Скорми его сердце лесу - Богинска Дара. Страница 1

Дара Богинска

Скорми его сердце лесу

Предисловие автора

Дорогой читатель!

Книга перед тобой пропитана лесными шорохами, светящимися огоньками в чаще и запахом грибного дождя. Я долго и внимательно изучала азиатскую мифологию, и среди качающихся ветвей алого клена и волшебной небесной гортензии ты найдешь как знакомое, так и новое. Для понимания многие сложности опущены, для уменьшения культурной пропасти иногда используются более современные термины, для удобства традиция обращения «сначала фамилия, потом имя» изменена на привычную нам. Если какие-то слова будут тебе незнакомы, скорее всего, внизу страницы будет информация о том, что это означает в книге.

Я не ставила себе целью исказить знакомую и любимую многими мифологию Японии, но этот мир – авторский, воображаемый, где много веяний других эпох и народов. Здесь живут боги, демоны и духи, а ханъё (современные термины, помните?) являются частью общества, вертя лисьими хвостами и дергая кошачьими ушами.

Этой книги не получилось бы без помощи Рики Иволки, Софьи Кушпиль и моего мужа Артема, который почему-то удивительным образом одобряет мои писательские запои. Кланяюсь им в пол.

Надеюсь, читатель, ты полюбишь этот мир так же, как полюбила его я, и научишься принимать, как это сделала Соль.

С любовью и благодарностью,

Дара.

Шепот вечного леса 1

Лес видел и помнил все.

В самом могучем и старом дереве леса жил дух-хранитель. Часто, когда люди проходили мимо, дух шутил и беззлобно их пугал, неожиданно резко и громко вздыхая, отчего ветер в кроне щелкал, выл и хлопал, а ветки хрустели, будто на них наступила звериная лапа.

– Снова Хранитель шутит, – бурчали дикие звери, светлячки и болотные огоньки.

Когда-то дух был сильным и крепким, и лес был густым и зеленым. Смех его хранителя переливался птичьим многоголосьем, играл шелестом павшей листвы и звучал так громко, что звоном ручья наполнялась даже самая темная чаща.

Но время шло. Другие деревья становились выше. А он потерял свою игривость и уже не мог заставить себя рассмеяться. Он спал, а проснувшись, лишь сильнее хотел спать. В сухих корнях завелся выводок беспокойных мышей, ручьи растеклись шире и заболотились, а пугать стало больше некого.

«Я скоро умру», – подумал между черными пустыми снами дух, и ему стало страшно за приходящий в запустение лес и то, что он хранит под собой.

Дни шли, недели бежали, неслись мимо месяцы и пролетали годы. Листва опала с его потемневших ветвей, он оживал лишь изредка, перестал видеть и стал забывать, что был духом и что надо просыпаться.

…Так дни монотонно сменяли ночи, пока дух не почувствовал, как нечто буквально выталкивает его из сна. Это был острый и пряный запах.

Открыв глаза, дух увидел странного молодого ханъё, бежавшего сквозь лесную чащу, запыхавшегося, растрепанного. Его белая одежда была испачкана кровью, и выглядел он злобно, потерянно и отчаянно. В темноте леса, заросшего паутиной, мхом и плесенью, звучал собачий лай. Странного молодого человека преследовали. Дух хотел остановить его и узнать, что произошло, но был слишком слаб. Где-то вот-вот должно было произойти нечто ужасное, это не вызывало сомнений, но все, что смог сделать хранитель, – поднять корень, заставив человека споткнуться.

На землю упала пара капель крови. Ханъё остановился, уперся рукой в сухую морщинистую кору, наклонил голову. Его кровь потоком хлынула из разбитого носа. Свежая и вкусная. Острая и пряная.

И дух-хранитель улыбнулся. Зловещей, ожившей улыбкой.

– Десятый сын… десятого сына… – прошипел он из-под земли. Его ветви захрустели и начали ломаться, когда потянулись за замершей в ужасе жертвой.

– Нет!

