Бог Войны (ЛП) - Кент Рина. Страница 45
— Что не?
— Не останавливайся, — мне стыдно за то, что мои слова звучат так жалобно, но это чувство длится только до тех пор, пока его голос снова не заполняет мои уши.
— Ты даже не представляешь, на что подписалась, красавица, — это прозвище прозвучало как рычание, когда он опустил меня обратно на пол и расположился позади меня. — На колени, задница вверх.
Неловко и, как ни удивительно, я подчиняюсь, упираясь локтями в ковер и слегка приподнимая бедра.
Я чувствую, как его ястребиный взгляд с диким намерением следит за каждым моим движением, но прежде, чем я успеваю посмотреть на него, он задирает мое платье до талии.
Внезапный порыв холодного воздуха обжигает мою кожу, когда он с силой запускает руку под ткань моей одежды. Я задыхаюсь, когда он разрывает ткань, обнажая мою голую грудь. Его грубые пальцы обхватывают и крутят мой напряженный сосок, посылая волны удовольствия. Я прикусываю нижнюю губу, пытаясь подавить хныканье. Но ощущения слишком сильные, слишком грубые, и я не могу удержаться от тихого стона, когда он продолжает исследовать мое тело своими умелыми прикосновениями. Каждый нерв горит, каждый сантиметр кожи покалывает от желания, пока он овладевает мной.
— Ты ходила без лифчика, жена?
— Иначе платье бы плохо сидело.
— Карьера моего мужского персонала будет уничтожена из-за его отсутствия, — он снова щиплет и крутит один сосок, посылая волны удовольствия в мой центр, затем переходит к другому. — Если ты хотела, чтобы я их уволил, тебе нужно было только попросить.
— Не будь козлом… о боже.
— Не будь вертихвосткой. Я не люблю, когда другие смотрят на то, что принадлежит мне, — его тень кажется сейчас такой огромной, такой внушительной в своей безжалостной интенсивности.
Он стягивает мои трусики до колен, продолжая терзать мою грудь, и проводит пальцем по моей мокрой от возбуждения киске.
Мои колени почти подгибаются, а локти разъезжаются. Я падаю головой на свой роман, и мои ноздри наполняются сладким ароматом бумажных страниц, пока Илай лениво поглаживает мою влажную кожу пальцами.
— Так грязно, миссис Кинг. Так чертовски грязно.
— Это твоя вина, — на выдохе говорю я, когда он крутит мой сосок, а потом убирает руку.
— Обещай, что будешь вести себя прилично в присутствии персонала. Будешь вести себя как моя жена.
— Не… обещаю… Ох, черт, — мои слова затихают, когда он шлепает меня по киске.
Пульсирующая боль смешивается с удовольствием, и я думаю, что немного кончила.
— Попробуем еще раз. Говори: «Я обещаю быть послушной и одеваться прилично».
— Н-нет.
На этот раз его рука опускается на мою ягодицу, и я вздрагиваю несмотря на то, что по моим венам разливается незнакомое чувство.
— Еще раз.
— Нет…
Его ладонь касается моей киски с таким сильным шлепком, что я пошатываюсь, мои щеки вот-вот вспыхнут от жара, и все же мое возбуждение становится таким сильным, что я чувствую, как оргазм нарастает с порочной интенсивностью.
— Неправильный ответ. Мы можем заниматься этим всю ночь, Ава.
— Это все равно «нет».
Три удара подряд обрушиваются на мою задницу, и я вскрикиваю, мои губы дрожат, а киска такая мокрая, что возбуждение капает между бедер.
— Похоже, тебе нравится твое наказание. Интересно, — он раздвигает мои бедра, и я вижу, как он встает на колени позади меня.
Я стону, когда он хватает меня за ягодицы, впиваясь пальцами в синяки на коже.
А потом он ныряет вниз, его язык опустошает мою набухшую киску. Мой нос погружается между страницами книги, слезы, сопли и слюни уничтожают мягкую обложку так же тщательно, как Илай уничтожает меня. Запах моего возбуждения смешивается с затхлым запахом книг, создавая пьянящий аромат, наполняющий воздух.
Его язык грубый и в то же время нежный, искусно ласкает мою киску. Текстура книжных страниц царапает мой нос, усиливая переполняющие ощущения. Он сосет мой клитор, пока давление не становится невыносимо сильным. За веками пляшут белые звездочки, а я хнычу, делая короткие, прерывистые вдохи.
— Илай… О, черт, пожалуйста…
Он отрывает губы от моего клитора.
— Скажи это еще раз.
— Пожалуйста…
— Мое имя. Произнеси мое имя, когда будешь кончать мне на лицо.
Он просовывает язык в мою дырочку, и я бесстыдно трусь о его лицо, раскачиваясь взад-вперед.
— Илай… я кончаю, кончаю.
Оргазм настигает меня с такой силой, какой я еще не испытывала. Он такой же интенсивный, как тогда в уборной, но… более мощный.
Пульсирующая боль смешивается с удовольствием, которое он выжимает из меня, превращая в катарсис14, даже чуждый.
Это момент чистой, пульсирующей несдержанности, словно огонь, пронизывающий каждый дюйм моего тела, воспламеняющий мои чувства и растапливающий мои запреты.
Мне кажется, я никогда не смогу оторваться от этого кайфа, и на какое-то время я, кажется, теряю всякое ощущение реальности. Когда я снова прихожу в себя, то падаю вперед, страницы книги прилипли к моей щеке, а мое испорченное платье падает вокруг меня клочьями.
Илай снова переворачивает меня, как куклу, и опускается на колени, одаривая аурой божества.
Я вижу, как мои соки блестят на его треснувшей губе, и это почему-то вызывает во мне странное чувство пустоты.
Кто сделал это?
Неужели он целовал какую-то другую женщину за моей спиной?
— Ава? — спрашивает он со своим обычным спокойствием, хотя на лбу у него проступают две морщинки. — Ты меня слышишь?
Я протягиваю свои связанные руки к его лицу.
— Кто это сделал?
Какое бы беспокойство ни охватило его, оно исчезает в тумане, когда он хватает меня за руки, прежде чем я касаюсь его, и, хотя он развязывает узел, этот отказ почти уничтожает меня.
Нежно, но бесстрастно он массирует красные следы от галстука, оставленные на моей коже, а затем отпускает мои руки, словно безжизненные змеи.
— Это не должно тебя волновать.
Он встает, бросает на меня последний загадочный взгляд и выходит из комнаты, оставив меня с пульсирующим и колющим чувством отвержения.
Илай покинул дом в ту ночь, когда разбил мой мир вдребезги, и уехал в командировку в Штаты на целую неделю.
После его стремительного ухода из библиотеки, дома и моего непосредственного окружения единственной формой помощи, которую я получала, была помощь Сэм.
Она застала меня в спальне в задравшейся ночнушке, когда я смотрела на его сердитые покрасневшие розовые отпечатки на моей заднице. Она принесла успокаивающий гель, таблетки и свое обычное равнодушное лицо.
Впервые я порадовалась ее безэмоциональному существованию, потому что не могла вынести стыда, который наверняка был написан на моем лице.
А еще она, наверное, съела кусок моего торта в знак сострадания за все те часы, которые я потратила на то, чтобы приготовить ему этот глупый обед, который он так и не съел. Я вылила суп в унитаз и выбросила торт в мусорное ведро, словно хороня унижение, терзавшее каждый уголок моей души.
Всю неделю я чрезмерно тратила деньги Илая, пичкала ими благотворительные фонды, чтобы очистить его сатанинскую душу, и занималась на виолончели усерднее, чем когда готовилась к конкурсу.
После последнего выступления меня снова позвали сыграть на некоммерческом мероприятии, и, кажется, я справилась. На этот раз цветов он не подарил, но прислал сообщение.
Железный Человек: Слышал, ты сегодня играешь.
Ава: Чем обязана такой чести? Ты наконец-то вспомнил, что я существую?
Железный Человек: Удачи.
Ава: Это тебе понадобится удача, когда я доберусь до тебя.
Железный Человек: И что ты будешь делать? Когда доберешься до меня, я имею в виду.
Ава: О, ничего особенного. Выколю тебе глаза, для начала.
Железный Человек: Не слишком хороший стимул для меня оказаться в твоем окружении.