Гамсун. Мистерия жизни - Будур Наталья. Страница 16

– У русских? Но я не знаю ни одного русского писателя.

– Например, у Достоевского.

– Но я не читал Достоевского.

Разговор зашел в тупик. Гарборгу нечего было больше сказать молодому писателю, и он не поверил, когда тот сказал, что не читал русских. Нет, ему решительно не понравился этот молодой писатель, который держался самоуверенно, что не подобало в его положении».

Тем не менее Гарборг решил помочь начинающему коллеге – и благодаря его протекции в «Дагбладет» был напечатан очерк «В турне», а также газета купила два рассказа «Грех» и «Лжец» [44] и эссе об Америке.

Но все-таки жизнь в Кристиании не складывалась. И поскольку писательская карьера в то время ему никак не удавалась, Гамсун вновь решил заняться чтением публичных лекций.

Он делает в Йовике доклад о Стриндберге, и неожиданно в «Дагбладет» появляется доброжелательная рецензия на его выступление, в которой его тем не менее называют господином Гомсумом.

Турне продолжается несколько месяцев, но успеха лектору не приносит. Гамсун пишет Эрику Фрюденлюнду письмо, в котором признается, что не знает, стоит ли продолжать «эту бессмысленную затею». Да, люди приходят на лекции и слушают они его очень внимательно, вот только людей этих – считаные единицы.

В это время «Афтенпостен» предлагает ему «постоянный ангажемент в газете», но потом внезапно отзывает свое предложение.

Жизнь Гамсуна становилась все тяжелее и тяжелее. Как и герой «Голода», он постепенно опускается на самое дно, лишается крова над головой. Одежда его обтрепалась, он голодал, и у него часто не было ни единой монетки в кармане, а нервы совсем расшатались: он легко впадал в истерику и часто был так высокомерен с окружающими, что больше походил на сумасшедшего.

«Теперь он ночевал в сараях, под штабелями досок на берегу Акерсэльвен или под открытым небом на одной из скамеек в Дворцовом парке, – писал Туре Гамсун. – Он делал отчаянные попытки творить даже в этих условиях. Ему хотелось использовать мгновения, когда голова, несмотря на физическое истощение, работала ясно. Но у него редко получалось что-нибудь стоящее, он вновь был слишком болен.

Из-за своего состояния он не замечал, как проходят дни. Если ему случалось есть несколько дней подряд, хоть понемногу, он сразу расцветал, но нервы от этого расшатывались еще больше, организм принимал уже не всю пищу подряд.

Гамсун пишет, обмотав руки тряпками, а перед глазами у него пляшет "вихрь огненных лучей, небо и земля пылают, люди и животные охвачены огнем, бездна, пустыня, весь мир в огне, вот он – последний день...” Гамсун и есть тот самый молодой писатель из «Голода», обессиленный, ожесточившийся, с горькой иронией наблюдающий за игрой своих нервов и за ухудшением своего состояния. И его душа наполняется ненавистью к той силе, к которой он втайне испытывает детское почтение.

«Я сидел на скамейке, размышлял над этим все больше и больше, ожесточался против Бога за то, что он так растянул эту пытку. Если Он полагал, что с помощью этих страданий приблизит меня к Себе, сделает лучше, заставив меня страдать и воздвигнув на моем пути все эти неудачи, то Он сильно заблуждался, в этом я могу поклясться. И я, чуть не плача от упрямства, поднял глаза к небу и сказал Ему, что накопилось у меня в душе».

Ликующее безумие голода владело Гамсуном все лето. Он совершал самые немыслимые поступки. Однажды он стал в подъезде со шляпой в руке и начал громко петь. Вокруг собралась смеющаяся толпа. В конце концов явился полицейский и прогнал его... В другой раз он подошел к двери своего двоюродного брата, сапожника. При виде Гамсуна уважаемый ремесленник отшатнулся и захлопнул дверь у него под носом – он принял его за пьяного» [45] .

