Непокорная фрау Мельцер - Якобс Анне. Страница 23

– На ужин будут сосиски?

– Возможно, – загадочно молвила Герти.

– Я уже чувствую их запах! – хитрил Лео.

– Не ошибись, малыш!

На кухню вошел Юлиус и, увидев Лео, удивился.

– Там по коридору бегает землеройка, парень, – сообщил он. – Смотри, чтобы она тебя не укусила.

Лео сразу понял. Гувернантка оставила Додо практиковаться на фортепиано в красной гостиной и поднялась в свою комнату, чтобы быстро выкурить сигарету. Теперь нужно быть осторожным, если он не хочет встретиться с ней лицом к лицу.

– Мне пора идти. Спасибо за печенье.

Лео улыбнулся всем, быстро пощупал свой полный карман брюк и потом подкрался к служебной лестнице вверх.

– Как жаль, – услышал он слова Брунненмайер. – Они обычно сидели все вместе на кухне и веселились. Лизель с двумя мальчиками, Хенни и близнецы. А теперь…

– Господским детям не место на кухне, – возразил Юлиус.

Лео больше ничего не слышал. Тем временем он добрался до двери на второй этаж и через узкую стеклянную вставку заглянул в коридор. Все чисто – она должна быть в своей комнате. Вообще-то это была комната тети Китти, но, к сожалению, та переехала, и бабушка поселила там фрау фон Доберн. Чтобы гувернантка всегда была рядом с детьми!

Осторожно открыв дверь, он проскользнул в коридор. Если ему очень не повезло, госпожа фон Доберн заметила, что его нет в детской комнате, и теперь ждала его там. Она любила это делать. Ей нравилось появляться именно тогда, когда ее не ждали, потому что считала себя ужасно умной.

Лео решил все же вернуться в детскую и в случае чего соврать, что ему нужно было выйти. Он шел осторожно, крадучись, и шаги едва были слышны, но против скрипа половиц ничего поделать было нельзя. Едва он добрался до двери, рука уже лежала на ручке, как услышал позади себя скрип открывающейся двери.

Не повезло. Огромное невезение. Он обернулся, стараясь не выглядеть застигнутым врасплох. Но тут же застыл в изумлении. Госпожа фон Доберн вовсе не выходила из своей комнаты. Она была в спальне его родителей.

На мгновение Лео почувствовал болезненный укол в груди. Ей не позволено там находиться. Ей там нечего было искать, эта комната была запретной даже для Додо и него. Она принадлежала только его родителям.

– Что ты делаешь в коридоре, Леопольд? – строго спросила гувернантка.

Как бы сурово она ни выглядела, он сразу заметил, что ее шея стала совершенно красной. Уши тоже, наверняка, но их не было видно, потому что их закрывали волосы. Фрау фон Доберн прекрасно понимала, что ее поймали. Эта злобная стерва шпионила в спальне его родителей!

– Мне нужно было в туалет.

– Тогда иди и переодевайся сейчас же, – сказала она. – Я позову Додо – мы перед ужином погуляем по парку. – Он все еще стоял в коридоре и смотрел на нее. Со злостью. С обидой. С упреком. – Что-нибудь еще? – спросила она, подняв тонкие брови.

– Что вы там делали?

– Твоя мама позвонила и попросила меня проверить, не забыла ли она на тумбочке свою красную брошь, – ответила гувернантка. Это было так просто. Взрослые были такими же большими лжецами, как и дети. – Мы же не хотим беспокоить твою маму этой глупой историей с окном, не так ли, Леопольд? – напомнила гувернантка.

Госпожа фон Доберн улыбнулась. Лео еще многому предстояло научиться. Взрослые были не только большими лжецами, но и бессовестными шантажистами.

Он оставил ее в неведении, не ответив, а просто побежал к лестнице. Внизу, в прихожей, уже ждала Герти с его коричневыми кожаными ботинками и зимним пальто. Додо неохотно стянула шерстяную шапочку, которую Герти натянула ей на уши.

– Я ненавижу гулять, – прошептала она Лео. – Я ненавижу это, я ненавижу это, я….

– Держи! – Он достал из кармана брюк платок с печеньями и протянул ей.

Додо сияла. Она засунула в рот ореховое колечко и жевала с полным ртом.

– Уже идет? – спросила она, едва выговаривая слова и вытаскивая кусок имбирного пряника в форме звезды.

– Не-а, не спеши. Стоит перед зеркалом и наводит красоту. У нее много работы.

