Проклятие королей - Грегори Филиппа. Страница 65

– Польза будет, – сразу отвечаю я. – Он спросит твоего мнения о том, что есть ересь, а что нет, и я знаю, что ты даешь советы Томасу Мору, а король на него полагается.

– Не нужно меня ободрять, – слегка улыбнувшись, говорит Реджинальд. – Я вышел из возраста, когда мне нужно было твое одобрение. Я не наследник Монтегю, который скачет, чтобы заслужить твою милость. Я знаю, что хорошо служил королю в университетах, в трудах для Папы и в Падуе. Но теперь он хочет, чтобы я вернулся домой. Ему нужны советники и наставники при дворе, те, кто знает мир, у кого есть друзья в Риме, кто может вести с любым из них дебаты.

Я запахиваю шаль, словно в комнате сквозняк, заставляющий меня ежиться, хотя поленья в очаге сложены высокой грудой и мерцают красным, а гобелены на стенах теплы и висят неподвижно.

– Ты не станешь советовать ему отринуть королеву, – напрямик говорю я.

– Насколько я знаю, нет никаких оснований, – просто отвечает Реджинальд. – Но он может повелеть мне изучить книги, которые он собрал, чтобы найти ответ на этот вопрос – ты удивишься, какую он скопил библиотеку. Леди тоже приносит ему книги, и моим долгом будет дать по ним ответ. Там есть сочинения совершенно еретические. Он разрешает ей читать книги, которые Мор и я запретили бы. Некоторые и так запрещены. Она даже такие ему приносит. Я объясню ему его заблуждения и защищу церковь от опасных новых идей. Я надеюсь послужить и церкви, и королю Англии. Он может попросить меня посоветоваться с богословами, в этом не может быть вреда. Мне придется прочесть, что сказали его светила, и дать совет, если там набралось на дело. Он заплатил за мое образование, чтобы я думал за него. Я так и сделаю.

– Королеве и принцессе вредит то, что в этом браке вообще сомневаются! – с гневом говорю я. – Книги, в которых высказаны сомнения относительно королевы или церкви, должны быть запрещены без обсуждения.

Он склоняет голову.

– Да, леди матушка, я знаю, что все это причиняет вред великой женщине, которая заслуживает лишь уважения.

– Она спасла нас от бедности, – напоминаю ему я.

– Я знаю.

– И я знаю и люблю ее с тех пор, как ей было шестнадцать.

Он снова склоняет голову.

– Я изучу вопрос и выскажу королю свое суждение, без страха и предвзятости, – говорит он. – Но я это сделаю. Это мой долг.

– И будешь жить здесь?

Я рада видеть сына, но я не жила с ним под одной крышей с тех пор, как ему было шесть. Я не знаю, хочу ли каждый день проводить в обществе независимого молодого мужчины, который думает, что пожелает, и не имеет привычки повиноваться матери.

Он улыбается, словно очень хорошо об этом осведомлен.

– Я отправлюсь в Шин, к братьям-картузианцам, – говорит он. – Снова буду жить в молчании. И смогу навещать вас. Совсем как раньше.

Я взмахиваю рукой, словно хочу отогнать воспоминание о тех днях.

– Сейчас все не так, как было, – говорю я. – На троне добрый король, и мы процветаем. Теперь ты можешь жить там по выбору, а не потому, что тебе больше некуда пойти, а мне не на что тебя содержать. Времена сейчас другие.

– Я знаю, – мягко отвечает он. – И благодарю Бога, что мы живем в совсем другие времена.

– Только не слушай сплетни, – предупреждаю я. – Говорят, в приорате есть бумага со старинным пророчеством о нашей семье, о нас. Думаю, ее уничтожили; но не слушай, что будут про нее говорить.

Он улыбается и качает головой, глядя на меня, словно я – глупая старушка, пугающаяся каждой тени.

– Зачем мне слушать, вся страна говорит про Блаженную Деву из Кента, которая предсказывает будущее и предостерегает короля, чтобы не оставлял жену.

– Не важно, что она говорит. – Я пренебрегаю правдой, ее приходят послушать тысячи; мне нужно лишь, чтобы Реджинальд не оказался в их числе. – Не слушай сплетни.

– Леди матушка, – напоминает он. – Этот орден дал обет молчания. Там не сплетничают. Им не позволяется произнести ни слова.

Я думаю о герцоге, моем кузене, которого обезглавили за то, что он слышал разговор о конце Тюдоров в этом самом монастыре.

– Что-то там говорили, что-то опасное.

Он качает головой:

– Наверняка это ложь.

– Твоему родственнику это стоило жизни, – замечаю я.

– Значит, это злая ложь.

Этой весной у нас редко бывают гости из Лондона, но однажды я выглядываю из окна взглянуть на поднявшуюся от дождей реку и вижу приближающуюся барку. На носу и корме цвета Дарси; лорд Томас Дарси, старый лорд с севера, прибыл нанести нам сезонный визит.

Я зову принцессу, мы выходим ему навстречу и смотрим, как он шагает со сходней барки, машет троим гостям, чтобы шли за ним, и встает перед принцессой на колено. Обе мы с некоторым волнением наблюдаем, как он со скрипом медленно опускается, а потом мучительно встает, но я хмурюсь, когда один из наших слуг делает шаг вперед, чтобы ему помочь. Тому Дарси, может, и больше шестидесяти, но он не любит, когда это подчеркивают.

– Подумал, привезу-ка я вам яиц ржанки, – говорит он принцессе. – С моих болот. С севера.

Он говорит так, словно все болота на севере Англии его, и, на самом деле, ему принадлежит изрядная их часть. Томас лорд Дарси – один из величайших лордов севера, чья жизнь посвящена тому, чтобы удерживать шотландцев по ту сторону границы. Я познакомилась с ним, когда жила в Миддлхемском замке со своим дядей, королем Ричардом, а Том Дарси входил в Северный совет. Сейчас я делаю шаг вперед и целую его в обе румяные щеки.

Он улыбается, радуясь такому вниманию, и подмигивает мне.

– Я привез этих джентльменов посмотреть на ваш двор, – говорит он, а французские гости выстраиваются в ряд и кланяются, предлагая небольшие подарки. Дама Марии забирает их, присев перед гостями, и мы идем во дворец. Принцесса отводит их в свой зал аудиенций, а потом, коротко поговорив с ними, оставляет нас. Французы прохаживаются, рассматривают гобелены, серебряные блюда и драгоценные мелочи на буфетах и болтают с придворными дамами. Лорд Дарси склоняется ко мне.

– Беспокойное время, – говорит он. – Никогда не думал, что доживу до такого.

Я киваю. Подвожу его к окну, откуда можно любоваться клумбами в саду и рекой.

– Меня спрашивали, что я знаю о брачной ночи! – жалуется он. – О брачной ночи, бывшей четверть века назад! Да и был я тогда на севере.

– И то верно, – отвечаю я. – Но зачем они расспрашивают?

– Собираются заседать в суде, – убитым голосом говорит он. – Какой-то кардинал приедет из самого Рима, чтобы сказать нашей королеве, что она на самом деле не была замужем, а королю, что он последние двадцать лет был холостяком и волен жениться на ком пожелает. Поразительные вещи выдумывают, правда?

– Поразительные, – соглашаюсь я.

– У меня на это времени нет, – резко произносит он. – И на этого толстого попа Уолси тоже.

Он смотрит на меня блестящими проницательными глазами.

– Я думал, у вас найдется, что по этому поводу сказать. У вас и ваших близких.

– Никто не спрашивал моего мнения, – осторожно отзываюсь я.

– Что ж, когда спросят, если вы ответите, что королева – его жена, а его жена – королева, можете призвать Тома Дарси в свидетели, – говорит он. – И прочих. Король должен прислушиваться к пэрам. А не к толстому дураку в красном.

– Надеюсь, королю дадут мудрые советы.

Старый барон протягивает руку.

– Дайте-ка мне свою красивую брошь, – говорит он.

Я откалываю родовой герб моего мужа, темно-фиолетовую эмалевую фиалку, которую ношу на поясе, и кладу ее на мозолистую ладонь Дарси.

– Я пришлю ее с гонцом, если нужно будет вас предостеречь, – говорит он. – Чтобы вы знали, что гонец точно от меня.

Я осторожничаю.

– Я всегда рада получить от вас весточку, милорд. Но надеюсь, нам никогда не понадобится подобный знак.

Он кивает в сторону закрытой двери в личные покои принцессы.

– Я тоже надеюсь. Но, учитывая все, лучше быть готовыми. Ради нее, – коротко замечает он. – Славной малютки. Английской розы.