Гамсун понимал, что так дальше жить нельзя. Еще чуть-чуть – и он бы сошел с ума или умер от голода. Надо было признать поражение – хотя бы на данном этапе – и решить, что делать дальше.

Помощь приходит – и вновь от торговца, как когда-то много лет назад. Богач и меценат гроссерер [46] Дублауг, с которым Кнута познакомил редактор Хольст, дает ему взаймы денег, небольшую сумму добавляет Хольст, – и уже осенью 1886 года Кнут уезжает в Америку.

Последние слова, по утверждению Туре Гамсуна, которые перед отъездом Кнут сказал одному из своих приятелей, были следующие: «Я писатель. И когда-нибудь обо мне заговорит вся Норвегия!»

Глава пятая

АМЕРИКАНСКИЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ. ЧАСТЬ ВТОРАЯ

В Америку ехал уже не мальчик, но муж. В кармане у Кнута была «карточка прессы», в которой черным по белому стояло, что он, Кнут Гамсун, – путешествующий журналист, корреспондент «Дагбладет» и «Верденс ганг».

О путешествии через океан мы знаем в подробностях благодаря одноименному очерку («Через океан»), написанному в 1886 году. Это небольшое произведение интересно не только тем, что в нем запечатлен эпизод из жизни великого писателя, но и рассказом об одном из самых драматических периодов в истории Норвегии, когда во второй половине позапрошлого века великое множество людей стало переселяться в Америку. Даже сегодня в США есть несколько штатов, где многие жители говорят по-норвежски.

Путешествие было тяжелым, если не сказать ужасным. Гамсун пишет, что у берегов Америки «письмо, составленное пассажиром первого класса с благодарностью за приятное путешествие, было передано на среднюю палубу, чтобы его там подписали и другие, но в результате подпись оказалась лишь одна – одна! Даже члены экипажа не выдержали ужасной жизни на корабле. Многие просили меня честно написать обо всем. Коки прямо заявили, что не вернутся на борт после Нью-Йорка, среди машинистов тоже слышались жалобы, а с корабельным священником я сам отправился вглубь Америки – он просто-напросто удрал. В качестве причины общего недовольства называли плохого администратора – бывшего кока, только вступившего в новую должность. Однако возлагать на него всю ответственность было бы несправедливо: на линии „Тингвалла“ и раньше случались неприятности: команды постоянно разбегались, рассказывают, что убивали кочегаров, многие и сами кончали жизнь самоубийством».

Пробыв в Нью-Йорке всего один день, Гамсун уезжает в Чикаго. Он решает не зависеть от друзей в Миннеаполисе и попытать свои силы на новом месте.

Жизнь в Америке дает Кнуту средства к существованию, дает кусок хлеба, но как же тяжело было его заработать!

Поначалу Гамсун старается получить место журналиста – но ничего не получается. Правда, очерк «Через океан», отосланный Хольсту на три недели позже обещанного (по уважительной причине [47] ), тут же публикуется в «Дагбладет», но найти работу в американских газетах так и не удается.

Две долгих недели Кнут каждый день писал письма-резюме по опубликованным в «Чикаго трибюн» объявлениям, но положительного ответа не получал. И тогда он решил не ждать больше милости от издателей, а устроиться железнодорожным рабочим. Как рассказывает сам Гамсун в письме к Эрику Фрюденлюнду, на строительстве железной дороги было занято человек пятьсот или шестьсот, и платили им довольно хорошо (1,75 доллара в день), но работа была адски тяжелой, не шедшей ни в какое сравнение даже с изматывающей работой на ферме. Трудиться приходилось при дикой жаре (100 градусов по Фаренгейту в тени). Три человека должны были носить железное «ярмо» весом в 1200 фунтов, а один рабочий подносил бочку цемента весом в четыреста футов. От цемента у Кнута страшно разъедало глаза.

Но через месяц он получил, по его же собственному выражению, «перспективную работу» – кондуктором на «электрическом трамвае». В Норвегии такого дива дивного и не видывали, поэтому Кнут считает своим долгом описать его в письме другу: