Римский сад - Латтанци Антонелла. Страница 10

— Пойдем спать, ладно? — она посмотрела на него так, как они всегда смотрели друг на друга, когда хотели заняться любовью. Он нехотя отложил телефон. И пошел за ней в спальню.

Франческа поставила перед собой задачу узнать получше других жильцов. Познакомилась с синьорой Руссо, женой знаменитого актера, которая постоянно твердила, что ее дочь Беа — идеальная и уникальная девочка (Беа, по правде говоря, не казалась на первый взгляд ни необычной, ни особо одаренной); с семьей Сенигаллиа — фанатами фитнеса, их сын непрестанно сыпал вопросами, и все они каждое утро, на рассвете, отправлялись на пробежку, были подтянутыми и мускулистыми; с Микелой Нобиле и ее мужем Лукой, молодоженами, она — на пятом месяце беременности, он — милый и добросердечный человек. Люди во дворе относились к Франческе хорошо, все были добрые, отзывчивые, слишком отзывчивые. (Навязчивые? — Нет, как тебе такое могло прийти в голову!) Чувства общности не возникало, но, вероятно, просто следовало узнать соседей получше. Она задавала всем вопросы о пожарах, которые продолжали пылать в ее мыслях. Все отвечали одинаково: игнорировали. «Прекрати пугать людей своими расспросами», — велела себе Франческа.

«Подружись с ними», — звучали у нее в ушах слова Массимо.

«Дай им время, — говорила она себе. — Новые знакомства заводить нелегко. Дай время себе».

Кроме мужа, у нее больше никого не было. Связь с отцом становилась все слабее и слабее. Да, он звонил ей, говорил ласковые, ничего не значащие слова, обещал скоро приехать в Рим, повидаться. Но так и не приехал. И никогда не приедет, Франческа слишком хорошо его знала. Ее подруга Ева, в первые дни сыпавшая обещаниями («Я скучаю по тебе! Я очень скоро приеду!»), втянулась в привычную рутину и больше не выходила на связь. Как и остальные друзья и коллеги.

Тем временем Анджела пошла в школу. Франческа была уверена, что отсутствие старшей дочери позволит ей хоть немного заняться собой, но стало только хуже, если такое вообще возможно. По утрам она металась по квартире, собирая девочек, потом запихивала Эмму в коляску и отводила Анджелу в школу, а после уроков забирала ее. За первые дни Эмма успела привыкнуть к постоянному присутствию сестры, и теперь, скучая по ней, еще больше липла к матери. Тем более что Анджела подружилась с Терезой и все больше времени проводила с ней.

Франческа обнаружила, что завидует своим дочерям. За ними всегда кто-то присматривает, говорит им, что делать. Они никогда не бывают одинокими. Но за Анджелу, потихоньку обретавшую самостоятельность, она была рада.

Однажды днем старшая дочь ела печенье, которое принесла ей Тереза («Знаешь, мама? Тереза каждый день печет печенье с бабушкой, почему мы так не делаем?» — спросила она с укором), и листала старую книгу о Робин Гуде, с картинками, делая вид, будто читает.

— Какая замечательная книга! Кто ее тебе дал? Тереза? — спросила Франческа.

— Это твоя книга, мама. Когда ты была маленькой, читала ее со своей бабушкой.

— Кто тебе это сказал?

— Ты, — пожала плечами девочка, продолжая рассматривать книгу.

— Как я? Что ты такое говоришь? Я никогда не видела эту книгу, — Франческа подошла к дочери. — Давай, глупышка, ты можешь сказать, кто тебе ее дал?

Анджела перестала листать, зевнула.

— Ай, мама, у тебя такие скучные шутки.

— Это ты шутишь. Ну же, дорогая. Скажи мне. Чья это книга?

— Тво-о-оя, ма-а-ама. Ты мне тысячу раз рассказывала, как читала ее с бабушкой. А в Милане вы мне ее всегда читали, — Анджела выглядела очень довольной. И продолжила изображать, что сосредоточенно читает очередную главу.

Что за чертовщина? Дочь, конечно, разыгрывает ее. Франческа была уверена, что никогда не видела эту книгу. И никогда не читала ее с… Образ из прошлого, очень четкий, осязаемый — почти как если бы она заново пережила тот миг, — поразил ее до глубины души. Первое настоящее воспоминание о матери: устроившись под одеялом в ее детской кровати, при свете лампы с огненно-красным абажуром они читают «Робин Гуда» — смеются, пугаются, сопереживают героям. Как она могла забыть? Как вышло, что из ее памяти исчез факт существования этой книги, ведь она же читала ее дочери и привезла с собой в Рим?