– Сам пришел… Сам пришел! Десятый сын… Предназначен…

Корни поднялись, побагровели, поползли. Впервые за долгое время дух-хранитель покинул свою усыпальницу.

Молодой мужчина отшатнулся, упал и утонул в шевелящемся, будто змеиная яма, клубке живых корней. Переворачиваясь на спину, он потянул из ножен меч, резко вскрикнул… Было уже слишком поздно.

– …в жертву!

Кричал он недолго.

Дух умер. Хранитель – родился.

Плоды первой любви горше красоты ее цветов

Отец должен был вернуться уже неделю назад, но я не волновалась. Моя служанка, Амэя, часто повторяла, что его хранят сами духи нашей земли, и ничто не может навредить ему. Вряд ли на всей Наре нашелся бы человек, который хотел бы папе зла и при этом прожил достаточно долго, чтобы сделать что-то плохое нашей семье.

Без него я была предоставлена сама себе и могла сколько угодно пропадать в городе. И, пусть за мной следовала ворчливая и воинственная Амэя, в эти дни я была совершенно свободна и счастлива.

И я была не одинока в своем счастье. Рядом был Син.

Мы гуляли по широким улицам столицы, шли рядом, почти соприкасаясь локтями. Под тенью вечноцветущей священной сливы мелькали журавлики, что разносили в своих бумажных крыльях позднюю почту, в фонарях горел синим пламенем лисий огонь. То и дело я поглядывала на Сина – кот-ханъё был на полголовы меня выше, и в неровном свете фонарей тяжело было угадать выражение его меняющихся глаз.

Я рассматривала город. Мы бывали в столице часто, но меня все равно удивляло, что жизнь здесь была совсем иной, нежели в отдалении императорских владений. Стражников меньше, чем у дворца, и они были расслаблены: играли в кости прямо посреди парка, иногда покрикивали на детей, но сами смеялись громко и заразительно. Я расправила легкую голубую юкату [1] и улыбнулась своим мыслям. Мимо прошла семья ханъё-волков, мальчишка лет шести так радостно махал хвостом, что повеяло ветерком.

– Пойдем в вишневый сад? У меня там есть любимое место.

– Куда ты водишь всех девушек? – Не могла не сострить я.

Син усмехнулся, выбивая у меня землю из-под ног. Это была улыбка плохого парня, которую я еще не видела на его лице.

– Только самых догадливых.

Я спрятала улыбку за рукавом и пошла за ним.

По широким улицам, где свободно могли разъехаться две кареты, мы дошли до святилища Пяти. Сложенное из белого камня, с красными изогнутыми крышами, оно возвышалось над городом и было видно со всех сторон, но только вблизи становилось понятно, насколько огромно это здание. Папа часто водил меня сюда, мы приносили дары своим предкам и оставляли записки-талисманы у ног Матери-Лисы, Отца-Дракона, Брата-Волка, Сестры-Кошки и, конечно, Брата-Обезьяны – нашего, человеческого покровителя. Внутри было уютно. А снаружи я чувствовала себя маленькой и незначительной. Оглушительно зазвучал гонг, двери святилища открылись, и улицу наводнила толпа, множество людей и ханъё. Мы обогнули павильон Отца-Дракона, чуть ли не пробивая себе дорогу локтями. В воздухе стоял гул, звон колокольчиков на посохах паломников, сильно пахло потом, благовониями, эфирными маслами.

Я не привыкла к такому количеству людей. Меня случайно трогали, грубо отпихивали, кто-то рыкнул мне в лицо:

– Ногами двигай, обезьяна бесхвостая!

Толпа. Слишком много. В императорских угодьях, где я провела большую часть своей жизни, меня никогда не окружало столько людей. Я росла в одиночестве, и на официальных шумных приемах мне всегда становилось не по себе.

Меня напугал человек в клыкастой драконьей маске, который резко обернулся, я не смогла найти своего спутника и ощутила, что меня колотит от страха. Спина взмокла. Ноги налились тяжестью. Я словно бы тонула в этом многоликом, многоголосом море. Я не могла вздохнуть. Остановилась… и тогда Син за руку выдернул меня из толпы.