Будь моим мужем - Бут Пат. Страница 43

– О'кей, – скомандовала Рейчел, – пиши: «Происхождение и биография».

Дженни выполнила полученное распоряжение.

– Итак, Джен, я прочла твои заметки. Ты многое узнала о его семье. Его предки по материнской линии прибыли сюда вместе с испанцами в 1610 году, то есть еще до того, как отцы-пилигримы высадились у Плимутской скалы. Седая старина, разве нет?

– Пожалуй, да, если не считать индейцев навахо, живших там уже за четыреста лет до того.

– О'кей, а потом лет двести эти предки, как их там – дель Кастильо, обрабатывали землю, пытаясь не попасться в руки индейцев команчей. Потом старший брат, Соединенные Штаты, нанес поражение Мексике в 1848 году, и Санта-Фе стал частью территории штата Нью-Мексико. Дель Кастильо уже стали к тому времени крупными шишками?

– Начали становиться. Железную дорогу через Санта-Фе проложили в 1880 году, и тогда там начался экономический бум. Эти дель Кастильо, старинный аристократический род из Кордовы, что в Андалузии, стали жениться и выходить замуж за поселенцев. Начали скупать земли в округе, но у них в роду была тяга к живописи. В 1890 году один из предков Чарльза Форда устроил выставку своих картин в губернаторском дворце.

Рейчел задумчиво смотрела в чашку, на черную поверхность кофе. Вчерашний вечер так свеж в памяти. За голыми историческими фактами совершенно не видно ни живого человека, ни его сущности. Его корни уходят в такую старину, в такую древнюю культуру. Неудивительно, что он несет и хранит ее в себе, вот почему ему так неспокойно и тревожно в современной динамичной, стремительно меняющейся Америке.

– А откуда же фамилия Форд, Чарльз?

Они сидели близко друг к другу за столиком, оказавшимся, к счастью, очень маленьким, в задней комнате бара «Танзис». После того как они выпили у стойки, Чарльз предложил ей пройти туда перекусить, и она с благодарностью приняла его предложение. Рейчел говорила вполголоса, потому что совсем рядом, с обеих сторон, сидели другие посетители.

– Отец мой был, что называется, неприспособленным к жизни неудачником с Восточного побережья страны. Романтик. Поэт. Не хотел ни участвовать в регатах в Ньюпорте, ни праздно просиживать в нью-йоркских клубах. Поэтому в конце двадцатых годов, вместо того чтобы учиться в колледже, примкнул к художникам группы Уилла Шастера, основавшим свой поселок под Санта-Фе. Их называли «пятеро психов в глинобитных хижинах». Родители, естественно, пришли в ужас от такого поступка. Это, по-видимому, и явилось главной причиной того, почему он совершил его. Как бы там ни было, отцу это было по душе, а затем он познакомился с моей будущей матерью, Марией дель Кастильо, наполовину англичанкой, и они полюбили друг друга. Вот так я появился на свет.

Она смотрела на этого человека, сидящего напротив, и ей было невыразимо радостно оттого, что он когда-то «появился на свет». Все было так романтично: смешение разных национальностей и сословий. Деньги Фордов и старинные земельные владения дель Кастильо слились воедино. Неудивительно, что Чарльз богат. Но гораздо важнее другое: живопись, жизнь на природе, древний род, поселившийся в пустыне, всегда живший лишь по установленным им самим законам и правилам.

– Стало быть, твой отец был в первых рядах тех, кто основал эту колонию художников?

– Да. О'Киф, Д.Х. Лоуренс и другие знаменитости. Но дело не только в этом. В Нью-Мексико многие люди становятся художниками либо открывают в себе какое-нибудь другое творческое начало. Природа общается с тобой на более глубинном уровне. Ты не замечала этого? – Чарльз пристально смотрел на Рейчел.

Она чувствовала, что в некотором смысле он испытывает ее.

– Не думаю, чтобы это относилось ко мне.

Откинув голову, он искренне рассмеялся.

– Слава Богу – у меня честная собеседница. Художники поглощены исключительно самими собой. Часто не слишком добры. Часто самонадеянны и высокомерны. Иногда и неблагоразумны.

– Это автопортрет? – спросила Рейчел. – Совершенно не похоже на того человека, которого я только что начала узнавать.

– Но ведь пока ты меня знаешь не очень-то хорошо.

Его рука лежала на столе совсем рядом с ее. Рейчел охватило желание опять коснуться ее.

– Иногда я задаюсь вопросом, а по силам ли нам узнать кого-либо, даже самих себя, возможно, прежде всего именно самих себя, – сказала Рейчел.

Его глаза загорелись странным светом. Он слушал ее очень внимательно. Это была не пустая болтовня. С Чарльзом Фордом она, пожалуй, вообще невозможна.

– Ты знаешь, у индейцев пуэбло есть один ритуал, называется «Танец буйвола», в котором мать-буйволица олицетворяет собой прародительницу всех крупных животных. По преданиям пуэбло, мать-буйволица является в видениях молодым индейцам, которым предстоит пройти испытание на зрелость. Она дает им задание и три дня на его выполнение. По одному из преданий, она задает им вопрос в духе Фрейда… задолго до того возраста, в котором Фрейд стал хотя бы задумываться над этим: «Чего на самом деле хочет женщина?»

– А ответ существует?

– Оставаться верной самой себе.

– О-о! – воскликнула Рейчел.

Она попыталась понять смысл этой формулировки. Как может человек познать самого себя? Разве ты не меняешься из года в год, ежедневно, ежеминутно? И что такое верность, черт возьми?

– Я прямо слышу, как напряженно гудит твой мозг, – улыбнулся Чарльз. – Оставь его в покое. Почему бы не попытаться прочувствовать это сердцем, как дети природы – индейцы?

Она рассмеялась, вспомнив лекции по философии в колледже. Их читали атеисты, слепо верившие в силу своего отточенного, блестящего интеллекта. Их читали люди, полагавшие, что чувства – это то, что ты испытываешь, занимаясь сексом.

– Ведь и ты хочешь того же, не так ли? Свободы поступать по велению своего сердца.

– Относится ли это и к мужчинам?

– Знаешь, по-моему, мужчина хочет иметь рядом с собой верного ему человека и считать себя вправе быть верным этому человеку.

– Как в случае с Розой?

– Хватит заниматься подготовительной работой к своей передаче, Рейчел. Но если угодно, то да, как с Розой. Как с сыном. С дочерью.

На столике стоял графин с красным вином, прямо на скатерти лежали кусочки хлеба. Здесь было тепло и уютно, и Рейчел начинала осознавать, каково это – быть верной самой себе.

– Что вам удалось узнать за ленчем с Уордлоу? – спросила Дженни у Рейчел, прервав ее воспоминания и возвращая в настоящее.

– Что ты сказала? Ах, ленч с Уордлоу. Ну, главным образом, о Розе.

– Мне занести это в рубрику «Происхождение и биография»?

– Нет! То есть да… Роза.

Рейчел почувствовала себя неловко. Итак, ее карьера против Чарльза Форда. Именно благодаря своей карьере она смогла встретиться с Чарльзом. И вот сейчас они расходятся в противоположных направлениях, все больше отдаляясь друг от друга. Она явственно ощущала это, но поделать ничего не могла. Это неотъемлемая часть подготовки к передаче. Существенный элемент интервью. Именно благодаря такому подходу и отношению к своей работе она и стала знаменитой. Роза – ключ к пониманию Чарльза Форда. Роза – ее соперница. Тема Розы привнесет в передачу столь необходимый для зрительской аудитории эмоциональный аспект.

– Роза была художницей, старше его по возрасту, сильной личностью, не верила в брачные узы. Хотела сохранить свою независимость, – сухо излагала Рейчел, заставляя себя держаться строго в профессиональных рамках.

– Ярко выраженный тип феминистки, – уточнила Дженни.

Рейчел пропустила ее замечание мимо ушей. Она думала о ленче с Гарри Уордлоу. Рейчел давно знала, что он питает слабость к коллекционному бордо с изысканным букетом. Благодаря бутылке «Петрус» урожая 1961 года она получила возможность собрать о Розе всю необходимую ей информацию. Пришлось, правда, изрядно попотеть, чтобы уговорить-таки администрацию «Четырех времен года» расстаться со столь ценным раритетом винодельческого искусства.