Синий, как море - Лайк Александр. Страница 32

Я смиренно покивал.

— Прости, Данк, что я заставил тебя вспоминать. Мне все-таки надо было это знать.

— Да уж не мешало бы, — Данк невесело улыбнулся.

— А откуда взялся этот самый Отринувший Цвета? Из какого Цвета он родом? Ведь для того, чтобы отринуть Цвет, надо иметь Цвет, правда?

— Правда, — согласился Данк. — Пророчество из Орфи так и говорит: кто узнает истинный Цвет Проклятого, будет вооружен знанием, достаточным для победы. Пока что полагают цвет его красным.

— Почему? Он из орков?

— Неизвестно. Возможно, он обречен Багрянцу. Нагон, твой старый приятель… кстати, ты помнишь, кто это?

— Конечно, нет.

— Маг Белых Гаваней, друг-соперник Сагастена. В свое время они сговаривались научить тебя всему, что знают сами, а уж потом использовать тебя, как арбитра — кто из них сильнее. Нагон, как правило, обитает в Храме Жизни — Орфи, что рядом с Теннаном. Цвет этого Храма Голубой, а покровительствуют ему звезды. Там и вопросил он Оракул о Цвете Проклятого и получил то самое пророчество.

— О котором ты говорил? Понятно. А кто-нибудь пытался его исполнить?

— Сам Нагон и пытался. Почти сразу. Он сотворил крылатого крейтлинга, дал ему умение определять судьбы и отправил в горы Хинд'a'Кхора. И тот, уже будучи распознан и уничтожаем, передал Нагону последнее свое странное видение — Проклятый выглядел в Цветах Судьбы, как грозное черное облако. Совершенно черное, понимаешь? И опоясан был багровым полосой, наискось лежащей на покрывале тьмы. Что с тобой?

Я вдруг опять вспомнил сон — черные башни, рассеченные багровой полосой.

— Сон. Мой сон, Данк. Я видел нечто подобное. Черное с багровым уничтожало одну половину мира — помнишь?

— Помню, — безрадостно отозвался Данк. — И Сагастен явно задумался над этим предвещанием. Судя по всему, происходящее с тобой все-таки связано с Проклятым.

— Данк… — неожиданно для себя самого начал я.

— Слушаю тебя.

— Почему принцев Отверженного называют бастардами? Ну, например, этого… Черного принца? Это действительно его дети?

Данк промычал что-то невнятное. Потом вскинул голову.

— Не знаю даже, с чего начать. Ну, во-первых, он же незаконный властитель — значит, и все, кого он считает своими наместниками, не имеют законных прав. То есть, юридически все они бастарды — никто не может быть назван Белым принцем. Во-вторых, он же — Отвергший Цвета, помнишь? Когда он призывает наместника к Цвету, он пользуется какой-то иной иерархией. Мы почти ничего про нее не знаем. В-третьих, в его войске собрались все изгои земель Радуги, все полукровки и отщепенцы. Так что бастард там любой — и солдат, и полководец. Мы просто так, по привычке, используем слово «бастард», чтобы подчеркнуть, что мы не признаем притязаний Проклятого. Ни на власть, ни на земли, ни на титулы. А насчет того, чьи это дети… Сама Луна их не разберет. Может быть, и самого Проклятого… если у него вообще есть дети. Их странная вера так трактует союз между мужчиной и женщиной, что я вовсе не удивлюсь, если Отверженный бездетен.

— А… чему он поклоняется?

— Очень трудно сказать, — Данк пожал плечами. — Пеплу и золе, догорающим углям, тьме и ночи, когда гаснут костры. Говорят, он предложил союз оркам — те считают себя детьми огня. Говорят, он обещал им час великого торжества, когда пламя взовьется превыше Радуги. А потом все станет черным. — Данк поежился. — Бред какой-то.

— Поэтому отец боялся обжечься, когда рассек мне руку? — я невольно глянул на подживший порез. — Создания Проклятого носят в жилах огонь?

