Разыскиваются полицией - Уозенкрафт Ким. Страница 37

Дайана шла дальше, словно в мире царила гармония, а сама чувствовала, что мысли выходят у нее из-под контроля и она стремительно несется в пространство хаоса, которое ее сильно раздражало, когда она туда попадала, — напрасная трата энергии и эмоций: все грохочет, бьется о стенки черепа, обрывки памяти, обрывки ощущений и чего-то такого, чего раньше ни разу не видела, и все-таки это возникало в образах, клочках фраз, а в итоге ни во что не складывалось и оставалась лишь пустота. Ноль. Дайана пыталась сосредоточиться, но боялась и понимала, что причина всего — страх. Думай о чем-нибудь другом, но не о том, что происходит здесь и сейчас, утихни, забудь, что ты сбежала из тюрьмы, идешь по нью-йоркскому вокзалу и открыта всем взглядам, как может быть открыто обнаженное тело. Беглянка! Нельзя, чтобы у тебя был такой вид и такая энергетика.

Мэл шел очень быстро, как все, и Дайане приходилось прилагать усилия, чтобы не отстать и не потеряться в толпе пассажиров. Она ощущала Гейл у себя за спиной.

Преступники и сбежавшие из тюрьмы излучают некие колебания, и находятся полицейские, которые способны улавливать их, словно приемник, настроенный на волну криминального радио. Им даже не требуется смотреть на внешность. Если преступник попадает в поле зрения обладающего таким даром полицейского, ему конец. Он попался. Коп его вычислит сразу. Поэтому Дайана старалась мыслить, как отправляющаяся в поездку туристка, унять внутреннюю дрожь и беспокойство, не позволить им вылиться наружу и накликать на нее беду. Но напряжение путало ее мысли; это напомнило ей случай, когда брат Кевин попал ракетой в четвертинку арбуза, которую она только-только начала есть. Дайана наблюдала за запуском ракеты, сидя на тротуаре, и откусывала первые восхитительные кусочки, и сок тек по ее подбородку. Вдруг бутылка из-под «Орандж краш», которую он использовал в качестве направляющей для ракеты, опрокинулась, и снаряд зигзагом полетел в ее сторону. Прежде чем Дайана успела пошевелиться, ракета угодила в арбуз и забрызгала красной мякотью и черными косточками ее и все вокруг. Вот что произойдет с ее мозгами, если она не окажется в безопасном месте, и как можно быстрее. Беда в том, что Дайана не представляла, где оно, безопасное место, и как туда добраться.

Кто-то сильно толкнул ее, откинул к стене. Дайана хотела повернуться к наглецу, но Гейл схватила ее за руку:

— Не обращай внимания. Иди за Мэлом.

И она пошла. Спокойно, обуздав свой нрав. Демонстрируя окружающим, будто знает, что делает, и, заставляя себя думать о чем угодно, только не о том, что делала. Сейчас не время.

Они прошли мимо пожилой женщины с тележкой, в которой та везла покупки — дюжину пакетов из продовольственного магазина. Пакеты свешивались по бокам и были привязаны к ручкам. Женщина переваливалась с боку на бок, ее лодыжки были толще колен, на голове бирюзовая лента. Поверх всех своих богатств она положила кипу журналов «Образ жизни Марты Стюарт». Дайана хмыкнула, но мгновенно опустила голову, чтобы кто-нибудь не подумал, что ей смешно. Она одернула себя и подняла взгляд — навстречу шагали два городских патрульных. Прямо на нее. Синие мундиры направлялись к ней, Мэлу и Гейл. Адреналин хлынул ей в кровь, закололо кожу на подушечках пальцев, потребовались невероятные усилия, чтобы просто дышать. Дайана откинула голову назад и снова попыталась усмехнуться, но звук получился такой, будто она подавилась. Она больше не притворялась и сосредоточила все внимание на спине Мэла, который приближался к полицейским. Интересно, сколько раз она сама, когда ходила в форме, производила на людей такое же впечатление? Не на обычных людей — на преступников. Что тогда сказал брат, когда она поймала его на заднем дворе за чтением Эдгара Кейси? «От кармы никуда не денешься». «Может, тебе лучше зваться Эдгаром Наткейсом?» [30] — предложила Дайана. Брат улыбнулся. От кармы никуда не денешься…

