Поздний развод - Иегошуа Авраам Бен. Страница 41
– Ничего. Просто устал. Я не спал всю прошлую ночь.
– Я знаю. Слышал, как ты ворочался в постели. Почему бы тебе не закрыть глаза? Обещаю тебе замолчать.
– Этого не требуется. Мне никогда не удавалось уснуть в автобусе.
– Ты слишком перенапрягаешься… умственно… Я обратил на это внимание во время твоей лекции. Ты был так напряжен… словно натянутая тетива… поверь старику, так ты выгоришь очень быстро. И откуда только в тебе этот огонь… этот пафос? Неужели от меня? Я не имею в виду напор… но… и ты выбрал такую мрачную тему. Кроме того, ты обладаешь талантом придавать важность тому, чем ты занят. Еще когда ты был малышом и приходил из школы домой, вся семья затаив дыхание слушала твой рассказ о том, что происходило с уличным котом или с мухой, за которой ты следил по дороге домой. Где мы едем сейчас? Что случилось с монастырем траппистов, который был где-то здесь? Или я что-то путаю?
– Мы сейчас на новой объездной дороге.
– А, это та самая знаменитая дорога! Читал я об этом. Видел даже газетные фотографии торжества, когда премьер-министр (или это был президент?) перерезал ленточку. Поистине, сионизм жив, если по поводу появления нескольких километров новой дороги мы устраиваем такой бал-маскарад.
– Вчера мы тоже здесь проезжали.
– Значит, я этого не заметил. По правде говоря, мне сейчас не до пейзажей, сынок. До сих пор не могу сообразить, где я и что со мной, пусть с момента моего прибытия прошло уже четыре дня. Ладно, весь первый день я проспал как убитый, я просто не держался на ногах. День второй был отдан ожиданию вестей от Кедми, который настоял, чтобы отправиться в больницу одному, что он и сделал, вернувшись в итоге ни с чем. Вчерашний день я провел с вами, а сегодня я должен вернуться. Один Господь знает, что она там приготовила для нас. Больше я никому уже не верю. А ведь я думал, что все это дело займет один-два дня: подписи, процедура развода, словом, все-все, и у меня еще останется время, чтобы побыть с вами, увидеть старых друзей, порыться в книгах. Так все должно было произойти – по крайней мере, на взгляд оттуда. Об этом писалось в письмах, которые летели туда и сюда, об этом говорилось в бесконечных международных разговорах по телефону… Кедми чуть не уморил меня до смерти, обсуждая малейшие детали, он поднимал меня с постели ради них глубокой ночью – за мой счет, конечно. Похоже, он наслаждался, терзая меня. Что это мы сейчас проехали?
– Я не знаю. Что это было? Вот этот лесок?
– Нет, то, что было за ним.
– Это небольшой армейский лагерь.
– Ты не мог бы чуточку прикрыть окно? Похоже, снаружи чертовски дует. Не хочешь ли сказать, что снова начался дождь?
– Понятия не имею.
– Яэль сказала мне, что такой зимы, как эта, не было уже несколько лет. Я знаю, ты сердишься на меня за то, что я тащу тебя с собой сегодня. Ты всегда давал окружающим почувствовать, что твое время обладает не сравнимой ни с чем ценностью. Пусть так… но я полагаю все же, что ты можешь себе позволить потерять один день своей жизни ради своего отца… и для блага своей матери, кстати, тоже. Да, можешь мне поверить – это делается для ее блага тоже. А пропущенная профессором лекция будет прочитана днем позже, вот и все. Просто мне не вынести мысли, что вот-вот придется встретиться с ней лицом к лицу. А Яэль просто застынет, и от нее не будет никакого проку, если мы вдруг начнем ссориться. Если бы Цви согласился к нам примкнуть… но он отказался. Ладно, это не имеет значения. Ты так давно не навещал ее, что можешь считать, что давно задолжал ей этот визит. Кедми утверждал, что в эти последние годы он видел ее чаще, чем ты и Цви, вместе взятые. И если он, как всегда, несколько преувеличивает, мы не можем дать людям повод обвинять нас в чем-то подобном. Обвинять нас в том, что мы вышвырнули ее из своей жизни вон, как старую собаку. Даже если Цви всегда был ей ближе, ты просто обязан навестить ее сейчас, пусть даже больница от тебя так далеко. Куда мы это сейчас поворачиваем?