— Да нет, не в том дело, — Данк досадливо хмыкнул. — Огонь магии пылает в крови любого чародея. Маг может его погасить, а может каплей своей крови поджечь скалу — если силы хватит. Чародеи управляют энергией, протекающей через них. А крейтлинги, которые сами — магия, почти безвольны. Ими управляет созидающее заклятие. Поэтому как из раненного человека утекает кровь, основа жизни, так из крейтлинга или демонического создания утекает огонь магии, энергия их существования. Это была просто элементарная проверка, малыш. Райдок должен был выплеснуть наружу несколько язычков пламени, поругаться от злости и закрыть заклятием отток энергии. Причем это очень простое заклятие, его даже я знаю. Я ведь все-таки принц, значит, немного владею чарами. А захваченный в плен и скованный крейтлинг просто истекал бы жидким огнем из надреза, пока ему не запечатали бы рану.

— Боги мои, — тихо сказал я. — А что же тогда во мне? Откуда этот ледяной холод?

— Не знаю, — так же тихо ответил Данк. — Я о таком даже не слышал. И остальные не слышали. Это что-то вроде отрицательной энергии. Как будто ты отдал кому-то больше магии, чем в тебе было. И теперь впитываешь ее отовсюду, чтобы расплатиться с природой и обрести хотя бы обычную кровь. Как лед должен взять энергию огня, чтобы стать водой, понимаешь? Сагастен жаловался, что после этой пробы он даже не смог тебя оглушить заклинанием. Твоя кровь… ну, эта жидкость… выпила из него силу, так что пришлось стукнуть треножником. И снова он обрел мощь только тогда, когда эта пакость… извини, жидкость, испарилась.

— Ну и ну! — Я немножко подумал. — А если я плесну своей кровью на вражьего мага или демона какого-нибудь?

— Понятия не имею, — Данк был озадачен. — Однако, есть смысл попробовать! Вдруг сработает?

— А может, в этом и был весь фокус? — озарило меня. — Представь себе, что в урочный час ко мне, почти беззащитному, приходит убийца, вспарывает вены, заливает этой самой пакостью весь дворец — и мы магически обезоружены, так?

Данк серьезно задумался.

— Не думаю, — наконец сказал он. — Если враг знает, как приготовить такую жидкость, проще из катапульты или баллисты забросить горшок прямо во дворец с началом штурма.

— А если для ее изготовления нужна кровь вражеского мага? Тогда, по крайней мере, было бы понятно, почему выбрали меня. Если между мной, Сагастеном и Сельфой выбирать самого беззащитного, я бы даже не колебался ничуть.

— Это сейчас ты не колебался бы, — Данк покачал головой. — Пожалуй, здесь ты неправ. Ты был тренирован, чувствителен, образован, можно даже сказать — опытен. А вот силы в тебе как раз было немного.

— А может, ему как раз и нужен был маг чем получше, но послабее?

— Ну, знаешь, рассуждения с тремя «если» как правило, не работают. Прибавляя допущение за допущением, можно обосновать все, что угодно.

— Но такое возможно?

— Вроде возможно, — неохотно согласился Данк. — Но выглядит неизящно. Магия — это искусство, малыш. Могучие заклинания красивы и гармоничны, понимаешь? А здесь рассуждение, лежащее в основе, громоздко и коряво. Как будто бы это, скажем, я придумал — ну нет у меня истинного таланта чаротворца! Но у меня, соответственно, нет и сил, чтобы такое сотворить. Тот же, у кого силы есть, предпочтет использовать их красиво.

Я развел руками.

— Тебе виднее. Кстати, может быть, именно потому, что во мне силы не осталось, я и рассуждаю так коряво?

— Очень может быть, — согласился Данк. — Рассудок подгоняет порядок действий под реальные возможности. Но об этом лучше было бы спрашивать у Сагастена.

— Извини, не успел, — сказал я невесело. — Вы были так заняты перераспределением цветов и отправлением нас с тобой в дорогу… Кстати о цветах: если я правильно понял, Сапфир раньше принадлежал Селлери?

— Именно, — кивнул Данк.

— И был центром Янтарного колората? Тогда… что нужно будет мне сделать в городе, чтобы поменять цвет его на Синий?

— В городе — почти ничего, — Данк, казалось, о чем-то задумался. Сагастену и н'Райду нужно будет кое-что сделать в Дианаре. И в Дельфосе. А тебе — только поднять свое знамя. Знамя Синего принца.

— А где я его возьму?

— В Сапфире найдешь. Там есть все знамена, потому что их поднимают, если носитель Цвета гостит в городе. Венселл часто бывал в Сапфире.

Я немного повертелся в седле. Молча. Потом не выдержал.

— О чем ты думаешь, Оранжевый?