О боже. Что со мной? Франческа попыталась вспомнить, как подарила «Робин Гуда» Анджеле в Милане, как рассказывала дочери о бабушке, когда они принялись за чтение.

Ничего.

Как она положила книгу в чемодан, чтобы взять с собой в Рим.

Ничего.

Такого с ней никогда не случалось.

И что теперь делать? Стоит волноваться?

Она посмотрела на Анджелу, которая, как только что выяснилось, читала «Робин Гуда», много лет назад принадлежавшего ей и ее матери. Господи, да что же такое происходит? С тех пор как родилась Эмма, Анджела возненавидела старые мультфильмы и старые сказки Франчески.

— Тебе нравится эта книга? Я очень рада, — сказала она дочери.

— Ненавижу ее, — и Анджела с силой швырнула книгу на пол.

Та раскрылась и порвалась от удара, из переплета вылетели страницы. Робин Гуд, переодетый в Длинноногого аиста из Девоншира, на соревнованиях по стрельбе из лука и леди Мэриан, сидящая рядом со злым принцем Джоном, который радостно приветствует стрелка. Еще одна картинка из прошлого: они с мамой на пляже, мокрые после купания, едят персики, и мама читает ей «Робин Гуда». И как они были счастливы, читая эту книгу вместе! Много смеялись.

Почему она не помнит, как читала ее Анджеле?

Потом она позвонила Массимо и рассказала, что случилось.

— Я правда не помню, Масси, ничего не помню.

— Брось, не волнуйся, — сказал он. — Все что-то забывают. И я не исключение.

Франческа услышала голоса на заднем плане. Кто-то обращался к ее мужу.

— Прости, мне пора. Увидимся!

И она сказала себе, что Массимо прав. И с головой погрузилась в дела. У нее были обязанности. Очень много обязанностей.

Массимо пришел домой с дивиди-диском «Робин Гуда».

— Она им в тебя швырнет, — подмигнула Франческа.

Вместо этого Анджела прыгнула в объятия отца. — Спасибо, папочка, спасибо! Папочка мой, мой, мой, папочка мой любимый!

На следующий день Анджела показала фильм Терезе. Они посмотрели его дважды, подряд. Тереза пришла в восторг. Франческа наблюдала за девочками, такими радостными, беззаботными, и ей ужасно хотелось стать такой же маленькой, лечь на диван, пока мама что-то готовит, и унестись в другой мир, в котором нет никаких проблем.

Пару дней спустя Анджела играла в своей комнате.

— Мама!

Франческа обернулась. Она сидела в гостиной с занесенным карандашом в руке и смотрела на чистые листы, готовая рисовать. Внезапный окрик перепугал ее. Она подскочила в кресле.

— В чем дело, милая? — она отложила карандаш.

— Мама, — Анджела вскарабкалась ей на руки, царапаясь и дергая ее за волосы. — А ты знаешь, что Тереза выйдет замуж за Робин Гуда? Они любят друг друга, — и она хихикнула.

— А ты? — Франческа взяла дочь поудобнее. — Чего бы ты хотела?

— Когда я вырасту, я стану астронавтом, — заявила Анджела. — Как та женщина по телевизору, — потом она обеспокоенно посмотрела на мать. — Мама, тебе грустно?

— Нет, дорогая, все хорошо, — Франческа погладила дочь по голове. — Я так рада быть рядом с тобой и твоей сестренкой.

И гримаса страдания исказила ее лицо. Головная боль… Она не уходила в течение нескольких дней — а может, нескольких недель — и ночей. Франческа почти не спала.

10

Как обычно, ярко-красные ворота беззвучно распахнулись в улыбке.

Консьерж улыбался. Его жена подметала. Микела Нобиле, беременная женщина, улыбалась. Ее вечный животик улыбался. Дети, которые всегда толпились во дворе, улыбались (эти дети, чьи они? их всегда много, с каждым днем становится все больше и больше, весь мир заполняется детьми, которые никогда не повзрослеют, никогда-никогда). Тереза улыбалась. Бабушка Терезы улыбалась (Марики, матери Терезы, не было видно, она на работе, счастливая женщина, у нее есть работа: Марика была другой, проблеском надежды, Франческа должна сделать все возможное — быть веселой, молодой, уверенной, что они подружатся, чего бы это ни стоило, — потому что эта женщина ей нравилась). Жасмин улыбался. Миндальные деревья улыбались. Растения на балконах улыбались и пахли еще сильнее, чем обычно. Сначала это напоминало аромат изысканных духов, а теперь — тошнотворное зловоние. Дома без занавесок улыбались (но почему бы вам не повесить их, эти проклятые занавески? Не хочу знать, как вы там счастливы, как идеально живете).