Иль Догхр. Проклятие Эмира - Соболева Ульяна "ramzena". Страница 9
Она не успела договорить, как я резко наклонился и поднял ее за горло с кушетки. Ненавижу истерики и еще больше ненавижу, когда истерики закатывает именно эта женщина.
– Что ты подмешала мне в выпивку, а, сука? Отвечай! Сейчас же! Я хочу знать!
– Ннннет…ты сам, я пришла к тебе, и ты захотел, ты…
– НЕ лги, или я сверну тебе шею, и мне будет плевать на твою беременность! Говори! Что ты подмешала мне или кому приказала подмешать! Сейчас говори! Считаю да трех! Один! Два! Т..
– Наркотик…возбуждающее средство.
– Сука! Твой мелочный шантаж никому не интересен. Ты можешь болтать сколько угодно и лишь навредить себе, потому что таких, как ты, забивают камнями за измену мужу.
– Измену с тобой!
– Плевать с кем. Я переживу скандал, мне насрать, и не в таких скандалах полоскался, а вот ты сдохнешь и сдохнешь страшной смертью!
– Вместе со мной умрет и твой ребенок.
– Значит такова его страшная участь, и не я ее для него выбирал.
От бессилия у нее задрожал подбородок и глаза наполнились слезами.
– Но…ты же согласился, ты сказал, мы поженимся, ты…
– Я передумал. На хрена мне нужна в женах шлюха, которая, будучи замужем за моим сыном, раздвигала передо мной ноги.
– А кто тебе нужен? Твоя славянка? Эта шармута, которая сбежала с ним и легла под него? Почему ты не забьешь камнями ее?
Сдавил горло гадины так, что у нее посерело лицо и глаза вылезли из орбит.
– Никогда не смей называть Аллаену шармутой! Никогда вообще не смей говорить о ней в таком тоне. И не забывай, что я знаю, кто послал ту смску и с чьего телефона. У тебя есть два выхода: либо ты уезжаешь, ждешь рождения ребенка и довольствуешься тем, что я могу дать тебе и ему, либо…либо ты умрешь страшной смертью.
Как же ей не нравилось проигрывать. Она буквально извивалась в моих руках, цепляясь за запястье и пытаясь освободиться.
– Я же люблю тебя…Ахмад. Столько лет люблю тебя. Я хочу быть рядом с тобой… мне обещали, что я выйду за тебя замуж. Мне поклялись, что мы будем с тобой счастливы, меня забрали из родительского дома для тебя…Но ты, ты обманул меня. Ты привез эту…эту…женщину. Чужую. Не понимающую наших законов и нашей религии, нашего менталитета. Ты привез ее и…променял меня на нее.
– Я никогда и ничего не обещал тебе, Ламила. То, что мама Самида пообещала, это не означает, что я согласился. И твои иллюзии были лишь твоими иллюзиями.
Ни одно ее слово о любви не трогало меня. Как будто они оттолкнулись от меня и отлетели, совершенно не задевая. Как капли дождя стекают по стеклу. Ты их видишь, но они совершенно не касаются тебя.
– Ты отсылаешь меня? Это твое окончательное решение, Ахмад?
– Это мое единственное решение.
– Хорошо…хорошо, я не стану претендовать на брак. Не стану докучать тебе, но позволь мне остаться. Позволь мне быть в этом доме. Я привыкла к нему, умоляю тебя, Ахмад… Не гони меня. Сжалься. Я здесь с юности, я привыкла к маме Самиде. Не выгоняй с позором. Что скажет моя семья?
Она выскользнула из моих рук и рухнула на колени, цепляясь за мои ноги, впиваясь в мои запястья своими холодными руками, и я вдруг подумал о том, что у Вики руки всегда теплые, и когда она меня касается, то по моему телу проходит едва контролируемая дрожь восхищения и восторга.
– Твоя беременность вызовет ненужные разговоры.
– Почему? Я была замужем. Никто не знает о проблемах Рамиля. Все решат, что я жду от него ребенка. Сжалься, Ахмад. Мы же так давно вместе. Так давно я рядом. Я же никогда не предавала тебя, позволь мне остаться. Я не помешаю.
– Если ты останешься, то только с одним условием. Ты не станешь болтать о ребенке. Не станешь рассказывать, кто его отец.
– Ты хочешь от него отказаться?
– Я хочу убедиться в том, что он мой, и только потом я признаю его.
– Ты мне не веришь….
– Я никогда и никому не верю, Лами. В этой жизни доверять – это самое последнее, на что я способен.
– Я буду молчать. Только позволь мне остаться!
Стиснул челюсти, глядя на ее умоляющее лицо, на то, как сложила руки и как стоит на коленях передо мной. Я ничего ей не ответил, развернулся и вышел из ее комнаты.
