Римский сад - Латтанци Антонелла. Страница 11

— Прятки-и-и! — взволнованно крикнула Анджела матери.

При звуке голоса дочери Франческа застыла. Она внезапно поняла, что не помнит, чем занималась до того, как остановилась у ворот. Просто оказалась тут. Ее сердце бешено заколотилось. Девочки! Она огляделась — дочери рядом. Эмма спала в коляске. Анджела возбужденно тянула ее за руку. Ладно, ладно, все в порядке. Но как они добрались до ворот?

Прошел месяц после переезда.

Что она сделала за этот месяц? Помнит ли она хоть один день, отличающийся от других? Помнит ли просто хотя бы один день?

А не все ли равно?

Тебе не должно быть все равно. Чем ты занималась до того, как оказалась здесь? Думай. Думай. В руках тяжелые сумки с покупками. И коляска очень тяжелая. Эмма спит, слава богу. Наверное, все было так: они с Эммой пошли забрать Анджелу из школы, потом прошлись по магазинам, а теперь собирались домой. Да, должно быть все так. Но ты помнишь это, хоть что-то из этого помнишь? Нет, я ничего не помню.

«Что со мной происходит? — сказала она себе, но не испугалась: это не имело значения. — Нужно быть начеку». Она должна быть начеку, хорошо, и должна сделать все, что нужно.

— Мне надо пописать, бабушка! — голос Терезы был слышен во всем дворе, во всем мире (почему дети всегда кричат? у меня болит голова, болит голова, сколько уже, день, неделю, всю жизнь; эти пронзительные голоса, замолчите, ради бога, умоляю). Франческа, не отрываясь, следила за девочкой, которая делала то же, что и всегда (все как обычно, сколько я уже здесь живу — и все как обычно). Тереза предупреждала бабушку, что ей надо в туалет, бабушка звала дедушку — они жили на втором этаже (и, конечно, никаких занавесок, окна постоянно открыты, ты кричишь, и все тебя слышат). Дед переставал разгадывать кроссворды, смотреть политические дебаты или телевикторину (я знаю все, все, все обо всех, все всегда одно и то же), открывал дверь и ждал, пока внучка поднимется. Всего два этажа. В «Римском саду» не было ничего, ничего, только дороги, деревья, слишком много деревьев, несколько магазинов. Бар, супермаркет, салон красоты, аптека — Франческа каждый день перечисляла про себя. Ничего для взрослых, только необходимый минимум для семьи. И все улицы названы именами певцов или актеров (по никто не поет). Сущий рай на земле, ни с кем ничего не могло произойти, ничего хорошего, ничего плохого, ничего. Никогда. Почему ни с кем ничего не происходит? Пусть даже что-то плохое, лишь бы что-то произошло (ты злая тварь — прости, прости).

Зазвонил телефон. Франческа надеялась, что это Массимо. Но это был не он, Франческа знала, кто теперь ей звонит. Руки дрожали, когда она взяла мобильник. Перестав получать от нее новости о книге, редактор (в ее голове она больше не значилась подругой-редактором) начала звонить.

«Когда ты мне что-нибудь пришлешь?» Очень скоро. Клянусь.

Но теперь Франческе просто не хватало смелости отвечать. Несколько дней она оставляла телефон звонить, глядя на имя на экране и не находя сил даже взять его в руки. Разве она может сказать, что не успевает, что ужасно опаздывает? Что ничего не получается? Нет, иначе она потеряет эту работу, свою единственную работу. Нет, невозможно. Я должна ответить. Если я не отвечу, будет хуже. Ответить. Но сейчас я не могу, слишком боюсь. Потом, обещаю, отвечу в следующий раз. Она выключила звук (заткнись, я тебя умоляю), положила мобильник обратно в сумку. Но прежде чем телефон погрузился в темноту, она прочитала начало сообщения: «Почему ты мне не отвечаешь? Время поджимает, Франческа. Не разочаровывай меня». Она представила себе чистые листы, девствен но-белые, будто неотъемлемая часть дома, как что-то недостижимое. Работа казалась ей очень далеким эхом, чем-то, чего она раньше никогда не делала, чем-то, что невозможно сделать. Я потеряю работу. В животе образовался кратер.

Она просто хотела домой. Головная боль сводила сума.

— Где Тереза! — радостно закричала Анджела. — Где Тереза! Давай играть в прятки! — она потянула Франческу за подол юбки.

