Проклятие королей - Грегори Филиппа. Страница 46

– Может быть, вам присесть?

Я помогаю ей дойти до кресла, и она осторожно садится.

– Что вы почувствовали?

– Я почувствовала… – начинает она, потом внезапно подбирает юбки, тянет их к себе, словно может удержать младенца внутри утробы одной силой.

– Позовите повитух, – говорит она очень тихо и спокойно, словно боится, что кто-то услышит. – Позовите повитух и закройте дверь. У меня кровь.

Мы мчимся за горячей водой и полотенцами, в комнату приносят колыбель, а я посылаю королю известие, что у королевы начались роды, конечно, на несколько недель раньше срока, но с ней все хорошо, и мы о ней заботимся.

Я смею надеяться – малышка Мария процветает в детской, она слишком умна для своих двух лет, и она тоже родилась раньше срока. Возможно, будет еще один пугающе маленький младенец, который всех нас удивит силой и цепкостью. И если это будет крепкий маленький мальчик…

Это все, о чем мы думаем, но никто не говорит этого вслух. Если королева родит мальчика, даже в таком немолодом возрасте, даже несмотря на то, что она стольких потеряла, она будет победительницей. Все, кто шептался, что она слаба, или бесплодна, или проклята, будут выглядеть глупо. Даже сам великий свежий папский легат Уолси отойдет на второе место по сравнению с такой женой, которая дала мужу то единственное, чего ему не хватает. Девушки, которые сопровождают королеву, когда она обедает с королем, или гуляет с ним, или играет в карты, девушки с вечно опущенными глазами, чепцами, сдвинутыми на макушку, чтобы показать гладкие волосы, в приспущенных платьях, открывающих заманчивые округлости груди, все эти девушки увидят, что король смотрит лишь на королеву – если она сможет подарить ему сына.

В полночь роды начинаются всерьез, взгляд королевы останавливается на святом образе, хлебе причастия в дарохранительнице на алтаре в углу, повитухи тянут ее за руки и кричат, чтобы она тужилась, но все кончается слишком быстро, и никто не кричит, есть лишь маленькое существо, едва видное среди крови и вод, и повитуха поднимает крохотное тельце, укрывает его от взгляда королевы полотном, в которое должны были пеленать крепкого сына, и говорит:

– Мне жаль, Ваша Светлость, это была девочка, но она умерла еще в утробе. Больше ничего.

Я даже не жду, когда она меня попросит. Она устало поворачивается ко мне и молча кивает, чтобы отправить меня с поручением, ее лицо искажено горем. Я устало поднимаюсь и иду прочь из родового покоя, по лестнице, через большой зал, по лестнице наверх, на королевскую половину дворца. Я прохожу мимо стражей, которые поднимают пики, приветствуя меня и пропуская, мимо пары придворных, склоняющихся в поклоне и отступающих, чтобы дать мне дорогу, через двери зала аудиенций, через шепчущуюся глазеющую толпу, которая ждет и надеется увидеть короля. Когда я вхожу, воцаряется тишина. Все знают, какое у меня поручение, все догадываются по моему каменному лицу, что вести дурные, когда я иду к двери личных покоев – и вот он.

Король играет в карты с Бесси Блаунт, по другую сторону стола сидит еще одна девушка, я даже не тружусь посмотреть кто. По кучке золотых монет перед Бесси я понимаю, что она выигрывает. Новый ближний двор, друзья и близкие, одетые по французской моде, пьющие лучшее вино с самого утра, задиристые, шумные, как дети, поднимает глаза, когда я захожу в комнату, и с предельной точностью читает поражение на моем лице и в опущенных плечах. Я вижу, я не могу не заметить, как сияют некоторые, учуявшие разбитое сердце и знающие, что беда несет возможности. Я слышу, когда стихает гул в комнате, как кто-то цокает языком от нетерпения, видя, что я принесла новые дурные вести.

Король бросает карты и быстро подходит ко мне, словно хочет, чтобы я замолчала, словно желает сохранить позорную тайну.

– Все плохо? – спрашивает он.

– Мне жаль, Ваша Светлость, – говорю я. – Девочка, мертвая.

