Взятая кровь (ЛП) - Майлз Рори. Страница 6

Да, конечно. А я человек.

— Ты что-то сказала про еду? — спрашиваю я, уклоняясь. Мне нужно помнить, что нельзя больше тратить время на то, чтобы заставить ее чувствовать себя плохо. Она не заслуживает моего внимания и сил.

Мария скривила губы в сторону, очевидно, сдерживая то, что собиралась сказать. Она откашливается и отступает назад.

— Кафетерий находится в первом корпусе.

Я надеваю туфли, так как ботинки в шкафу слишком велики, и следую за ней вниз по лестнице и наружу. Она направляется к первому зданию, мимо которого мы прошли сегодня утром, я оглядываюсь через плечо и вижу маленькую цифру три на том здании, которое мы только что покинули.

Хруст гравия под ногами — единственный звук, заполняющий звенящую тишину между нами. Мария, кажется, не знает, что сказать. Возможно, я достаточно отвергла ее ухаживания, чтобы донести свою точку зрения.

Несколько человек проходят мимо нас, но, увидев, что Мария ведет меня, отводят взгляд. Она идет энергично и целеустремленно, и держу пари, если бы я увидела ее лицо, ее губы сложились бы в тонкую линию, как бы говоря: «Рискни попробовать» .

Признаюсь, мне приятно знать, что Мария не слабак. Это также многое объясняет в моем отношении.

В первом здании есть вход в виде гаража; большие пластиковые панели блокируют попадание воздуха и насекомых внутрь. Мария проскальзывает через них и отодвигает их для меня.

— Спасибо, — говорю я, потому что моя настоящая мать вырастила не засранца, ну, не огромного засранца. Может быть, она вырастила крошечного, крошечного засранца.

Семь длинных столов заполняют обеденную зону, рядом с которой расположен шведский стол. Те, кто ест за столом, отвлекаются и оборачиваются, чтобы посмотреть на меня.

Я сжимаю кулаки и стою прямо, не позволяя их коллективному взгляду взять верх надо мной.

— Давай, — говорит Мария, кладя руку мне на поясницу всего на секунду. — Они скоро потеряют интерес.

Она не удосуживается взглянуть на моих зевак, пока ведет меня к подносам. Я беру тот, который она протягивает мне, и иду за ней вдоль очереди, позволяя голоду отвлечь меня от изучающих глаз.

Это, безусловно, лучший шведский стол, где я когда-либо была. Грудинка, индейка с небольшим количеством соуса барбекю, тушеные овощи, свежие булочки. Есть даже персиковый пирог.

Несмотря на то, что мне хочется съесть огромную порцию всего, я беру только понемногу, чтобы не выглядеть перед всеми отвратительным и избалованным ребёнком.

Хочу ли я произвести хорошее впечатление на этих Охотников?

Да. Если то, что сказали Николь и Мария, правда, то это мои люди. Я не могу сказать «Да пошли вы все» и сжечь все мосты в первый же день.

Оставим это на второй день, когда я узнаю, кто придурок, а кто нет.

Мария садится за самый дальний стол, за которым сидит меньше всего людей. Кроме нее, там еще огромный мужчина и девушка лет восемнадцати на вид. Никто не здоровается с Марией, а Мария не здоровается с другими.

— Тебя все любят, — усмехаюсь я, ставя свою тарелку напротив ее и садясь за стол.

Ее ответная ухмылка заставляет меня ухмыляться.

Девушка бросает на нас взгляд, быстро отводя взгляд от моей матери и задерживаясь на мне.

— Привет, — говорю я.

Она морщит лицо и хмурится, заправляя прядь коротких светлых волос за ухо.

— Привет.

Мария вздыхает.

— Деми, это Лана. Лана, это моя дочь Деми.

Серые глаза Ланы расширяются, и она улыбается.

— Мария уже упоминала тебя раньше. Я вижу сходство.

Я приковываю к матери взгляд, и она ерзает на своем месте.

— Родители Ланы погибли в результате неудачной стычки с волками. Они были неподготовленными и неосторожными.

Слова произносятся так быстро, что я почти думаю, что она не хотела их говорить.

Лицо девушки искажается злобой, ее губы растягиваются в усмешке.

— И ты удивляешься, почему ты никому не нравишься, Мария.

— Нет, я на самом деле знаю, почему люди меня не любят.

