Бог Войны (ЛП) - Кент Рина. Страница 43

— Вы вежливо попросили?

— Если под вежливостью ты подразумеваешь, что я выдвинула ультиматум, то конечно, я сказала это с ослепительно милой улыбкой.

— Почему я не удивлена?

— Именно он продолжает настаивать на том, что мы супружеская пара, но, судя по всему, он забрал из университета только контролирующее поведение. Не знаю, с кого он берет пример, учитывая, что его отец относится к его маме как к королеве. Ты уверена, что его не подменили в роддоме?

— В чем я уверен, так это в том, что в этой игре «тяни-толкай» нужно меньше тянуть, пока она не надоела.

— Что… ты имеешь в виду?

Она задерживает на мне взгляд, но не предлагает никаких других слов, кроме указаний готовить.

В итоге я сжигаю суп, только слегка, и попадаю в список дерьма Сэм за то, что подвергаю опасности ее невероятную кастрюлю.

Но больше всего мне нравится готовить шоколадно-клубничный торт, и он получается вполне приличным, хотя и не таким пористым, как должен быть.

Полдня и огромный беспорядок на кухне спустя, и Сэм уже надоели мои выходки. Она прогоняет меня после того, как я разбиваю хрустальный бокал. В свое оправдание скажу, что выглядел он уродливо.

В любом случае, приняв душ, я переодеваюсь в такое же платье с более откровенным вырезом, а затем надеваю нежно-розовые тапочки с пушистыми помпонами.

Когда я снова спускаюсь по лестнице, уже около шести.

Я выглядываю на улицу из прихожей, но машины до сих пор нет.

Тогда я поднимаюсь в музыкальную комнату, репетирую Баха больше двух часов, а потом снова спускаюсь вниз.

На этот раз я скорее раздражена, чем разочарована.

— Вам нужно поужинать, — говорит Сэм, указывая на тарелки на столе, среди которых мой суп и два кусочка моего торта.

— У меня нет аппетита.

Я распахиваю шкаф, хватаю ведерко сладкой ваты и проскальзываю в библиотеку, чтобы почитать о выдуманной романтике и далеких мирах.

Подумав, я хватаю дурацкие книги Илая по политике, истории и финансам и складываю их на плюшевом персидском ковре в несколько хаотичных рядов. Представляю, как заблестят его глаза, если он увидит их в таком неорганизованном виде.

Идеально.

Я ложусь на живот и продолжаю есть сладкую вату, перелистывая страницы огромной книги о Столетней войне.

Я даже не читаю. Это абсолютно неинтересно.

Вся идея в том, чтобы испортить книгу.

Я фотографирую свои липкие пальцы, ведро сладкой ваты и гору его книг, а затем отправляю ему.

Ава: Интересные штуки.

Я не могу скрыть улыбку, когда его ответ приходит незамедлительно.

Железный Человек: Ты заляпала страницы сахарной ватой, Ава?

Ава: А я-то думала, что твои дедуктивные таланты уже заржавели.

Железный Человек: Прочь из библиотеки и забери с собой это ведро для террористов.

Ава: Но я не хочу. Кстати, ты можешь объяснить это?

Я обвожу красным строчку в книге, даже не читая ее, подчеркиваю или выделяю несколько других, а затем загибаю страницу для пущей убедительности. Удовлетворенная своей работой, я делаю снимок и отправляю его ему.

Он не отвечает в течение одной долгой минуты. Кажется, я довела его до сердечного приступа.

Весело.

Надо было раньше сыграть на его склонности к организованности. Неудивительно, что он отделил целой комнатой мою и его части библиотеки.

Ава: Ээээээй. Ты еще здесь?

Железный Человек: Абсолютно, но ты — нет, когда я закончу с тобой.

Ава: О, умоляю. Я просто невинно прошу о помощи.

Железный Человек: В тебе нет ничего невинного. В чем причина твоего бунтарства?

Ава: Я просто спокойно читаю.

Железный Человек: Хаотично — более подходящее слово.

Ава: Ты прав, никакого спокойствия тут нет. Я на всю врубила хеви-метал. Наши соседи заявили бы на меня в полицию, если бы не система звукоизоляции. Сэм эвакуировала из помещения почти весь персонал, так что остались только я и твои книги. Никто не спасет их от моей строгой системы подчеркивания. Какая жалость.

