Венера с пистолетом - Лайл Гэвин. Страница 27

Как бы там ни было, он прежде всего спросил:

– А где вы сейчас?

– В Венеции. Я только что приехал.

– А где Анри? Он должен был сегодня вернуться сюда.

– Послушайте… э… с Анри произошел несчастный случай. Я потому и звоню. Я хочу сказать, что случилось несчастье. С вещами все в порядке, но… Послушайте, просто внимательно почитайте завтрашние цюрихские газеты.

Немного подумав, он сказал:

– Хорошо, я это сделаю.

– Если хотите, я могу вернуться туда или остаться здесь.

Он еще немного подумал.

– Оставайтесь там. Мы приедем… скорее всего завтра. Где вы остановились?

Я объяснил. Затем добавил:

– Послушайте, я знаю, что Анри не заплатил по счету в отеле; не вздумайте оплатить его счет. Не делайте этого. Вы должны просто забыть о нем.

– А-а-а, – задумчиво протянул он.

– Увидимся здесь.

Он снова протянул: «А-а-а», – и повесил трубку. Тут я обнаружил, что обливаюсь потом, хотя и снял пижаму еще в цюрихском отеле «Централь». Хотя привык неделями носить пижаму поверх нижнего белья еще в первую армейскую зиму. Должен сказать, что это действительно приходилось неделями, днем и ночью, а уж о посещении сортира и говорить не приходилось, причем независимо ни от их состояния, ни от пищи, обычно вызывавшей запор на всю неделю. Ванны? О чем вы говорите, когда какой-то подонок стащил все пробки от ванн и электрические лампочки, да и вообще горячей воды не было?

Боже мой, сейчас я живу просто великолепно. И чтобы доказать это, я принял ванну.

Посреди ночи я вновь проснулся весь в поту, снова оказавшись в Цюрихе в комнате Анри, и в этот раз я забыл запереть дверь… Понадобилось несколько секунд, чтобы окончательно прийти в себя, и эти секунды не были особенно приятными.

Но я ведь ничего не забыл, верно? Я ничего не забыл. Фактически я очень хорошо со всем справился, особенно если учесть те неприятности, в которые меня втянул этот поганец. Надо же умудриться так погибнуть – в столь ранний час открыть дверь неизвестно кому! Просто глупость. Возможно, он не собирался сделать мне гадость, но все равно по-настоящему это и не удалось.

Я оказался чист. Совершенно чист.

Я перевернул подушки холодной стороной и оставшаяся часть ночи прошла прекрасно.

Вот день выдался гораздо хуже: серый, холодный, с нудным моросящим дождем. Я выпил огромное количество кофе, потом вышел наружу и побродил по улицам к западу и северу от площади Сан-Марко, купил рубашки, носки, нижнее белье и пару брюк; причем каждую вещь я покупал в другом магазине. Мне, конечно же, нужен был большой чемодан, но я решил немного повременить с его приобретением.

Затем я проверил газетные киоски на площади, но оказалось, что иностранные газеты еще не получили. Поэтому я снова выпил кофе в кафе «Флориан» и долго сидел, разглядывая мокрую площадь. Голуби только что слетелись кормиться, и камни площади были закрыты их телами, образовавшими сплошной серый ковер. Потом по брусчатке прошел маленький мальчик, на каждом шагу спотыкаясь о голубей, и те взлетали вокруг него, как осенние листья. Я усмехнулся, голуби заставили и меня почувствовать себя похожим на осенний лист.

Потом мальчик ушел и голуби слетелись снова, это было похоже на шевелящийся ковер из крупных насекомых. Вокруг всего несколько пустых столиков и освещенных витрин магазинов под арками. Человек с буйным воображением однажды назвал площадь Сан-Марко «самой приятной гостиной в Европе». Ну вот что я скажу: зимой у них текут крыши и забывают включить отопление.

Было уже далеко за полдень, и я переключился на виски с содовой, пока не добрался до «Нойе Цюрихер цайтунг», которую купил в одном из киосков.

Все правильно, Анри стал знаменитостью; он занял целых две колонки на первой странице. Хотя его фотографии не нашли, поэтому были вынуждены ограничиться множеством снимков полицейских машин и карет скорой помощи, стоящих перед отелем. Я не читаю по-немецки, если не считать нескольких слов, но с помощью еще одного стаканчика виски начал пробираться сквозь текст. В конце концов, я ведь уже знал, что произошло.

