1928 год: ликвидировать ликвидаторов. Том 2 (СИ) - Ангелов Августин. Страница 34

Стартовали мы неплохо. Облачность осталась внизу, а наверху сначала вокруг нас простиралось во все стороны необъятное ночное небо, усыпанное звездами, а потом начался рассвет. И восходящее солнце словно бы посылало свои первые лучи нам вдогонку. Ведь мы летели с востока на запад. Вот только скорость нашего полета ненамного превышала скорость обычного автомобиля на шоссе двадцать первого века. Потому летели мы до Москвы достаточно долго.

Салон самолетика, вроде бы, даже немного отапливался, но этого явно не хватало при том холоде, который стоял на высоте, да и одеяла, выданные нам летчиком, помогали слабо. К тому же, самолетный салон не был полностью герметичным, потому на высоте дышалось трудновато, а никаких кислородных масок не предусматривалось. Впрочем, поскольку летчики тоже получали все «удовольствия» от полета, слишком высоко они и не забирались. И, глядя им в спины, покрытые инеем, сквозь стекло переднего обзора, я недоумевал, почему же конструкторы этого самолета не позаботились полностью остеклить кабину пилотов. Пожалели дополнительные стекла, наверное?

Эльза мерзла сильнее меня, поскольку была одета полегче. Я же предусмотрительно пододел при покидании бронепоезда под пальто и пиджак теплый свитер, который очень помогал сохранять тепло. И моей секретарше приходилось пытаться согреться, постоянно прижимаясь ко мне. А я обнимал ее и укутывал одеялом, согревая. Она призналась, что до этого момента никогда не летала на самолетах. Чему я нисколько не удивлялся, поскольку и в прошлой моей жизни не каждый человек даже в двадцать первом веке пользовался самолетами. Были и такие среди знакомых, кто просто панически боялся летать, всегда предпочитая наземный или водный транспорт. Но, Эльза не боялась, а говорила мне томным шепотом прямо в ухо, потому что шум мотора с плохой звукоизоляцией обычным разговорам в полете не способствовал:

— Эх, Вячеслав Рудольфович, чего только секретарша не сделает ради любимого начальника! Даже летать научится, если надо!

Если не считать холода, разряженного воздуха, сильного шума мотора, дрожания корпуса самолета и того, что никто, конечно, нас не кормил, то полет, можно считать, прошел нормально. Во всяком случае, с посадкой повезло. Когда мы приземлялись на подмосковном военном аэродроме, не было ни снега, ни облаков. Видимость оказалась отличной, а вокруг нас над столицей начинался новый январский день, ясный и морозный.

Глава 26

Когда самолет снижался, заходя на посадку, я внимательно всматривался в летное поле, боясь увидеть посланцев Ежова, встречающих меня с целью ареста. Но, никого подозрительного с воздуха я не заметил, хотя это и не означало, что они не затаились внутри ангаров или в небольшой диспетчерской башенке. Возле стоящих на летном поле самолетов находились какие-то люди, но они, вроде бы, не проявляли особого интереса к нашей посадке, занимаясь своими делами. Судя по всему, то были обыкновенные авиационные техники.

Впрочем, как только наш самолет коснулся заснеженной взлетной полосы своими лыжами, подняв по сторонам фонтаны снежинок, от ангара встречать нас все-таки кто-то выбежал. Но, человек этот был один. Когда самолет уже остановился, а мужчина приблизился, я узнал в нем еще издалека Глеба Бокия, на бегу придерживающего свою шляпу гангстерского фасона, чтобы она не улетела, отчего казалось, что он по-военному отдает мне честь. Бокий выглядел озабоченным, лицо его осунулось, глаза покраснели от нервного напряжения и недосыпания, а под глазами лежали тени, чему я, учитывая последние события, не удивлялся. Да и сам я, наверняка, выглядел не лучше. Но, раз Глеб получил телеграмму о моем прибытии самолетом, которую я поручил отправить ему Кандыбина из Казани, расставаясь с ним на аэродроме, значит дела все-таки еще не приняли самый худший и драматический оборот. И это немного обнадеживало.