Я отправляю еще несколько фотографий с заметками, но на этот раз он не отвечает.

С ним неинтересно.

Как только я думаю, что придумала, как с ним пошутить, он с легкостью отшивает меня.

Мое разочарование достигает опасных высот, и я хватаю средневековый роман из своей драгоценной коллекции, а затем ложусь на живот посреди его претенциозных книг.

Как по мне, им не помешало бы познакомиться с более качественной и менее снобистской литературой.

Подняв ноги в воздух, я скрещиваю их в лодыжках и погружаюсь в мир герцога-грабителя с сомнительной моралью, поедая больше сладкой ваты, чем положено.

Это несправедливо. Почему в книгах мужчины лучше?

Сделайте петицию о превращении всего мужского населения в мужчин, написанных женщинами. Пожалуйста и спасибо.

— Какого черта ты делаешь?

Я ненавижу привкус возбуждения, который проникает в меня при звуке его глубокого, изысканного и подозрительно спокойного голоса.

Он действительно хорош в этом дерьме, если ему удалось не дать мне заметить его появление.

— А на что это похоже? Читаю, — говорю я, не обращая внимания на его присутствие.

— И ты не могла сделать это в более приличной одежде?

Я бросаю взгляд на него через плечо и немного жалею об этом, потому что, видимо, забыла, насколько незаконно ослепителен мой муж.

Одетый в темно-синий костюм и держащий руку в кармане, он выглядит так, будто сошел прямо с модного подиума, несмотря на то что весь день находится в офисе.

Я позволила своему взгляду бесстыдно блуждать по нему. Черные волосы, ледяные глаза, каменно-холодное лицо, поджатые губы…

Я приостанавливаюсь. На нижней губе у него рана, достаточно большая, чтобы выделяться на фоне всего остального.

— Что на тебе надето? — спрашивает он.

Я вздыхаю.

— Max Mara. Серьезно, с каких пор тебя так интересуют дизайнеры моих платьев?

— С тех пор, как они стали неприличными.

— Они достаточно приличные.

— Достаточно, чтобы показать твою задницу.

Я оглядываюсь через плечо, и, да, край моего кружевного белья отлично виден.

Мои щеки пылают, но я пожимаю плечами.

— Не знала, что мы собираемся развлекать короля. Я здесь одна, расслабься.

— А если бы вошел кто-нибудь из персонала?

— Тогда у них осталось бы кое-что веселое на память обо мне.

Я наматываю сладкую вату на пальцы, подношу их ко рту и чувственно посасываю. Сахар взрывается на моем языке, но не только сладость посылает мне прилив эндорфинов.

Его глаза потемнели до расплавленного серого цвета, когда он сосредоточился на моей руке.

Я понимаю, что это опасная стратегия, когда тоже хочу его, но я должна как-то его обезоружить. И если соблазнение — единственный способ, то я с радостью приму участие в этой игре.

Когда я провожу языком по среднему и указательному пальцам, его ноздри раздуваются, а челюсть напрягается. Я продолжаю, глубоко заглатывая пальцы, с жадностью посасывая и облизывая их, подражая тому, что я делала с ним совсем недавно.

Хотя он остается неподвижным, я чувствую, как его желание кипит под гладким фасадом, словно огонь, который ждет, чтобы разгореться. Когда он небрежно прикасается к своим часам, мне кажется, будто я чувствую, как его сдержанность уходит, но он все равно продолжает стоять на месте.

Раздражает, что он ничего не показывает внешне.

Как чертов психопат.

Чувствуя, что не получу желаемого, я разжимаю пальцы.

— Если ты закончил размышлять, мне нужно вернуться к очень важной сцене…

В одно мгновение я лежу, а в следующее сильные руки обхватывают мои лодыжки. Я вскрикиваю, когда меня переворачивают, раздвигают ноги, и Илай кладет обе руки по обе стороны от моей головы.

Он нависает надо мной, его тело находится в опасной близости от моего, и я с трудом пытаюсь перевести дыхание. Воздух вокруг нас трещит от напряжения, каждый нерв в моем теле на пределе. Его запах заполняет все мои чувства, ошеломляя своим знакомым опьянением и притягивая меня еще больше. Как будто мы два магнита, которых непреодолимо тянет друг к другу невидимая сила.