На мгновение его рот искажается, словно ему пришлось проглотить что-то горькое. Я вижу, как сжимается его горло, словно его сейчас вырвет.

– Девочка?

– Да. Но она не дышала.

Он не спрашивает, все ли в порядке с его женой.

– Мертвый младенец, – вот и все, что он произносит, почти вопросительно. – Мир ко мне жесток, не находите, леди Солсбери?

– Это большое горе для вас обоих, – говорю я.

Я едва могу заставить губы складывать слова.

– Королева очень опечалена.

Он кивает, словно это само собой разумеется, словно она почти заслуживает скорби; а он нет.

За его спиной поднимается из-за стола Бесси, игравшая с королем в карты, пока его жена рожала мертвого ребенка. Что-то в том, как она отворачивается от моего взгляда, привлекает мое внимание. Она отворачивает лицо, а потом отступает в сторону, будто пытается улизнуть и не попасться мне на глаза, будто прячет что-то.

Никем не замеченная, она делает реверанс королю в спину и отходит, оставляя выигрыш, точно забыла про него, и тут, когда она разворачивается, чтобы выйти за дверь, я вижу округлившийся живот под складками богатой ткани ее платья. Я вижу, что Бесси Блаунт беременна, и, полагаю, от короля.

Я дожидаюсь, пока королева не приготовится вернуться ко двору; ее печаль усмирена, Катерину причастили, помыли и одели. Я собираюсь поговорить с ней утром, после заутрени, когда мы будем возвращаться из часовни.

– Маргарет, думаете, я не вижу, что вы хотите со мной поговорить? Вы не думаете, что после всех этих лет я научилась вас читать? Вы собираетесь попросить разрешения поехать домой и женить своего красавца Артура?

– Я буду вас об этом просить, – соглашаюсь я. – Скоро. Но сейчас мне нужно с вами поговорить не об этом.

– Тогда о чем?

Я едва могу заставить себя стереть улыбку с ее лица, ведь она так старается быть веселой и беззаботной. Но она не знает, как весел и беззаботен сделался двор.

– Ваша Светлость, боюсь, мне придется сказать вам нечто, что вас встревожит.

Мария де Салинас, нынешняя графиня Уиллоби, подходит к королеве и смотрит на меня, словно я предательница, раз собираюсь огорчить королеву, которая уже так много страдала.

– Что теперь? – это все, что говорит королева.

Я набираю воздуху.

– Ваша Светлость, Элизабет Блаунт. Пока вы были в родах, она была с королем.

– Это не новость, Маргарет, – ей удается беспечно рассмеяться. – Никудышная вы сплетница, раз говорите мне о таком старом скандале. Бесси всегда с королем, когда я жду ребенка. Это своего рода верность.

Мария говорит что-то про себя и отворачивается.

– Да, но чего вы не знаете… теперь она беременна.

– Это ребенок моего мужа?

– Полагаю, да. Но он его не признал. Она не привлекает внимания к своему положению, разве что платья натягиваются у нее на животе. Она мне не сказала. Она ни на что не посягает.

– Маленькая Бесси Блаунт, моя собственная дама?

Я мрачно киваю.

Она не плачет, она отворачивается и смотрит в окно эркера галереи, одним легким движением отодвинув поддерживающую руку Марии. Она смотрит сквозь маленькие стекла на заливные луга, серые от льда и сугробов. Смотрит на холодную реку, но видит лишь воспоминание о матери, плачущей лицом в подушки, с разбитым из-за неверности мужа, короля Испании, сердцем.

– Эта девочка со мной с двенадцати лет, – задумчиво произносит королева; ей удается тихонько рассмеяться. – Я явно плохо ее учила.

– Ваша Светлость, она никак не могла бы отказать королю, это невозможно, – тихо говорю я. – И я не сомневаюсь в ее любви к вам.

– Ничего удивительного, – ровным голосом отзывается она, словно холодна, как морозные цветы на стекле.

– Нет, наверное.

– Король выглядит очень довольным?

– Он ничего об этом не говорил. И ее сейчас здесь нет. Она, Бесси, удалилась от двора, как только у нее… как только…

– Как только всем стало видно?

Я киваю.

– И куда она отправилась? – без особого интереса спрашивает королева.