Академия Весны - Левина Ксюша. Страница 3
– Я жду, – торопит охотник, требует, чтобы я отвечала.
Руки больно царапаются о кирпичную стену. Мне чертовски холодно, так что тело пробирает крупная дрожь, я хочу трансформироваться, да побыстрее, потому что в облике человека я жуткая мерзлячка. Мне нужна вода, она дает силу. Если сейчас пойдет дождь, всем этим охотникам придет конец. Жаль, что, по слухам, в Траминере с июля с неба не упало и капли. А может, и к счастью, потому что тогда я бы поубивала их всех к чертям собачьим и мы с отцом точно никогда бы отсюда не выбрались. Сил моих больше нет!
Не успеваю удержать язык за зубами. Наклоняюсь вперед и, почти касаясь его уха, шепчу:
– Ты пожалеешь, что дал мне шанс.
Он не знает этого языка, но, услышав, отступает. Мой голос гипнотизирует его так же, как меня – его зеленые глаза. Мы оба совершенно беззащитны, но я успеваю среагировать первой. С истинного слетает маскировка, изумрудный туман рассеивается, и я снова вижу его лицо. Брови сдвинуты, челюсть напряжена. Мы стоим друг напротив друга пару секунд, пока вдалеке не становятся слышны чьи‐то тяжелые шаги.
– Проваливай, – тихо говорит он. – ЖИВО!
Что‐то меняется, и мои пальцы наливаются силой. Блокировку сняли, можно бежать. Дважды просить не нужно. Я разбегаюсь, и уже через секунду меня охватывает черный туман. Тело трансформируется, руки становятся черными крыльями. Улетаю так стремительно, что от резко набранной высоты берег превращается в полоску на границе с океаном. Меня подхватывают воздушные потоки, морской воздух пронзает жесткие перья.
А истинный так и смотрит в небо.
Глава первая
Прощай
ПРОЩАЙ
Используется в качестве приветствия при расставании надолго или навсегда.
Утро следующего дня
Машина останавливается перед Академией, и Брайт смотрит на отца так, будто больше никогда его не увидит. Это ощущение не покидало ее всю чертову неделю и уже, кажется, срослось с кожей, осталось навсегда послевкусием к каждому прощанию. Она все еще ждет, что отец рассмеется, а водитель развернется к ним со своего переднего сиденья и подует в праздничный свисток, потом воскликнет: «Розыгрыш», и они втроем отлично проведут вечерок в Бовале.
Увы.
«Один семестр?» – умоляюще смотрит на отца Би.
«Я сделаю все, что от меня зависит», – с сожалением глядит в ответ Блэк.
Ей обещали, что она проведет в этой Академиитюрьме не дольше одного семестра. Что отец, которого просто-напросто заманили под предлогом спасательной миссии в Траминер из научной лаборатории Аркаима, придумает это чертово лекарство от страшного врожденного недуга, убивающего юных истинных магов, и тогда его отпустят. И Брайт тогда тоже отпустят.
Академия Весны – идеальное место, чтобы контролировать ее. Тут учатся детки тех, кто будет держать поводок доктора Блэка Масона. Как удобно запустить всех щенков в один вольер и смотреть, чтобы если и перегрызали друг другу глотки, то по крайней мере не насмерть. Главное – забор повыше и замок покрепче.
– У вас три минуты, – рявкает водитель, прежде чем оставить их наедине.
Брайт протягивает руку и касается впалой колючей щеки отца, поджав губы, чтобы не расплакаться. Они тратят драгоценные мгновения на гнетущее молчание, от которого глаза щиплет, будто на роговицу попала соляная кислота.
– Не выходи в комендантский час, – наконец нарушает тишину голос отца.
Он не поднимает глаз от своих худых костлявых пальцев, унизанных перстнями-артефактами.
– После десяти чтобы и духу твоего не было за порогом… Брайт! Я серьезно!
Он качает головой и смотрит сначала в окно на Академию, которая высится в конце длинной аллеи, потом на дочь. Брайт кажется, что папа постарел на два десятка лет, поседел, похудел и стал таким маленьким, хрупким, что хочется его спрятать и не выпускать в этот большой страшный мир. Но она‐то тоже сейчас останется совсем одна.
– Я знаю, что этой ночью ты выходила. Тебя не было дома почти два часа, а потом ты вернулась не на своих двоих… – Он отчитывает, а она готова плакать от боли, потому что это может оказаться последним разом, когда звучит его сухой суровый голос. – Не нарывайся, – шепчет он.
