Лучший исторический детектив (СИ) - Цветкова Ирина. Страница 26

Рузя подумала, что любовь любовью, но на одном его жаловании они далеко не уедут. Она смотрела на своего кавалериста: он пьёт горячий кофе — смешно морща нос, как его кобыла; жадно намазывает хлеб маслом и выхватывает большие куски колбасы; жадно жуёт, не глядя на Рузю; беспомощно оглядывается, не находя больше еды.

— Рузюнця, а у нас больше нет ничего? А отрежь ещё колбаски?

В любви он жадным не был. Никогда не просил добавки. Рузя молча подала на стол то, что оставила себе на завтрак и пошла собираться.

— Янэк, а тебя в казарме покормят? Что вам там дают? — крикнула она из спальни.

— Хочешь к нам? — засмеялся Ян. — Меня там сейчас каша с салом ждёт. Я как раз к завтраку успеваю.

Рузя тихо сплюнула сквозь зубы и вспомнила о Вене: «Где он сейчас, Венечка мой?» Рузя думала, что так глупо потратила три недели на роман с этим конюхом.

— Тебе бы только с кобылами романы крутить, — зло проговорила она.

— Рузюнця, что ты говоришь? — крикнул из кухни Ян.

— Ничего, послышалось тебе, — ответила Рузя. Вздохнула и приняла решение.

Рыночная площадь шумела людьми.

Рузя с трудом открыла заржавевший замок и вошла в лавку.

— Смазать тебя надо. Что-то быстро ты заржавел…

В полумраке помещения угадывались очертания прилавка, пустующих полок, заросших паутиной, и засохшего фикуса у окна. Воздух был немного затхлый, пахло мышами и пылью. Рузя чихнула, раскрыла настежь оба окна и осмотрелась вокруг. Она переоделась, достала из-за прилавка ведро и пошла к бювету за водой.

Рузя поставила в найденный здесь же в высокий стакан букетик цветов, сорванных по дороге, и принялась за уборку. Любопытные заглядывали в окна, а она улыбалась, махала приветственно рукой и с остервенением тёрла прилавок. Дерево впитало в себя влагу и от жары стало отдавать своё тепло. Терпкий запах сосны щекотал ноздри и будоражил Рузины помыслы.

— Эй, хозяйка, как жизнь? Что делать собираешься? — в окно заглянул рыночный сборщик налогов — тщедушный, низенького росточка и очень жадный до денег человек. Он с любопытством осмотрел помещение, задержав взгляд на белом Рузином бедре, что выглядывало из-под заткнутой за пояс юбки.

Рузя бесстыдно поставила на табурет эту самую ногу, обтёрла мокрые ладони о передник и, заглянув в глаза сборщику, ответила:

— Доброго утра! Кавалера себе нового ищу. Пан Ойербах, не желаете попытать счастья? Смотрины у меня будут. Но вы мужчина видный, вам и удачу в руки, — Рузя прогнулась, как кошка, показала пышную грудь и продолжила смеяться над сборщиком.

— Вы, пани Рузя, голову мне не дурите, — нахохлился сборщик. — Если моя Малка услышит, то попадёт и мне, и вам тоже. Он добрая женщина, но глупостей таких понимать не желает. А я к вам с вопросом, чтобы сбор рассчитать.

О пане Ойербахе и его доброй Малке по рынку ходили анекдоты. Все, кроме самого пана Ойербаха, знали, что Малка бегает к мяснику не за телятиной, так как она у него не кошерная, а бегает совсем за другим. Но самого пана Ойербаха добрая Малка не раз гоняла через рынок за одни только подозрения, вот и боится уважаемый человек шутки шутить.

— Прошу пана простить, за ради Бога! И в мыслях не имела, — Рузя снова прогнулась, словно кланяясь, смутила пана Ойербаха и захихикала. — Чулками дамскими торговать хочу и прочей деликатной мелочью.

Сборщик поджал губы, кивнул на прощанье и поспешил от игривой лавочницы.

— Доброго утра, Рузюнця! А я иду мимо, смотрю, у тебя открыто всё, — голос Зельды так неожиданно прозвучал, что Рузя едва не свалилась с подоконника на пол. — Окна вымыть решила? Молодец какая. А мне за спасибо вымоешь?

Зельда потешалась над подругой, глядя на неё снизу вверх и прижимая к груди ридикюль.

— А ты как не на рынок пришла, — съязвила Рузя, рассматривая Зельду и не скрывая досады по поводу красивого платья, что на ней было надето. — Я уже подумала, где я? Может в театре или в ресторации? А в ридикюль ты картошку положишь? Или чеснок? Ах, да… Ты пришла купить курицу! Для того такая нарядная.

