Остров - Лаймон Ричард Карл. Страница 24

Я не верил, что это правда. В сущности, я даже сомневался, что она вообще когда-либо высказывала то, что у нее было на уме – возможно, она даже сама не знала, что там творится.

Но она напрашивалась на неприятности, и я ей их устроил. Это было, конечно, не очень умно, но я сказал ей примерно следующее: “Думаю, ты сняла бюстгальтер потому, что хотела продемонстрировать свои сиськи – в натуральную величину – Уэзли”.

У нее аж челюсть отвисла.

Через секунду она выпалила:

– И это благодарность за мою заботу?

Что бы это могло значить?

Я испугался, как бы она не кинулась за топором. Но страхи оказались напрасными. Вспенив воду, Конни взлетела вверх по склону и бежала без остановок до самой спальной площадки. Там с разбегу плюхнулась на свои постельные лохмотья.

Я остался стоять в ручье, недоумевая, что же было не так.

Вроде все так хорошо начиналось, и она так дружелюбно была настроена.

Разве что это было чистое притворство.

Что касается Конни, просто чертовски сложно определить, что в ней настоящее, а что нет.

Единственное, в чем можно быть абсолютно уверенным, так это то, что она никогда не будет реагировать так, как можно было бы ожидать от нормального человека. Не то что Билли или Кимберли. Они ведут себя вполне разумно. Не в пример Конни.

Связано ли это каким-то образом с тем, что она еще подросток? Впрочем, в восемнадцать лет, казалось бы, все эти подростковые дела должны остаться позади.

Что-то мало похоже.

Она напоминает мне одного знакомого кота. Однажды я гладил его по голове. Ему это жутко нравилось: от удовольствия он щурился и раскатисто мурлыкал. Но внезапно, Бог ведает почему, взбеленился и сильно поцарапал мне руку.

Вот о чем я думал, завершая водные процедуры в ручье. Опустившись на колени, обмылся от крови, где только смог достать. Затем постирал плавки. В конце концов вышел на берег, поднял топор и вернулся в лагерь.

Думаю, Конни еще не спала. Сначала я хотел подойти к ней и попробовать помириться, но потом эта мысль показалась мне не совсем удачной – это могло закончиться тем, что она бы вновь завелась.

Так что я пошел к костру и сел подле него, решив посидеть так до утра и подежурить – хотя особой необходимости в ночном бдении уже не видел.

Наша засада не совсем провалилась – Кимберли все же удалось нанести Уэзли пару неприятных ран.

Хотя и не смертельные (если только не инфицировались), они наверняка еще долго будут болеть. И он оставит на это время нас в покое. Но, хотя нападения и не ожидалось, спать я не лег и продолжал нести дежурство. В голове роилась масса мыслей. Я планировал провести у костра всю ночь, чтобы женщины могли хорошенько выспаться, но незадолго до рассвета проснулась Билли и подошла к огню.

Она села рядом со мной. Одна сторона ее лица посинела и припухла от удара копья Тельмы.

– Что нового? – спросила она.

– Не думаю, чтобы существовала большая вероятность того, что они потревожат нас этой ночью.

– Да, это так... А как у тебя? Как твои ранения?

– Конни обмыла их.

– Покажи.

Откинувшись назад, я повернулся к ней. Глядя на мои раны, Билли скривилась.

– Должно быть, очень больно.

– А как ты?

– Жить буду. – Она положила руку мне на ногу. – Пойди хоть немножко поспи.

– Я не настолько устал.

– Не выдумывай. Ступай.

– Я бы лучше остался и составил тебе компанию.

– Спасибо, только знаешь что? Сейчас мне хотелось бы побыть немного одной. Понимаешь?

Мне жутко хотелось остаться с ней – и совсем не ради компании, но потому что я и сам чувствовал себя как-то одиноко. А, если уж на то пошло, я предпочел бы компанию Билли любой другой, которую мог себе в тот момент представить.

Но, вероятно, ей действительно хотелось посидеть одной и вспомнить Эндрю. Поэтому я сказал:

– Конечно. Увидимся позднее, – и пошел на свое спальное место.

И, не успев опомниться, тотчас же крепко уснул.