Упоминался Париж – родной город Анри. Мелькнуло слово Лувр; возможно, в прошлом он был консультантом и у них. Англия, Соединенные Штаты, Италия – страны, по которым Анри, должно быть, путешествовал.

Бог мой, была ли у него жена? Я хочу сказать, вдова. О ней я не подумал. Если она увидит его багаж и одежду, все выплывет наружу. Ведь она скорее всего знает о донне Маргарите и сразу же об этом скажет. Я снова проверил весь текст, разыскивая слова Frau и Kinder [24], но, слава Богу, не нашел их.

Не было там и таких слов как донна Маргарита или Никарагуа или Джильберт Кемп и не было даже слова Амстердам, то есть газета не копала слишком глубоко. Хотя это не значит, что так не сделает полиция. И кроме того, всегда остается тот парень из банка…

Я подхватил свои пакеты и поспешил под дождем обратно в отель.

Пообедал я поздно и большую часть дня провел, лежа в постели и перечитывая то, что мог понять в газете, подсчитывая свои деньги и расходы. У меня получалось, что Карлос должен мне пятьдесят фунтов за перевозку картины, недельную плату, составлявшую тридцать пять фунтов, и еще двадцать фунтов в качестве компенсации издержек. Пять фунтов в день на траты в магазинах переводились непосредственно в мой банк в Лондоне.

Да, я не разбогател. Ничего удивительного, если жить в таком месте, как «Луна-отель». Но я стал слишком стар, чтобы в разгар зимы жить в пансионате и спать в спальном мешке.

Так я лежал и размышлял, пока снаружи совсем не стемнело, а затем сделал то, что делал обычно, когда беспокоил вопрос о деньгах: отправился в по-настоящему дорогой бар, чтобы заказать по-настоящему крепкую выпивку.

В каждом большом городе Европы есть бар Гарри, даже если он и называется по другому. Уютный, чистый, с чертовски высокими ценами и лучшими гамбургерами и клубными сэндвичами в городе. Конечно, может быть правильнее презирать эти бары за то, что они «не типичны», но вы же и будете за это наказаны. Я хочу сказать, какого черта все эти итальянские и китайские рестораны в Лондоне считаются такими уж типичными?

Посетителей в тот день было не так много, и, как обычно, в большинстве своем американцы. Небольшая компания протестантских священников разговаривала с мужчиной с такой обожженной солнцем кожей, которая обычно свидетельствует о работе на воздухе: может быть, на нефтяной скважине. И еще была пара молодых людей, настолько коротко подстриженных и в таких ярких спортивных пиджаках, что они не могли быть никем, кроме офицеров в штатском.

И еще там был мистер Эдвин Харпер, вероятно каким-то образом связанный с компанией грузоперевозок Харпера.

Я поспешно прошел в бар и повернулся к нему спиной. Он сидел за угловым столиком с худощавой элегантной женщиной в темном платье и с таким загаром, что приехала она явно с Багамских островов или горнолыжных склонов.

Я тихо заказал виски. Ну, возможно, он меня даже не помнит, если учесть состояние, в котором он находился, когда мы встречались последний раз. И если сейчас он был снова в таком же состоянии, не уверен, что мне хотелось с ним встретиться; здоровенные пьяные мужики меня пугают. Если у них неожиданно возникает желание вас ударить, а вы недостаточно сильны, чтобы ответить тем же, приходиться забывать о правилах хорошего тона, чтобы выбраться из такой ситуации целым и невредимым. Воспользоваться коленом, или ткнуть пальцами в глаз, или что-то в том же духе. Тогда вы становитесь злобным маленьким крысенком и все вас не любят. А он остается эдаким здоровенным добряком – всеобщим любимцем.

В гробу я видал эдаких всеобщих любимцев.

Потягивая виски, я прислушивался к разговору за спиной. Зал был не слишком велик; по длине равен стойке, а ширина – только чтобы поставить один ряд столиков. О чем шел разговор, я толком не слышал, но он казался тихим и достаточно спокойным. И он может рассердиться, если подумает, что я его игнорирую. Поэтому в конце концов я повернулся и подождал, пока он не поднимет глаза.