Его подбородок дрожит.
– Будь осторожна, не злись лишний раз и… ради святых, не пой. Не говори на своем языке. Почаще носи очки, уж лучше не привлекать к себе внимание по крайней мере этим.
Она закатывает глаза и усмехается. Ни в Дорне, ни в Аркаиме никого цвет глаз не смущал, и только в Траминере расизм – это часть культурного кода.
– Подружись с кем‐нибудь, тебе нужна компания… Слушай преподавателей.
– И ты не нарывайся. – Ее голос под стать ему звенит от эмоций, будто колокольчик. Это уже похоже на истерику, они оба держатся на честном слове, из последних сил. – Сделай все как они велят… пожалуйста. Па?..
– Я постараюсь, Би. Если что, беги. – Он тянется к дочери, чтобы обнять, но водитель бьет по крыше машины, и оба пассажира дергаются. – Ты знаешь как… Но только если получишь от меня сигнал. Пожалуйста! Потерпи. Тут… безопаснее, чем ты думаешь. Обещаю! Тут много таких… похожих на тебя.
Снова стук по крыше. Брайт морщится. Она не намерена подчиняться чертовым траминерцам, это было решено еще неделю назад, так что не позволяет отцу отпрянуть и сама утыкается носом в его грудь.
Доктор Масон тут же становится мягким, уютным. Страх делает его расчетливым параноиком, а любовь – рассеянным и нежным. Сейчас он боится. Но не обнять на прощание дочь – все равно что лишиться частички себя навсегда.
– Мы скоро будем свободны, – шепчет он. – Обещаю, Би…
– Я тебе верю, па. Береги себя, пожалуйста.
Дверь открывается, и водитель строго смотрит на них, а Брайт понимает, что не хочет в первый же учебный день быть выброшенной из машины как мешок с изюмом на глазах у всех, так что сама выбирается и тут же ежится от пронизывающего ветра. Отец делает движение в ее сторону, будто тоже хочет выйти, но водитель качает головой и закрывает перед ним дверь.
– Па! – Брайт бросается и бьет в стекло, но по ухмылке водителя ясно, что мистер Масон больше не хозяин машины, а только пленник.
Водитель достает из багажника розовый чемодан на колесиках и бросает его на землю так быстро, словно тот испачкан в грязи. Следом падает черный рюкзак, украшенный шипами и заклепками, и Брайт еле успевает поймать его в полете, чтобы спасти хрупкое имущество. Добиться, чтобы ей прислали из дома вещи, оказалось непросто. Пришлось придумывать легенды и трижды переписывать письмо дядюшке, чтобы оно устроило Орден и его разрешили отправить. Но в итоге этим утром Брайт получила свои чемоданы с платьями, шляпами, косметикой, сумками и куртками, а также пожелания от дяди хорошо провести время в Траминере. О, это будет лучший отпуск в жизни Брайт Масон, она не сомневалась. За три вечера, что она составляла письмо, так и не вышло придумать толкового шифра, чтобы попросить о помощи, – со стороны это путешествие кажется таким невинным. Кажется, в аркаимской газете даже вышла статья «Блэк Масон посетил Траминер с исследовательской миссией».
– Дальше сама, – рычит водитель, садится в машину, и Брайт даже не успевает ничего понять, а пыль из‐под колес уже взмывает в воздух и успевает осесть на брусчатку.
– Дальше сама… – вторит Брайт водителю.
Главное – не плакать. Это уж точно никому не поможет…
Рюкзак привычно давит на плечи, будто обнимает и прикрывает спину от холода. Ручка чемодана же слишком холодная и намекает, что пора привыкать к новому дому, а это неприятно. Брайт встает посреди мукатовой аллеи и смотрит на Академию.
Над широким крыльцом со множеством ступенек – золотые пылающие огнем буквы «Медицинская академия им. Весны Доротеи Доминики». Само здание пугающе темное, но безумно красивое, классически правильное. Стены из черного гладкого камня, острые шпили прокалывают густые свинцовые облака, узкие высокие окна сверкают чистыми стеклами. Ни одной неверной линии, ни одной треснувшей колонны или обтесанного океанским бризом угла. Все настолько идеально, что кажется рисунком на открытке из сувенирной лавки.