Как только мотор нашего самолета, оборудованного зимними посадочными лыжами вместо привычных шасси, заглох, летчик Байдуков выбрался из кабины в своем заиндевевшем комбинезоне и открыл снаружи дверцу пассажирского салона, выпустив нас на крыло, расположенное достаточно низко, Бокий тут же подскочил к нам. Подав руку, Глеб помог слезть с крыла Эльзе с ее вещевой сумкой, перекинутой на ремне через плечо. Потом Бокий принял от меня чемодан с моими вещами и документами, который я брал в это несостоявшееся путешествие в Сибирь вместо своего привычного портфеля. Впрочем, я нисколько и не жалел, что поездка прервалась на половине дороги. Откровенно говоря, ехать в Сибирь мне не очень-то и хотелось. И, если бы не пообещал Сталину, то и не поехал бы туда совсем, особенно зимой.

Ну, в самом деле, что я понимаю в деревенском укладе, в колхозах и в коллективизации? Да я же полный профан во всей этой сельскохозяйственной теме! И потому, если и возьмусь как-то преобразовывать когда-нибудь сельское хозяйство, так только опираясь на мнение компетентных специалистов. Впрочем, я вспомнил, что и известный товарищ Лазарь Каганович, который в это самое время уже вовсю готовил массовую коллективизацию на Украине, тоже не имел никакой сельскохозяйственной квалификации, а работал, помнится, до занятия революционной деятельностью, грузчиком на мельнице после окончания нескольких классов начальной школы. А вот, однако, полез же он во всю эту коллективизацию с головой! Потому и получилось в стране с коллективизацией то, что получилось из-за таких вот малограмотных кагановичей. Нельзя, конечно, без нормального выверенного научного подхода начинать подобные серьезные реформы, влияющие на жизнь миллионов людей! А для организации научного подхода необходимо сначала собрать соответствующих специалистов по сельскому хозяйству, а не ломать весь деревенский уклад через колено своим партийным авторитетом. Значительных улучшений показателей урожайности подобными командно-административными методами от крестьян не добиться…

Мои мысли перебил Бокий, который горячо приветствовал нас с Эльзой, даже обняв ее и поцеловав. Мне же он просто пожал руку и проговорил:

— Вы даже не представляете, Вячеслав Рудольфович, как я рад, что добрались благополучно! Без вас просто не знаю уже, что делать!

Я отвел его чуть в сторону и попросил:

— Глеб, кончай «выкать» и рассказывай все, как есть.

Он потупился, но сказал:

— Слишком многое рассказать надо. Столько всего здесь случилось! Блюмкин проник в Кремль и стрелял в Сталина! Ежов захватил Лубянку, а в Горках троцкисты подняли мятеж! Рабочие бастуют. Если слух о покушении на Сталина до них дойдет, то велика опасность новой революции. Только троцкистской на этот раз…

— А со Сталиным что? — перебил я.

— Три пули получил. Сейчас без сознания лежит в клинике Кремля. Врачи борются за его жизнь…

Я снова перебил:

— Как же Блюмкин мимо всей кремлевской охраны пробрался?

Глеб объяснил:

— Сначала он прошел через старый подземный ход до подвала Кремлевского дворца. Там внутри тихо зарезал истопника и переоделся. Потом, прикинувшись истопником, подошел к одному из латышских стрелков, стоящему в карауле у выхода в подвал, и без шума прирезал его. Опять переоделся, припрятав труп. Дождался, когда начальник караула проверял посты. Когда тот подошел близко, прирезал и его. Переодевшись уже в начкара, поднялся по лестнице внутри здания. На этаже зарезал часового одного из внутренних постов в коридоре. Снова труп спрятал и дождался, пока товарищ Сталин пойдет по коридору от своего кабинета. Как только генсек подошел, Блюмкин выстрелил в него почти в упор несколько раз до того, как прибежали на выстрелы Паукер и его бойцы…

— Все ясно! — опять перебил я. И тут же приказал, надеясь помочь генсеку с помощью своих целительских способностей:

— Поехали немедленно! Сначала в Кремль к Сталину! — приказал я.

В машине, которая стояла с другой стороны ангара, я попросил Эльзу сесть на переднее сидение рядом с водителем, а рядом с собой на заднем диване усадил Бокия и потребовал от него: