Становление (СИ) - Старый Денис. Страница 53

Сперанского в зятья Вяземский не хотел. Он считал, что поповский сын не пара его дочери. Дело даже не в происхождении, пусть оно и создавало негативный фон для восприятия Сперанского. Дело в ином. Андрей Иванович считал, что этот человек, словно падающая звезда: он яркий, стремительный, но быстро сгорит. Когда за тобой нет сильного рода, когда ты попал в удачное стечение обстоятельств, долгосрочной карьеры быть не может. Один маленький промах — и всё, уже никому не нужен, некому заступиться, негде переждать опалу.

— Что у него есть, какой капитал? — спрашивал у своего человека Вяземский.

Архип Петрович Латуков был дворянином и лично предан Андрею Ивановичу Вяземскому. Этот человек собирал нужную информацию для своего патрона, которому часто было недосуг выискивать сведения о ком-либо. Вот Латуков и слушал сплетни, а также общался с полицмейстерами, имел связи в гвардии, подкормленных слуг в царских дворцах.

Это было нормальным, когда аристократы собирали, если не компромат, то разные новости о своих конкурентах или же друзьях. Нужно держать нос по ветру, чтобы вовремя лавировать в хитросплетениях интриг. Вяземскому это не сильно помогло, так как назначение Нижегородским генерал-губернатором — не предел мечтаний и даже устремлений Андрея Ивановича.

— Главное, что у него есть, это имение. Он назвал его Надеждово. Пятьсот душ, несколько деревень, много земли. Угодья хорошие, но ранее были не разработаны. Земля тяжёлая и в два коня… — докладывал Архип Петрович, но был перебит.

— Частности не нужны. Мне не престало ещё вникать в хозяйственные дела, своих хватает, — сказал Андрей Иванович, будучи раздражённым.

Вяземскому не нравилась ситуация, в которой на него начинают давить. Пока серьёзного давления нет, но уже то, что Александр Куракин невзначай, но три раза намекнул на Сперанского, как перспективного зятя, заставляло проявлять эмоции. Случись так, что разговор с князем Куракиным, старшим из братьев, состоялся до того, как и сам Вяземский вычислил наглеца, что стал дурить голову дочери, может и чуть больше прислушался. Но Андрею Ивановичу не понравился такой подход, когда за его спиной пытаются манипулировать девичьим разумом, как и склонить к невыгодному решению.

Вяземский в любом случае оставался бы недовольным, когда вместо того же Александра Борисовича Куракина, завидного жениха, пусть уже и в годах, предлагается выскочка без роду и племени. И такой негатив подкреплялся ещё и тем, что Андрей Иванович согласился ранее на встречи своей дочери и Карамзина. Но Николай Михайлович Карамзин, хотя бы был прирождённым дворянином и имел связи среди самых просвещённых людей эпохи. А ещё его дочь была увлечена молодым литератором и бывшим гвардейцем.

— Военторг, по слухам, также частью, на паях с Куракиными. Сие детище Сперанского, — продолжал докладывать Архип. — Князья Куракины нынче покупают земли у Миасса, притом большие угодья. До появления Сперанского они не думали о деятельности, довольствуясь имениями.

— Миасс — это где-то в Сибири? — заинтересовался Вяземский.

Андрей Ивановичу было интересно спросить и про Военторг, который уже наделал много шума в армейской среде, но старался не перебивать своего доверенного человека. Правда, информация всё более такая нестандартная, что стоит постоянно уточнять.

Военторг стал камнем преткновения в армии. С одной стороны, интендантские службы резко взвыли. Ещё нет такого масштаба у новой организации, чтобы обеспечивать русские армейские корпуса, но тенденция многим, кто стоит у руля распределения довольствия, не нравится. Теперь же становится проще, порой и дешевле заказать и купить в Военторге, чем давать взятку интенданту и всё равно ждать поставок.

Суворов мог ещё стоять в Воронеже и ожидать обеспечения, однако фельдмаршал заказал поставки от Военторга в определённые точки по пути следования войсковых колон. После русская армия выдвинулась, а на Юге России резко взлетели в цене коровы, волы, даже соль, которой тут как раз-таки всегда было в достатке. Получалось, что интендантское имущество, и так должное быть в армии, стали поставлять уже без серьёзной коррупции, соревнуясь с Военторгом. Вопреки обстоятельствам, армия Александра Васильевича Суворова стала обеспеченной провиантом.