Щеки Элизабет пылали. За праздничным рождественским столом в гостиной было невыносимо жарко. Возможно, этому способствовало и большое количество шнапса, который в здешних краях употребляли до, между и после еды. Тетя Эльвира объяснила ей, что это необходимо – из-за жирной пищи.

– Выпьем за святого младенца Христа в яслях! – воскликнул сосед Отто фон Трантов, поднимая бокал красного французского вина.

– За Младенца Христа…

– За Спасителя, который родился сегодня….

Элизабет подняла тост вместе с Клаусом, с госпожой фон Трантов, затем с тетей Эльвирой, с госпожой фон Кункель и, наконец, с Риккардой фон Хагеман. Темно-красное вино искрилось в свете свечей, а полированные бокалы тети Эльвиры издавали мелодичный звон. Отто фон Трантов, владелец обширного имения близ Рамелова, многозначительно улыбнулся Элизабет через край своего бокала. Она улыбнулась в ответ и постаралась сделать лишь маленький глоток бургундского. За это время она побывала на нескольких таких померанских пирах. Каждый раз на следующий день ей было ужасно плохо.

– Для хозяйки имения ты удивительно плохо переносишь застолья, моя дорогая, – беззлобно заметил Клаус, когда она ночью встала с супружеского ложа, бледная и стонущая, и с трудом, волоча ноги, дошла до ванной. На этот раз с ней ничего не должно было случиться, она будет осторожна.

– Это настоящая рождественская ночь, Эльвира, – заметила Коринна фон Трантов, статная дама около сорока лет, но выглядевшая старше из-за седеющих волос. – Сосульки свисают с крыши, одна за другой, как солдаты…

Все посмотрели в окно, где в свете фонаря было видно, как по заснеженному саду словно в вальсе танцуют крупные снежинки. Было около 15 градусов ниже нуля, собакам в конуру положили сена, чтобы они не замерзли. На что Лешек заметил, покачав головой, что не стоит баловать собак. Волки в лесу зимуют без сена. Но Клаус любил своих собак, которых он тренировал для охоты, и Лешеку пришлось подчиниться.

В конце праздничного стола по старой традиции сидели молодежь и те служащие, которые имели право праздновать вместе с хозяевами. Трантовы привезли с собой пожилую гувернантку, госпожу фон Боденштедт, которая строго следила за шестилетней Мариэллой и ее одиннадцатилетней сестрой Гудрун. Рядом с туго затянутой в корсет гувернанткой сидел библиотекарь Себастьян Винклер в своем коричневом потертом пиджаке, а по бокам от него – двое взрослых отпрысков семьи Кункель, Георг и Йетте. Георг Кункель, известный дамский угодник и бездельник, бросил учебу в Кенигсберге, но поскольку его отец был еще очень бодр, Георг больше заботился о приятных сторонах жизни, чем об имении своих родителей.

В отличие от брата Йетте была скромной девушкой. В свои двадцать шесть лет она уже давно была готова для замужества, но поскольку не отличалась особой красотой, серьезных претендентов на ее руку пока не было. Себастьян, чувствовавший себя не в своей тарелке за большим столом, завел с ней разговор о померанских рождественских традициях, отчего ее глаза загорелись. Элизабет, которую полностью захватила своими разговорами госпожа фон Трантов, время от времени внимательно смотрела через стол на Себастьяна. Ей совсем не нравился восторг, который он вызывал в душе своей соседки по столу. Конечно, библиотекарь, да еще и простого происхождения, не годился в зятья для семьи ее соседей. Но если бы она всецело сконцентрировалась на Себастьяне и других претендентов не появилось…

– Ах! – воскликнул Эрвин Кункель. – Жареный гусь! Я ждал этого с самого утра! С каштанами?

– С яблоками и каштанами – как и полагается!

– Восхитительно!

Здесь, в деревне, не было домашнего слуги, разные тарелки ставила на стол пышнотелая кухарка, после чего обычно хозяин дома разделывал жаркое, а хозяйка передавала ему тарелки. Лиза ничуть не сердилась, что тетя Эльвира отняла у нее эту роль, но Клаус выполнял свои обязанности с большим удовольствием. Под пристальным вниманием всех присутствующих он наточил разделочный нож, а затем аккуратно, как хирург, отделил мясо жареной птицы от костей. Разрез за разрезом, восхитительно ароматный, хрустящий рождественский гусь распадался под его ножом на порции, готовые к подаче на стол.