Плененное сердце (СИ) - Казанцева Диана. Страница 33

— Я встретила сегодня Эуфимию Майору, — хмуро сказала она, попутно вручая подоспевшей служанке тяжелую мантилью, венчавшую ее высокую прическу и спускающуюся почти до самого пола.

— Сеньора познакомилась с известной на всю округу целительницей?

Экономка, ни на миг не отвлекаясь от своего повседневного дела, порхала словно неугомонный гигантский шмель вокруг буйного пышноцветия.

— Эта женщина встретилась мне после мессы и заговорила со мной.

Каталина прошла вглубь залы, и устало опустилась на кушетку, с благодарностью принимая от расторопной прислуги бокал прохладительного напитка.

— По-видимому, ваша затянулась беседа, донья Каталина, — Беатрис ловко состригала увядшие листья и краем глаза наблюдала за сеньорой. — Вы так надолго еще не задерживались.

— Была причина, — Каталина выждала момент, когда они с Беатрис останутся наедине, и осторожно заметила: — Эта Эуфимия показалась мне странной.

— И чем же, позвольте спросить, ваше сиятельство? — экономка остановилась возле высокой напольной вазы с душистыми белоснежными лилиями и обернулась к сеньоре.

— Она предлагала предсказать мне судьбу.

С улыбчивого лица домоправительницы в ту же секунду сошла вся краска. Она отложила охапки цветов на стоящий рядом стол и немигающим взором уставилась на Каталину:

— Вы уверены, сеньора?

— Зачем же мне все это выдумывать? — недоуменно переспросила маркиза.

Беатрис тщательно, будто раздумывая над чем-то, принялась вытирать руки о передник и, немного помолчав, выдавила из себя:

— Просто Эуфимия очень давно не занималась предсказаниями.

— Неужели? И с каких пор? — иронично вскинула брови Каталина. — Мне-то она довольно доходчиво все объяснила, едва взглянув на мою ладонь.

Беатрис сцепила руки в замок так сильно, что побелели костяшки пухлых, морщинистых пальцев. В ее темных глазах застыло выражение тоски и печали.

— Последний раз она предсказывала судьбу донье Каролине.

Каталина выпрямилась и бросила настороженный взгляд на бывшую кормилицу мужа:

— Каролине де ля Фуа? Матери Себастиана?

— Совершенно верно, — кивком головы подтвердила свои слова дородная матрона и сразу как-то ссутулилась, заметно уменьшившись в размерах. — Примерно за неделю до роковой ночи…

— И что же сказала ей Эуфимия? — Каталина затаила дыхание.

— Кто знает, — глубоко вздохнула Беатрис. — Вот только донья Каролина все последующие дни ходила словно потерянная. Ни муж, ни дети не могли унять ее грусть, возникшую как будто ниоткуда, лишь намного позднее я вспомнила об этом разговоре с предсказанием… Но что теперь поделать, на все воля Всевышнего, — экономка быстро перекрестилась и сжала рукой четки, висевшие у нее на поясе. Затем она посмотрела на Каталину и нерешительно добавила: — Вы сейчас напоминаете мне мать нашего сеньора, такой же потухший взгляд…

Маркиза резко вскинулась, и пытливо глядя на экономку, неожиданно спросила:

— А не могла ли Эуфимия Майора быть причастной к тому пожару?

Темные, кустистые брови Беатрис взметнулись вверх, выражая неподдельное и настолько безграничное удивление, что Каталина немедленно пожалела о своем скоропалительном суждении. Однако в этом доме было так много неразрешенных тайн и загадок, что она уже и не знала, чему верить, поэтому высказала первое, что пришло на ум.

— Что вы, сеньора, — поспешила возразить верная служанка, взволнованно всплеснув руками. — Откуда вам в голову пришла эта шальная мысль? О, нет-нет, Эуфимия здесь ни при чем. Наша целительница напротив, мучилась предчувствием чего-то непоправимого. Она ходила со своими переживаниями к дону Лоренсо, отцу дона Себастиана и доньи Марии, но сеньор только беспечно отмахнулся и посмеялся тогда над «глупыми домыслами доморощенной предсказательницы». Да-да, именно так он и говорил, — Беатрис тихонько всхлипнула. — К тому же, когда случилось несчастье, именно Эуфимия подняла тревогу и уберегла детей от трагедии, унесшей жизни их родителей. Дон Себастиан обязан ей жизнью.

Каталина удрученно молчала, но экономка решила окончательно развеять подозрения молодой маркизы и сказала то, что та совсем не ожидала услышать.