— Миасс — это Юг Сибири, Ваше Сиятельство, землицы там хватает, но ещё могут шалить кайсаки да башкиры. Родит земля плохо, но земли, что скупают люди Куракиных, вдоль речушек, можно думать, что высаживать нечто станут, но всё равно, не разумно сие. Нашли что-то, может и золото, — отвечал Архип.

Почти шесть сотен рублей стоила информация. Ни в одной коллегии не хотят просто так делиться сведениями, но при наличии оплаты рассказывают всё без утайки, часто сторицей отрабатывая полученные деньги.

— Сколько у Сперанского денег со сложением имения? — спросил Вяземский, понимая, что уже время обеда, и вот-вот придёт с прогулки дочь Катенька.

— Нынче же с ресторациями, всеми доходами — до ста тысяч рублей в год, Ваше Сиятельство, — подвёл итог Архип.

— Немало, — удивился Вяземский.

Андрей Иванович думал, что Сперанский нищий нахлебник у Алексея Куракина. Ну, или живёт только на жалование, которое пусть и велико, но даже так одеваться, как это делает Михаил Михайлович, выплаты за службу не позволят, если учитывать остальные непременные траты. А тут… Впрочем, Архип Латуков и сам не знал, сколько у Сперанского капитала, он сильно округлил сумму, чтобы казаться полезным Вяземскому. Как же? Архип выявил небедного человека, сделал для своего патрона больше, чем иные смогли бы.

— А что удалось узнать о подробностях дуэли? — спросил Вяземский, но услышал звонкий голосок своей дочери, которая требовала пропустить её к отцу.

«Разбаловал» — подумал Андрей Иванович и поспешил закончить разговор с Латуковым, отправляя его на время.

— Отец, я вас люблю, знаю, сколь много вы для меня делаете, но… — в кабинет Вяземского влетело, словно фурия, маленькое очаровательное создание, что и в гневе прекрасно.

— Сядь! — сказал Андрей Иванович Екатерине, дождался, пока та справится с эмоциями, выдохнет и всё же присядет на краешек стула. — Прежде чем ты продолжишь говорить со мной в требовательном тоне, вспомни хорошие манеры и то, как важно даме держать лицо.

Екатерина Андреевна резко преобразилась, надела маску некоторой надменности, и только чуть покрасневшее лицо, как и частое дыхание, выдавали в девушке нервозность.

— Я всё знаю, папа, — начала разговор Катерина на французском языке. — Вы читали письма, адресованные мне. Вы не доверяете, стали сомневаться в моём благоразумии?

Катя была развита не по годам, причём во всех отношениях, особенно в складе ума. Сейчас с Вяземским говорила молодая девушка, но закрой он глаза, и восприятие станет совсем иное, будто разговор ведут два человека равного возраста.

— Нет, Катенька, это лишь стремление тебя защитить, — отвечал Андрей Иванович.

— Мне пишет господин Сперанский? Это же он и есть пиит Надеждин? И гимн он написал, — чинно, будто и не волновалась, спрашивала Екатерина Андреевна.

— Сперанский, но я сомневаюсь в том, что его должно именовать, как господин. Сей человек обходными путями ищет моей благосклонности, а тебе шлёт письма. Но я знаю этого поповского сына, он человек решительный, хитрый, но и способный. Тогда зачем эта игра? Почему не испросить твоей руки напрямую? — объяснял свою позицию Вяземский.

— Чтобы вы, папа, отказали ему, и тем быть униженным, — тихо сказала Катя.

— Отбросим всё, дочь, ты что думаешь? — спросил Вяземский, пододвигаясь к Кате.

— Не знаю… — тихо говорила Екатерина Андреевна. — Но не мог Николай Михайлович Карамзин оказаться подлецом, не такой он человек.

— Я разберусь, — пообещал Вяземский.

Глава 17

Дербент

11 октября 1796 года

(Интерлюдия)

Захар Иванович Ложкарь был доволен результатами своей службы и всей деятельности Военторга. Нерасторопность армейских интендантов позволяла военторговцам активно наращивать торговлю в армии. Успешная коммерция, на удивление, привлекала в Военторг всё большее количество мелких купцов, иных активных лиц, стремящихся оказаться под защитой сильной организации. Можно было присоединиться к компании, подписать обязательства и всё, торгуй, а в Военторг отдавай часть прибыли. При этом торговать можно было не только с армией, но и с местным населением.