Всякая всячина

Вот такой была прошлая ночь. Это все еще четвертый день, и лучшую часть его я провел, заполняя страницы дневника.

Только что делал очередной перерыв.

Время послеобеденное, ближе к вечеру. День практически не отмечен никакими событиями. И слава Богу.

Я уже упоминал о том, что во время предыдущего перерыва рассказал девчонкам о своем дневнике.

Есть еще кое-какие моменты, заслуживающие упоминания.

Например, мы начали использовать нашу уборную по прямому назначению. Пришлось положить поперек ямы несколько веток, чтобы было на чем стоять.

Билли и Кимберли при некотором моем содействии соорудили пару навесов. Мастерили их так же, как стены туалета: привязывая ветки с листьями и пальмовые листья к каркасам из прутьев. Только на этот раз это были не стены, а крыши. Мы установили их на шесты возле спальной площадки. Их назначение – обеспечить нам защиту от солнца. Между прочим, сейчас я под одним из этих навесов. И хотя солнце еще ни разу не было особенно свирепым (жара здесь довольно умеренная, к тому же обычно дует приятный бриз), я получаю истинное удовольствие от того, что могу сидеть в тени, когда заполняю дневник.

Кроме этого, Билли и Кимберли сделали новое оружие взамен потерянного и сломанного прошлой ночью.

Конни провела большую часть дня в гордом одиночестве. Почти не разговаривает со мной после нашей перепалки у ручья. Когда же мы оказываемся рядом, она волком косится на меня.

Положительного в этой ситуации только то, что она теперь часами ловит рыбу. Еще утром одолжила у Кимберли нож и выстрогала особой формы острие на своем копье: длинное и тонкое, с тремя вырезанными сбоку шипами. Они похожи на небольшие острые сучки, направленные остриями назад. Самый маленький – у кончика копья, по мере удаления шипы удлиняются. Очевидно, назначение этих колючек – предотвратить соскальзывание загарпуненной рыбы.

Впрочем, вид у этой штуковины крайне зловещий. Надеюсь, что Конни не осерчает и не решит использовать ее против меня.

Как бы там ни было, но Конни простояла несколько часов в бухте, на значительном расстоянии от берега, там, где глубина доходит до пояса. Должно быть, она долго не могла приноровиться к своему оружию, потому что время от времени с ее стороны доносились возгласы, упоминающие чью-то родительницу. И, наконец, раздалось ликующее: “Есть! Попался, чертя-ка!” Подняв голову, я увидел, как Конни вскинула в небо на кончике копья огромную серебристую рыбину. Послышались одобрительные возгласы, к хору которых присоединился и я. Конни вынесла рыбу на берег. Кимберли подбежала к сестре с нашей самой большой кастрюлей, зачерпнула в нее морской воды по самые края, после чего Конни бросила туда рыбу.

В общей сложности она поймала четыре рыбины, так что сегодня у нас ожидается не ужин, а целый пир.

Вот и все сегодняшние события. По крайней мере, ничего плохого.

С учетом всех обстоятельств, мы еще довольно неплохо держимся. Позавчера и вчера нам пришлось пережить смерть Кита и Эндрю. Сегодня навалились новые проблемы: гнетущие раздумья о провале нашей засады и измене Тельмы – плюс все полученные прошлой ночью ранения.

По части последних, я наиболее тяжелый случай, если не считать Уэзли.

После меня, вероятно, самой пострадавшей является Кимберли. Проникающих ранений у нее нет, но на грудной клетке, под правой подмышкой, – безобразный синяк. Еще у нее синяки на животе и правом бедре – от ноги Тельмы.

У Билли и Конни синяки на лице. Опухоли спали, оставив темные расплывчатые пятна. У Билли на левой щеке, а у Конни на левой стороне нижней челюсти. Билли значительно больше досталось от копья Тельмы, чем Конни от моего кулака.

На этом я собираюсь пока поставить точку, потому что иду помогать готовить ужин.

Рыба просто великолепна. Билли поджарила ее на сковородке, залив вином – по своему особому рецепту. Кроме того, мы пустили бутылочку по кругу, чтобы нашим друзьям с плавниками и там было где поплавать.