— Не говорите о своих сомнениях дону Себастиану. Это способно причинить ему боль, а в данных обстоятельствах…

— Я понимаю, не буду, — торопливо прервала домоправительницу Каталина, не желая слушать из уст прислуги о том, что она и так привнесла в жизнь супруга сплошные огорчения.

Но Беатрис, не догадываясь о внутренних терзаниях сеньоры, совершенно спокойно закончила:

— …ведь Эуфимия Майора приходится сестрой дону Лоренсо.

— Что?! — Каталина откинулась на подушки, внезапно почувствовав головокружение, ее щеки запылали, а к горлу подступил ком. Она была раздосадована на саму себя. Подумать только, обвинить ближайшую родственницу Себастиана в страшном преступлении, не имея на руках никаких доказательств! Воистину говорят, слова — серебро, а молчание — золото.

— Только побочной, — быстро поправилась Беатрис, замечая растерянное выражение лица молодой маркизы. — Эуфимия была дочерью простой белошвейки, которую прабабка дона Себастиана выписала когда-то из Севильи. Видно молодая девица приглянулась дону Эрнесто, деду нашего сеньора… А когда дон Эрнесто много лет спустя сам обзавелся семьей, для своего единственного наследника он взял в няньки свою же внебрачную дочь Эуфимию. Так брат с сестрой стали расти вместе. Между Эуфимией и доном Лоренсо была значительная разница в возрасте и различие в происхождении, но, несмотря на пропасть, разделяющую их, они были дружны многие годы.

— А у Эуфимии Майоры есть дети? — спросила Каталина, ошеломленная неожиданной новостью.

— Нет, сеньора. Дон Себастиан и дон Родриго это все, кто у нее остался.

Солнце заходило за горизонт, когда неожиданно поднялся сильный шквалистый ветер, неся за собой мрачные грозовые тучи. Пенистые волны вздымались над морем и одна за другой с гулким грохотом обрушивались на пологий берег. Каталина очнулась от своих безрадостных мыслей, когда очередная волна чуть не сбила ее с ног и, сообразив, что она уже далеко ушла от виллы, спешно засобиралась домой. Подхватив намокший подол платья, и быстро перебирая ногами, она помчалась к крутому горному склону. Громкий шелест пальмовых листьев предвещал начало грозы. Каталина карабкалась вверх по едва заметной тропинке, хватаясь за проросшую между камнями траву, чтобы удержать равновесие и не скатиться кубарем вниз. Небо темнело на глазах, угрожая в любой момент обрушиться на землю обильным проливным дождем. Мелкие листья и сухие пучки травы вихрем кружились в воздухе, исполняя безумный, неистовый танец под музыку ветра и шум листвы.

Девушка поднялась на вершину холма и осмотрелась по сторонам. До виллы оставалось не более сотни шагов, ветер усиливался, по-хозяйски срывая с ее головы мантилью. Растрепавшиеся волосы и песчаная пыль больно хлестали по лицу. Где-то вдали сверкнула молния, еще миг и под оглушительный раскат грома с небес хлынули первые капли дождя, как мимоходом подумалось Каталине, неся с собой Господню волю.

Когда она добралась до патио, за окном уже стемнело. Ливень, словно занавес в театре, мощными косыми струями обрушился на землю, листву, траву и обильные потоки воды, собираясь в ручейки, образовывали глубокие лужицы и канавы по обочинам дорог.

— О, Пресвятая Дева Мария, — заламывая руки, Беатрис суетилась возле Каталины, — наконец-то вы дома… О, да на вас не осталось ни одной сухой нитки… Дон Себастьян поехал разыскивать вас, едва показались тучи. У него чутье на погоду. Сеньор сказал, что дождь будет лить всю ночь…

— Да перестань ты кудахтать как беспокойная наседка, — необычайно грубоватый тон Анселмо прервал словесные излияния взволнованной домоправительницы. — Лучше позаботься о сеньоре! У ее сиятельства зуб на зуб не попадает.

Дворецкий тактично отвел глаза в сторону. Внешний вид маркизы крайне его беспокоил. Слипшиеся пряди волос хаотично свисали со спины и хрупких плеч сеньоры, в руке она зажала какую-то тряпицу, жалко влачившуюся за ней по полу, при ближнем рассмотрении оказавшуюся венецианской кружевной мантильей. Мягкие туфельки намокли, мгновенно превратившись в хлюпающие калоши, и в считанные секунды вокруг ее ног образовалась небольшая лужица. Но самым неприглядным, по мнению стареющего слуги, выглядело муслиновое платье, неприлично облепившее ее сиятельство, точно вторую кожу, и через промокшую ткань которого явственно проглядывали женственные округлости.