Полицейские двигались на нее, в форме, в портупеях. Они беседовали и не смотрели по сторонам. Вдруг тот, что повыше, пристально взглянул на Дайану. И хотя она старалась не встретиться с ним глазами, это все же произошло, и она неотрывно смотрела на него, надеясь лишь, что он решит, будто приглянулся девчонке, вот она и таращится на него. По его лицу трудно было судить — он просто смотрел на Дайану так, как она много раз смотрела на других. Взглядом, предназначенным для штатских, которые ничего не понимают и никогда не поймут, взглядом, возводящим стену между полицейским и любым человеком, кто не служит копом. Дайана смотрела, и он смотрел, и время точно замедлило бег. Она заметила, как стучали его каблуки по грязному полу, как морщились брюки в такт шагу, как он властно размахивал руками, заметила характерный жест, который выдает тайного агента, если только он не приложил все силы, чтобы от него избавиться: правая рука описывала широкие дуги вокруг револьвера сорок пятого калибра в кобуре на бедре. Это входит в привычку — рука действует так, чтобы не задеть оружие. Жест заметен, даже когда человек в штатском, а окружающие считают, что видят проявление чванливой полицейской манеры держаться. Но этот коп был в форме и пристально смотрел на нее, а Дайана не могла отвести глаз, напустить на себя какой угодно вид, только бы он не уловил ее полного, всепоглощающего страха. У нее задрожали колени, она сделала неверный шаг, и в этот момент Мэл обернулся, взял ее под руку, широко улыбнулся и показал куда-то вперед:

— Да вот же они!

Дайана позволила увлечь себя в море людей, подальше от полицейского. Их нагнала Гейл, подхватила сокамерницу с другой стороны, и они вдвоем увели ее от опасности.

Она шла между ними, пока спутники не принудили ее остановиться, и все трое принялись изучать огромное черное электронное табло с чехардой надписей: номерами поездов, временем отправления и пунктами назначения. Затем Дайану вновь заставили идти, и она не помнила, как оказалась на приподнятой бетонной платформе и, вдыхая запах электричества — здесь было столько электричества, что оно действительно пахло, — смотрела на крепкие стальные рельсы внизу.

Мэл выпустил ее руку, притянул к себе Гейл и крепко, от всего сердца, обнял. Дайана наблюдала за ними — глубина отношений между этими людьми вызвала в ней ощущение, будто она в пустыне видит оазис. Но как бы ей ни хотелось пить, рассудочной частью сознания она понимает, что оазис — мираж.

Мэл разомкнул объятия, Гейл смахнула слезы с глаз и направилась к тяжелой двери поезда «Амтрэк». [31] Дайана, сама не зная почему, смущенно отвернулась и протянула адвокату руку. Он ответил на рукопожатие, а затем тепло и нежно обнял. Дайана положила голову ему на плечо, подумав: странно, ей двадцать четыре года, а она впервые прикоснулась к костюму в полоску. Ткань оказалась шершавой, но в меру. Дайана так и не поняла, какое чувство вызывает в ней объятие человека, с которым она познакомилась вчера. Почему он это сделал: из вежливости, чтобы она не почувствовала себя брошенной, или из уважения и благодарности за то, что она помогла Гейл?

— Если до этого дойдет… — К платформе подавали состав, локомотив нещадно гудел, и чтобы она расслышала слова, Мэл приблизил губы к ее уху. — Если до этого дойдет, поступи как должно. Она достаточно настрадалась. Почувствуешь, что попалась, не тащи ее за собой. — Адвокат отступил, взял Дайану за плечи и заглянул в лицо. В его взгляде не было никакой угрозы. Никакой просьбы. Он лишь констатировал, как, по его мнению, она должна поступить.

Дайана кивнула, прикидывая, как ему объяснить, что отныне они с Гейл напарницы. Как в полиции, когда от напарника зависит жизнь или смерть. Эта связь образовалась в тот момент, когда они вдвоем вышли за пределы спирального барьера безопасности.

Дайана потянулась к уху адвоката и прошептала:

— Я не попадусь.

На ступеньке вагона она обернулась. Мэл смотрел в ее сторону и грустно улыбался. Дайана прошла в коридор. Удивительно: она питала к этому человеку уважение. А приведись встретиться с ним при иных обстоятельствах, до ее ужасного испытания, и узнай, что он сделал нечто подобное, что только что сделал для них с Гейл, она бы его арестовала. А теперь все перевернулось — она не могла отличить правого от левого, низа от верха. Ничего не понимала.