Римский сад - Латтанци Антонелла. Страница 52
Это было невозможно. Неужели такова правда? Неужели…
— Мама-а-а!. — Анджела толкнула ее.
Франческа что-то судорожно рисовала на подвернувшемся под руку листе бумаги, рисовала и думала, что всегда одержима одним и тем же, всегда одними и теми же мрачными образами. А сейчас она рисовала просто черные завитки, прорезающие бумагу, как лезвия.
— Мама-а-а! — рука дочери царапала ее икры.
— Ты делаешь мне больно, — Франческа посмотрела на Анджелу. Потом сказала мягче: — В чем дело, милая?
— Прости, мама, я думала, ты уже умерла, — девочка бросилась обниматься. — Я звала тебя целую вечность, а ты не отвечала.
Она сжала Франческу так крепко, что ее волосы, рассыпанные по плечам, натянулись и стали рваться.
— Все в порядке, детка. Что ты хотела мне сказать?
Лицо ее дочери озарила широкая улыбка. Она протянула ручку:
Пойдем, мама, мы там радуемся, и ты порадуйся.
За кого вы там радуетесь?
Анджела утащила ее за собой.
Малышка привстала на цыпочки, выглянула в окно и довольно заулыбалась. Франческа тоже выглянула. Будка Вито у ворот больше не была опечатана.
Внутри — это просматривалось и отсюда — сидел худой мужчина, старик, который, казалось, страдал от сердечной недостаточности. Незнакомец. Тщательно выбритый, опрятно одетый. Он смотрел в окно, проверяя, кто вошел, а кто вышел, почти незаметный на фоне неприступных красных ворот.
Растрепанная женщина — черные волосы с полоской отросших седых корней — в просторном и, возможно, не совсем чистом халате подметала асфальт перед будкой консьержа. Она смотрела в землю, но если бы вы могли увидеть ее глаза, вы бы испугались.
Синьора Нобиле была рядом с Вито и его женой: они вернулись.
Значит, это правда. СМИ не солгали. Вито невиновен, и воскресла не только надежда найти Терезу невредимой (что ты такое говоришь, прошло слишком много времени, эта маленькая девочка мертва), но и ужас: чудовище все еще бродит по округе.
Франческа подняла глаза и увидела, что все во дворе заметили возвращение Вито, все разом. Словно Микела Нобиле мысленно оповестила их. Как если бы во дворе обитало ползучее, скользкое существо, многоклеточный организм, который назывался «кондоминиум “Римский сад”» и представлял собой единую сеть толстых вен, соединяющих сердца жильцов и перекачивающий их кровь. Не исключено, так оно и было.
Они выглядывали из окон и с балконов — больше не приелись, как тараканы, а сияли, как маленькие солнца, — выходили во двор из подъездов и кладовок. Вито — исхудавший, на лице остались только глаза, теперь желтоватые, с сеткой капилляров, испуганные — выполнял свою работу, как и каждый день до этого, будто никогда не уходил, а обитатели шести домов подняли руки на уровень сердца и принялись аплодировать.
Это длилось несколько секунд или минут. Жена Вито стала еще усерднее мести двор, а сам Вито, несчастный старик, пытающийся сдержать слезы, с дрожащими губами, огляделся и, пока гремели аплодисменты, протянул синьоре Нобиле, которая радовалась, сложив руки на животике, кивала, улыбалась, конверт и сказал:
— Синьора, вам почта.
Анджела смотрела на соседей и на Вито. Кивала. Улыбалась. Аплодировала. Как все. Франческа покосилась на нее. Ребенок или взрослый, часть единого целого. Одна из них.
14
Наконец, после многочисленных недоразумений и задержек пришли результаты теста ДНК. То, что перепачкало одежду Вито, была кровь, но не Терезы, а, как и уверял Вито с самого начала, кровь самого консьержа.
Выходит, все произошло в соответствии с его показаниями: он поранился утром в день исчезновения девочки, а на следующий день отнес рубаху в прачечную, потому что боялся карабинеров. Это казалось странным — и на самом деле оставались те, кто не верил в эту версию, — но, видимо, так оно и было.
И это еще не все. Услышав от родителей, что Вито вернулся домой, сын семьи Сенигаллиа Марко — хилый на вид ребенок лет шести — залился слезами, когда шел на плавание с отцом:
— Я не хочу в тюрьму!
Его отец, стройный, загорелый, с рельефными мускулами, наклонился и обнял мальчика.