Моя мать наклоняет голову, делая вид, что слова Ланы ее не затронули. Однако я вижу ее глаза, и в них мелькает маленькая искорка боли.

Лана фыркает.

— Как бы ни так.

Она встает и хватает тарелку, шипя слово «сука» себе под нос, прежде чем уйти.

Большой, мускулистый мужчина, сидящий за столом, молчал на протяжении всей сцены, поэтому я удивляюсь, когда он качает головой в сторону моей матери.

— Можно подумать, что раз ты понимаешь, что значит быть изгоем, то научишься состраданию, Мария. Тебе должно быть стыдно за себя. — Голос у него хриплый и глубокий.

Мария берет вилку и пожимает плечами.

— Она трудный ребенок.

Он хмурится, глядя на нее, на коже вокруг рта появляются морщины.

— У нее никого нет, Мария.

Она скалит на него зубы. –

— Если ты так беспокоишься об этом ребенке, почему бы тебе не пойти и не утешить ее, Эмит?

Я откусываю кусок булочки, наслаждаясь маленькой драмой, разворачивающейся передо мной.

Блин, этот хлеб хорош.

— Ей нужна мать.

— Я не ее мать, — говорит Мария.

Я фыркаю.

— Если ты не заметил, Эмит, Мария не может быть родителем даже своего ребенка, не говоря уже о чужом.

Тяжелый взгляд Эмита падает на меня, и я, не вздрагивая, смотрю в его красновато-карие глаза.

Мария бросает вилку, заставляя его улыбнуться.

— Приятно познакомиться, Деми. — Он протягивает медвежью лапу, и я нерешительно вставляю свою руку в его, надеясь, что он не сломает мне кости. — У Марии с тобой проблемы.

— Хватит, Эмит. Не мог бы ты сходить проверить Лану? Я бы сходила сама, но мою дочь нельзя оставлять одну до собрания Гильдии.

Я поворачиваю голову. Для меня это новость. Она видит мой удивленный взгляд. Уголок ее рта дергается, но она делает глоток воды, чтобы скрыть ухмылку.

Эмит ворчит, но соглашается найти Лану. Ради нее, я надеюсь, он ее не найдет. Что-то мне подсказывает, что Эмит — не лучший человек, с которым можно разговаривать, когда твои эмоции накаляются. Вероятно, он из тех парней, которые достаточно глупы, чтобы сказать «Успокойся».

Мы с Марией едим, не разговаривая. Я игнорирую смотрящих на меня Охотников, что легко сделать, поскольку я сижу к ним спиной. Я доедаю персиковый пирога и вздыхаю.

— Ты ненормальная?

Я киваю, отталкивая от себя миску.

— Что ты имела в виду, говоря про Гильдию?

Она съедает последний кусок пирога, облизывая ложку, прежде чем ответить мне. К настоящему времени большинство других посетителей покинули здание, остался только небольшой столик, полный людей моего возраста.

— У Гильдии есть к тебе несколько вопросов. Пока мы не встретимся с ними сегодня днем, неизвестно, останешься ли ты здесь.

Постукивая пальцем по столу, я замечаю равнодушное выражение ее лица, не в силах определить, участвует ли она в процессе или просто следует инструкциям.

— Кто в Гильдии?

Мария смотрит на часы на стене позади нее; это военное время и читается тринадцать десять. Она собирает тарелки и поднимает подбородок в мою сторону, чтобы заставить меня двигаться.

— Ты скоро узнаешь: встреча назначена на половину третьего.

— Какое счастье, — бормочу я.

Интересно, какие вопросы у Гильдии есть ко мне? Честно говоря, я не в восторге от очередного допроса.

В моей голове мелькает образ Маттео. Проекцию сопровождает смесь эмоций, наиболее заметными из которых являются гнев и тоска.

Будь проклята моя предательская вагина. Она твердо намерена заставить меня полюбить его. Если бы я осталась, она, вероятно, выиграла бы.

Хорошо, что я сбежала, и они не смогут меня найти.

Глава 4

Грейсон

— Как она может исчезнуть? Она не чертова ведьма, — рычит Маттео в десятый раз за последние двадцать минут.

Кулаки Кольта сжимаются и разжимаются, пока он смотрит в пассажирское окно. Он ведет себя странно тихо с тех пор, как мы вернулись сегодня днем из Нью-Йорка. Не знаю, видел ли я его когда-нибудь таким спокойным. Он склонен к вспышкам гнева и использует свою ярость против наших врагов.