– По направлению к аэропорту. Здесь мы вливаемся в трассу, ведущую в Петах-Тикве.
– А, понимаю. И эта вот четырехполосная магистраль тянется до Тель-Авива?
– Да.
– Тель-Авив – это место, по которому я скучал больше всего. И за эти четыре дня сейчас я к нему всего ближе. Эта влажность… этот запах моря… широкие тротуары со столиками на них, выставленными и занятыми уже с утра… Евреи, посещающие Израиль, всегда толкуют об Иерусалиме, но тут же спускаются к Тель-Авиву, и как же я их понимаю… Всем им следует рассказывать о том, что сионизм начался с того, что человек оставил Иерусалим и спустился к побережью, к болотам и мангровым зарослям, где ничего, кроме комаров, змей и смерти от малярии, его не ожидало. Кто в состоянии оценить это сейчас? Иерусалим. Иерусалим… его превратили в святыню, в культ… но я о другом. Я хочу, чтобы ты говорил о моем деле… скоро… Хочу, чтобы ты объяснил ей ситуацию. Что все кончено. Поговори с ней несколько отвлеченно, начни издалека: о свободе, об общечеловеческих ценностях. Твои представления о моральной справедливости всегда имели для нее большое значение. Будь предельно вежлив, но тверд. И думай обо мне… ведь ты на моей стороне, не так ли, мы ведь смотрим на мир одинаково. Яэль слишком поддается эмоциям, поэтому лучше будет для нее помолчать. А сам я к тому, что говорил раньше, не добавлю ни слова, потому что, стоит мне начать, все пойдет кувырком… и я клянусь тебе… я даже рта не раскрою.
(Почему бы тогда ему не замолчать прямо сейчас.)
– Не вздумай даже заикнуться о другой женщине или ребенке. Ничего не говори о прошлом и обо мне. Упирай на принципы. Я благодарен Цви, что он не поехал с нами… один Бог знает, что он обо всем этом думает. Кедми тоже может отдыхать, нужды в нем нет. Пусть нас будет только четверо… посидим тихонько, поговорим… все это касается только нас. Но говорить будешь ты. Кстати, ты уже решил, что именно?
– Более или менее.
– Давай сначала послушаем ее, а затем, если надо, поясним кое-что. Я хотел бы вот чего – начиная разговор, знай, что я абсолютно от нее не завишу. Единственный, у кого в случае отказа могут возникнуть проблемы, это она. Я постараюсь… существует, кроме вот этого, множество других путей… если потребуется, я могу абсолютно законно этого ребенка усыновить. Не дай ей почувствовать, что мне это очень нужно… Это только подстегнет всю ее злобу. Она может не понять, что ситуация изменилась в корне и я уже давно у нее не под каблуком. А ты говори с ней о принципах в тех логических формулах, в которых ты так силен… безо всякой сентиментальности, так, словно ты читаешь лекцию своим студентам. Я полагаюсь на тебя… кстати, мы сейчас не приближаемся к последней остановке?
– Нет.
– Когда-то они обычно останавливались здесь, чтобы перекусить.
– В этом уже давно нет необходимости. Вся дорога без остановок занимает сейчас не более двух часов.
– Ты выглядишь очень бледным.
– Просто устал.
– Тогда почему бы тебе не попытаться уснуть? Можешь положить голову вот сюда. Я сейчас подвинусь.
– Не стоит. Все равно я не умею спать в автобусах.
– Это потому что ты боишься потерять над собою контроль.
– Откуда ты набрался подобных идей? Похоже, ты и вправду стал большим специалистом в вопросах психологии.
– Я тоже боюсь заснуть во время путешествия. Но ты не беспокойся. Я все хотел спросить тебя – как у тебя обстоят дела с деньгами? Хватает?
– Для чего?
– Вообще. Я заметил, что денежный вопрос тебя беспокоит… и сильно. Если у тебя есть проблемы… попал, допустим, в передрягу, дай мне знать, вернувшись, я что-нибудь наскребу и пришлю тебе.
– Я? Попал в передрягу? С чего ты взял?
– Ладно, ладно… не сердись. На самом деле я очень рад, что остался у вас. Жаль, что так ненадолго. Над чем ты сейчас работаешь, скажи-ка мне. Извини, что я не отреагировал, когда ты прислал мне свою диссертацию. Я ею очень гордился. Говоря честно, это было именно то, о чем я сам всю жизнь мечтал, но так и не собрался написать.