— Не сейчас, дорогая, давай спустимся поиграть позже, нам нужно домой (нам нужно подняться, Анджела, нам нужно идти домой, я устала, устала).

— Но мама! — возразила девочка.

— Не сейчас, Генерал, ты разве не видишь, Эмма спит? — Франческа, не останавливаясь, шла к подъезду.

— А я хочу играть! — прокричала Анджела сердито и затопала ногами.

— Если я говорю, что позже, значит, позже. Ты должна слушаться маму, — Франческа обернулась, наклонилась и взяла дочь за руку, чтобы увести домой (прошу тебя).

Но та вырвалась.

— Прятки-и-и-и!

— Хватит, Анджела, пойдем! — в голосе Франчески прозвучала истерическая нотка.

Дочь завопила во все горло, не сходя с места:

— Прятки! Прятки! Прятки!

Жильцы выходили на балконы, чтобы посмотреть, в чем дело. Не один или два человека, а все они (или так только казалось?). Они думали, что Франческа плохая мать. Минуту назад все были во дворе. А теперь все оказались дома и наблюдали (шпионят за мной, проверяют меня) с балконов. Эмма проснулась и пронзительно заплакала.

У меня голова раскалывается. Пожалуйста, заткнись. Пожалуйста.

— Тереза-а-а! Прятки! — Анджелу было не остановить.

— Дорогая, — слово вышло скрипучим, словно карканье ворона, — ты разве не видела, как Тереза пошла домой к бабушке с дедушкой? Она пошла отдыхать, вернемся позже. Идем домой.

И правда, не было видно не только Терезы, но и бабушки, которая обычно оставалась во дворе, когда девочка уходила в туалет.

— Нет. Она сейчас придет, — заявила Анджела.

— Нет, дорогая, дорогая… — эта «дорогая» била ей по голове, пронзала череп, ломая зубы болью. — Тереза дома, мы вернемся позже. Пожалуйста, послушай меня. Разве ты не видишь, что во дворе никого нет?

— Тогда подождем. Бирилло!

Ладно (только заткнись, заткнись, пожалуйста, заткнись). Ладно (Франческа начала потряхивать коляску, безуспешно пытаясь укачать Эмму). Ладно, пойдем искать Бирилло (Эмма продолжала вопить). Будем ждать Терезу сколько тебе угодно. Мамино маленькое сокровище, мой единственный лучик света, моя жизнь, мой единственный смысл жизни, мы будем делать то, что ты захочешь, конечно (ты злая — просто устала). Мы будем ждать Терезу, пока не треснем, а сейчас пойдем искать этого дурацкого кота. Никогда не любила кошек. Они всегда были мне противны. Если бы ты, дорогая Анджела, сердце мое, испытывала к своей матери хоть тысячную долю уважения и заботы, какие ты испытываешь к этой глупой мохнатой скотине!.. Если бы только. Идиотский бесполезный кот.

— Аристоко-о-от! — снова закричала Анджела и запрыгала, такая живая (а яш не можешь быть немного менее живой? — неосознанно мелькнуло в голове у Франчески, но она укорила себя: «Что ты такое говоришь, ты мать или какая-то злодейка?» И ответила, испытывая стыд и сожаление: «Прости, прости, я хотела сказать — менее живенькой, не менее живой, просто неправильное слово, извини, пожалуйста»). А потом Анджела убежала.

Умчалась во двор, крича о Терезе, кошке, прятках. И Франческа ее больше не видела.

«Анджела, — попыталась она сказать, превозмогая усталость, — возвращайся». Но ее дочь исчезла среди деревьев.

Она сделала несколько шагов, ища взглядом Анджелу, в руках коляска и сумки, становящиеся все тяжелее. Наклонилась, чтобы взять на руки Эмму. Психо успокоилась.

Затем Франческа что-то увидела вдалеке.

11

На нее пялилась свиная харя, перекошенная, отвратительная, сидящая на человеческой шее вместо головы.

Харя смотрела на нее, только на нее: я иду за тобой.

Я иду за тобой и твоей дочерью.

Франческа почувствовала слабость.

Фигура сделала к ней шаг, затем еще один. Я тебя поймаю, нет смысла убегать.

Франческа не могла двинуться с места. Анджела. Она должна спасти Анджелу. Беги. Свиная харя пялилась на нее. Еще на один шаг ближе. Ухмылка.