— Тебя не посадят в тюрьму, родной. Не волнуйся, — улыбнулся он. — Откуда у тебя такие ужасные мысли?
— Я не хочу в тюрьму! — ребенок кричал и пинался. Он бросился на землю.
Отец поднял его и осторожно усадил на скамейку у школы плавания.
— Что с тобой, Марко?
— Я взял мяч, — сказал он сквозь слезы.
— Какой мяч?
— Во… дворе.
— Не понимаю, родной. Перестань плакать и расскажи мне.
— В тот день… когда во дворе все кричали… — и он заплакал громче.
Через пару часов маленький Марко и его отец пришли в полицейский участок. Ребенку очень хотелось «во всем признаться». Никто не знает, как на самом деле прошла эта беседа и как такой маленький ребенок смог придумать настолько подробную историю. Но то, что передавалось из уст в уста, звучало примерно так. В день исчезновения Терезы Марко играл в прятки с ней и остальными детьми. Он затаился в кустах рядом с будкой консьержа у ворот, просидел там достаточно долго и уже предвкушал победу: его еще никто не нашел. Из своего укрытия он прекрасно видел Вито. Сидя в будочке, консьерж внимательно следил за всем, замечал любое движение, «каждый шевельнувшийся листочек». Как всегда. В какой-то момент Марко стало скучно. И вот тогда, поглядывая по сторонам, чтобы скоротать время, он увидел мяч. Ярко-красный, совсем рядом с воротами, близко к его укрытию. Ничей. Мальчик захотел достать мяч во что бы то ни стало. Но Вито сидел очень близко и наверняка заметил бы Марко. Этот застывший в будке человек «был похож на солдата». Мальчик, однако, не мог перестать думать о мяче. Это был самый красивый мяч, который он когда-либо видел. И он должен был достать его. Марко пригнулся и стал ждать подходящего момента.
Еще несколько минут. Еще немного. Марко не знал, сколько времени прошло. И вот наконец шанс: Вито покинул свой пост. Ребенок был очень взволнован и с огромной осторожностью готовился завладеть столь желанным предметом. Он заглянул в будку, чтобы убедиться, что там никого нет. И застыл. Вито оказался там, в глубине, но стоял спиной к двери — и, следовательно, обернувшись, вполне мог схватить Марко — в маленькой комнатушке с газовой плитой, примыкавшей к основному помещению. Он пил кофе.
Его жена стояла рядом — она тоже не смотрела в сторону Марко, — ждала, пока муж допьет, чтобы забрать чашку. Молчаливая, неподвижная, с протянутой рукой. Ребенок оцепенел. Он стоял, не в силах пошевелиться, будто совершил какое-то преступление. Консьерж допил кофе, отдал чашку жене и стал поворачиваться, чтобы вернуться на свой пост. Марко внезапно обрел способность двигаться, нагнулся, схватил мяч, прыгнул в кусты и убежал. Именно тогда раздались первые крики Марики.
Остальной разговор в участке, передаваемый из уст в уста, проходил примерно так:
— Ты случайно не видел, в то время, когда Вито пошел пить кофе, кто-нибудь входил или выходил из ворот? Мужчина, женщина или сама Тереза? — тихо и нежно спросила психолог.
Заплаканный Марко покачал головой. Ничего не происходило, ворота все время были закрыты. Он прятался рядом с ними и постоянно следил за этим направлением, чтобы никто не подобрался исподтишка.
— Потому что он мог отправить меня в тюрьму, — добавил мальчик; большие круглые слезы, как у клоунов, текли по его рубашке, и он не вытирал сопли.
Несколько минут молчания, затем бледный, сжавшийся в комок ребенок снова крикнул:
— Я не хочу в тюрьму!
Если Марко говорил правду, никто не входил во двор и не выходил из него. Но где же тогда Тереза? Может, её похитили, спрятали где-нибудь во дворе и увезли позже? Или она все еще тут?
«ПОЛИЦИЯ БЛУЖДАЕТ ВО ТЬМЕ. ГДЕ ТЕРЕЗИНА?» — спрашивал газетный заголовок.
Очень странно, что такой маленький ребенок так точно реконструировал факты, говорили люди. Это просто слухи или все правда? И если это правда, то ребенок сам решил сознаться в увиденном или его кто-то надоумил? И если да, то почему? Были скептики, которые с самого начала кричали про заговор жильцов кондоминиума. Были те, кто верил всему, что слышал, видел или читал.