Пока что я не готов принять решение. А еще я, наверное, в слишком хорошем расположении духа, чтобы вышвырнуть ее как шавку из моего дома. Кажется, я становлюсь жалостливым, и на меня это совершенно не похоже.
Хочу увидеть ЕЕ… И отдать подарок. Он слишком давно лежит в моей комнате.
Глава 6
Я смотрела на подарок в его руках. На золотое ожерелье с лепестками цветов, расписанными моим именем. Цветы напоминали лилии, которые я так любила. Как будто он узнал об этом и подарил их нарочно. Я, кажется, ему никогда не говорила об этом.
Иногда мне становилось страшно, что этот человек читает мои мысли.
– Тебе нравится, Аллаена? Это ожерелье делали для тебя на заказ.
– Нравится.
Покорно ответила я и посмотрела в зеркало на то, как ожерелье блестит на моей шее, как стягивает ее словно удавка. Скорее ошейник из золота, как у собаки.
– Ты хорошо себя вела и получила подарок.
Я кивнула и выдавила улыбку. На самом деле мне бы хотелось получить подарок в иных обстоятельствах и без принуждения его надеть.
– Ты не представляешь, сколько стоят бриллианты в этих цветах.
Моя свобода намного дороже. Если бы он подарил мне именно ее, если бы действительно любил меня, а не использовал, как вещь. Тогда этот подарок был бы ценным, а так он скорее подарил его себе, чем мне. Взял меня за руку и крепко сжал мои пальцы.
– Мы идем вместе на ужин.
Не спрашивая, хочу ли я есть. Все и всегда решает только он. Мне остается только смириться. Когда мы вошли в столовую и он сел на стул, то не позволил мне сесть рядом, а усадил к себе на колени.
Рядом находились слуги, его люди, вот-вот кто-то еще придет ужинать. Стало не по себе. Как будто он всем показывает – кто я и кому принадлежу. Показывает, что может делать со мной что угодно на глазах у всех, не стесняясь.
– Попробуй восточные сладости, Аллаена. Их приготовили специально для тебя. Бери их прямо руками…Или нет, подожди. Давай я сам тебя покормлю.
Он взял с подноса рахат-лукум и приблизил к моим губам.
– Открой рот и откуси.
Мне хотелось сказать, что я сейчас не голодна, но я вспомнила то, что обещала сама себе. Я буду покорной. Открыла рот и откусила кусочек сладости. Было вкусно и очень сладко. Ахмад наклонился к моему лицу и провел языком вдоль моих губ.
– Теперь ты такая же сладкая.
– Зачем…при всех?
– При ком при всех?
– На нас смотрят.
– Кто? Слуги? Они ничего не видят, а если и видят, то теперь прекрасно знают, кто ты для меня.
Посмотрела в его черные, горящие, как угли, глаза.
– Кто я для тебя, Ахмад?
– Я уже много раз говорил тебе – ты моя вещь, моя собственность. С тех пор ничего не изменилось. Оближи свои губы. Аллаена. Я хочу, чтоб ты это сделала медленно, глядя мне в глаза.
Не понимаю, зачем он сейчас унижал меня, показывал свое превосходство, но он явно хотел, чтобы все действительно видели, кто я такая. Его шлюха. То, что я ему не жена, я уже и так знала.
Послушно облизала губы, и черные глаза загорелись еще сильнее. Он проследил за моим языком и приоткрыл рот.
– Слуги для тебя не люди?
– Нет.
Ответил и усмехнулся.
– Тебя волнует, что они подумают? Разве не наплевать на это? Ты моя и принадлежишь мне. Каждый в этом доме должен об этом знать. Начни относиться к жизни так, как я тебя учу. Смотри на нее моими глазами. Ты здесь надолго. Научись жить по нашим законам. По моим законам. Единственный закон для тебя – это я, мое мнение, мое слово и мое желание. Больше ничего не имеет значение. А теперь я хочу, чтобы ты меня поцеловала, чтобы засунула свой язык мне в рот и поиграла им с моим языком. Я хочу твой вкус. Сейчас.
Стало не по себе, и я бросила быстрый взгляд на одного из слуг, который приносил новые блюда на стол. Но Ахмад явно не торопился есть. Я выдохнула и потянулась губами к его губам, прижалась к нижней, толкнулась языком ему в рот и ощутила, как он впустил меня. Как мой язык дотронулся до его языка. Дыхание Ахмада было свежим, от него пахло фруктовым кальяном, мятой. Когда я полностью слилась с его ртом, он тихо застонал, сдавил меня сильнее и впился в мой рот так жадно, что я задохнулась. Его губы были властными, дикими, сжирающими. Он обхватил мой затылок и буквально вдавил мой рот в свой, глотая мое дыхание, толкаясь языком о мой язык. Потом отстранился и посмотрел с дикой похотью мне в глаза.