Зельда молча улыбалась и совершенно не показывала, как ей неприятны слова Рузи, которые, между прочим, сейчас слушали все, кто были по соседству.

— Можно я зайду? Или ты таки предпочитаешь орать сверху вниз? — спокойно спросила Зельда.

Рузя как-то резко запнулась, покраснела и, опустив голову, слезла со стула.

— Заходи уже. Нечего всем глаза мозолить.

Когда окна были прикрыты, а входная дверь закрыта на щеколду, Зельда спросила:

— Что у тебя случилось? Ты сама не своя.

— Я никогда не отличалась хорошим воспитанием. Ты же знаешь, — фыркнула Рузя.

— Знаю, но должна же быть причина, по которой ты орала, как публичная девка, задрав юбку чуть не на голову. Рассказывай уже.

Рузя замялась немного, но потом поведала подружке о своих планах открыть лавку, о том, что не так уж хорошо ей с кавалеристом. Неспокойно с ним. Рассказала Рузя и о том, что мечтает вернуть Веню, или узнать, где он, да самой к нему выехать.

— Хорошо, что ты о нём сама заговорила, — сказала Зельда. Она пожала плечами, как от холода, и продолжила. — Есть у меня новость для тебя. Только не хочу здесь её говорить, идём в кондитерскую — там в это время ни души, да и день будний.

— Одета я не для променада. Не собиралась никуда, — стала отказываться Рузя, чувствуя, что новость не самая приятная.

— Возьми, — Зельда положила на прилавок старинную брошь. — Знаю, что нравится она тебе давно, поэтому взяла, чтоб ты её к блузке пристегнула. — Рузя схватила украшение и примерила на грудь, Зельда тут же уточнила: — Это — не подарок, это только один раз поносить.

— Конечно-конечно! Я ж не глупая, я всё понимаю. Ты не волнуйся, не потеряю. Сейчас переоденусь, одну минутку.

Через пару минут запыхавшаяся Рузя стояла как при параде и придерживала рукой тяжёлую брошь, поскольку та тянула за собой тонкую ткань.

— Готова? Ну, идём, королева, — улыбнулась Зельда.

За столиком в кондитерской Рузя вертелась, как ребёнок, пытаясь рассмотреть влюблённую парочку в тёмном углу и детали интерьера.

— А здесь мило. Да? — Она наконец повернулась к Зельде, при этом пытаясь изобразить некую таинственную даму, что прибыла в Жолкев из Львова или вообще из Варшавы. Выглядело это довольно занимательно и Зельда с трудом сдерживала улыбку.

— Bonne journée, Madame Zelda! Чего изволите? — Хозяйка кондитерской стояла перед столиком, слегка склонив голову. Она явно была рада своим гостям. Да что там рада, она была счастлива и в её глазах можно было легко заметить обожание к парижскому образу мадам Зельды.

Зельда изобразила грустную улыбку и томно улыбнувшись, словно бы на французский манер, произнесла:

— Пани Марьяна, попрошу принести мне и моей спутнице круассаны с шоколадом и две чашечки кофе.

Зельда мастерски грассировала, и ей это было не сложно, поскольку сама она от рождения слегка картавила, как и другие её родственники.

Пани Марьяна так обрадовалась, не иначе Зельда заказала у неё всю свежую выпечку и даже ту, что осталась с прошлых выходных. На самом деле пани Марьяна радовалась по другому поводу: Зельда всегда указывала ей, когда выпечка удавалась, а пани Марьяна стремилась соответствовать или хотя бы немного походить на знаменитые парижские кондитерские. Мадам Зельда была её единственным дегустатором, способным по достоинству оценить старания и умения.

— Mon cher, они сегодня просто восхитительны! — сказала Зельда, толком не успев прожевать первый кусочек.

Кондитерша расплылась в довольной улыбке и скрылась за прилавком.

— Зеля, ну рассказывай, зачем ты меня сюда пригласила? — Рузя уплетала сдобу и наконец-то позабыла разглядывать влюблённую парочку. — А здорово ты с ней! Кондитерша-то верит, что ты умеешь на французском.

— Рузя, а ты думала, что я не умею? — улыбнулась Зельда. — Я четыре года прожила в Париже. Так и на каком языке там говорят, ты не знаешь? Рузя, я тебе скажу, французы говорят только на французском. Они такие, что даже если понимают вопрос, то ответят всё равно по своему, по-французски. И хочешь или не хочешь, а выучишь. Тамошние белошвейки учат шить не на польском, а у них таки есть чему поучиться.