молчун подмигнул.
— Разберетесь, не маленькие да не дурашливые…
С мензурками наизготовку подошли Дрозд, Мамыкин и Коваленко.
— Давай, Сергей! За то, что у нас получилось!
— Давайте! — звякнуло стекло, они выпили.
— Намажь мне масла на хлебушек, Федот, — попросил Молчун. — Только без икры. С училища люблю вот так — хлеб, масло, колбаску сверху или сахаром посыпать.